— Тебе понравился концерт?
Ей нужно было смотреть на что-то. Она раскрыла руки, и из камня ударил свет, бросив разноцветную сетку до самого плеча.
— Мне кажется, он достиг цели, — сказала она.
Невозможно было отгородиться от него полностью. Когда он задавал свой вопрос, теплые тона в его голосе спрашивали совсем о другом: «Тебе понравился мой подарок?»
Теперь тепло исчезло, лицо спряталось за маской отстраненной вежливости, за которой так трудно разглядеть человека. Но эмоции, к несчастью, никуда не делись, только образовали магнетическую смесь со знаком вопроса.
— Какой цели? — спросил он.
Она подняла камень с цепочкой, вьющейся в воздухе, как змея, и посмотрела сквозь него на шестиугольник с холодными звездами космоса. Цвет камня сделался из голубого индиговым, затем краски померкли, и он стал прозрачным, как алмаз.
— Ты использовал Маркхема, чтобы влепить пощечину своим чистюлям, — и у тебя, кажется, получилось.
Он сделал отрицательный жест. Тонкий узор его эмоций менялся с поразительной интенсивностью.
— Нет. Это они все так поняли, потому что ожидали чего-то подобного. Я просто исполнил для них музыку Маркхема, и каждому она напомнила о том, что всего важнее для него. Я прав?
Желание нанести удар, чтобы защитить себя, было почти непреодолимым.
— Если хочешь, чтобы я тебя поблагодарила, то спасибо. — Если грубость не смогла прервать этот разговор, то, может быть, мелочность сработает?
Он не шевельнулся, не сказал ни слова, но она почувствовала, как он внутренне сжался. И все же вопрос, который владел им, остался в силе. Он не уйдет, поняла она сквозь туман в голове. Он не уйдет, и на этот раз ей ничто не поможет.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.
Она сменила позу. Все ее должарские инстинкты пробудились в ней. Настало время бежать — или драться.
— Ты боишься, — сказал он, сам испугавшись правдивости сказанного.
Она быстро взглянула на него своими черными глазами. Он ощутил ее гнев, как удар, и продолжал:
— Это не тот страх, что испытывают в бою. Я видел, как ты хладнокровно стреляла в людей и так же холодно шла на риск быть подстреленной самой. У должарианцев это считается достоинством, верно? Встречать смерть без эмоций?
Она молчала.
— Не отвечаешь? — Он описывал круг около нее, хватаясь за пузырьки. — Боишься ответить?
Она смотрела в сторону, словно отыскивая выход. Сквозь черные плывущие волосы он разглядел напряженную морщину у нее на лбу.
— Почему? — спросил он и выстрелил наугад: — Что мог Маркхем сказать обо мне такого, чтобы вызвать такую реакцию?
Она вскинула подбородок и сжала руку в кулак: его выстрел попал в цель.
— Ничего, — сказала она, глядя в сторону. — Где этот старый...
— Ты боишься, — повторил он, разрядившись беззвучным смехом. — Чего — моего титула? — Он развел руками — смех мешал ему говорить. — Уж кто-кто на этой станции, но ты... Закоренелая должарская нигилистка, беглая рабыня трепещет перед короной, как самый последний лизоблюд, проталкивающийся к трону...
Ее рука рассекла воздух, как нож, целя ему в лицо.
Если бы он попытался блокировать, она, вероятно, сломала бы ему руку. Он вильнул в сторону, отклонившись от удара. Ее закрутило волчком, и она ударила снова, опять ладонью, но вложив в это всю свою недюжинную силу.
— Почему? — повторил он, продолжая смеяться.
Но она не желала разговаривать. Он видел смерть в ее черных глазах, когда она размахнулась еще раз.
Теперь он придвинулся близко и использовал против нее ее собственный вес, крутанув ее в воздухе. Но ей не в новинку было драться в невесомости — она раскинула руки и ноги, подождала, пока ее прибьет к стене, и собралась для броска.
За годы вынужденного досуга в Брендоне развилась привычка смотреть на себя со стороны. Он знал за собой психический вывих, превращавший всякий флирт в игру. Ему нравилось соблазнять женщин, безразличных к нему, презирающих его, — а эта и вовсе его ненавидела.
Он метнулся к ней первым, быстро, как мотылек на пламя, зарылся пальцами в волосы любовницы Маркхема и поцеловал ее.
Они впервые коснулись друг друга, и эффект получился ошеломляющий. Молния сверкнула у него перед глазами, когда она смазала его по губам, и еще одна, когда он стукнулся головой о стену. Она отлетела к противоположной стене, нашла рядом пульт и ударом кулака врубила гравиторы.
Они оба рухнули на покрытую мхом платформу. Брендон первый, взметнув резкий запах смятой зелени. Она упала на него. Ее сила парализовывала, и этому способствовали электрические разряды разогретого яростью желания. Он видел перед собой ее оскаленные в хищной ухмылке зубы и смертоносный фокус глаз в обрамлении черных бархатных волос.
Ее пальцы сомкнулись на его шее, но он лежал неподвижно, не пытаясь защитить себя. Ощутимая опасность воспламенила и его, и он видел реакцию Вийи по каплям пота на лбу. Когда ее пальцы нащупали пульс и стали медленно-медленно погружаться все глубже, он улыбнулся прямо в ее полыхающие адским пламенем глаза.
— Скажи-ка, — выговорил он немеющими губами, чуть дыша от ее хватки и от смеха, — должарианки после этого снабжают своих любовников вставными зубами?
Она широко раскрыла глаза, запрокинула голову и рассмеялась захлебывающимся, самозабвенным смехом человека, которому не помогли ни расчет, ни старание и осталось только хохотать над собой.
От такой метаморфозы у него окончательно пресеклось дыхание: ее красота, освобожденная наконец от маски холодной сдержанности и отталкивающе злобного выражения, поражала тем сильнее, что в ней не было ни капли искусственности.
Он погрузил пальцы в ее длинные волосы, теплые у корней и холодные на концах. Она вздрогнула. Ее сильные руки по-прежнему держали его за горло, но уже не сжимали, и когда он взял ее за плечи и притянул к себе, выброс отпущенной на волю страсти прошил его с головы до пят.
Ни один не произнес ни слова. Она сбросила словесную броню, он отказался от словесного камуфляжа, и оба устремились вверх по шкале чувственных гармоник.
Все размеры у них были одинаковые. Колени, бедра, грудь, рот — все подходило, как кость к суставу. Он, искушенный в науке страсти, вел свою партию так, что антифоническая мелодия их взаимных удовольствий, дополняющих и отражающих друг друга, звучала в мощном продолжительном концерте, захлестывая их обоих.
Но вот вихрь, затмивший солнце и звезды, снова вынес их к реальности, и Брендон, не наделенный сверхчувственным даром, первый вспомнил себя и то, что его ожидало.
Но это пришло не сразу, и в тот краткий миг, когда он смотрел в ее бездонные черные глаза, вселенная вращалась вокруг него.
Первая реакция, как всегда, была физической: он сжал ее руку, чтобы остановить карусель, и лишь потом убедился, что гравиторы Тате Каги работают исправно и сами они не сдвинулись с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134