Думаете, должарианцы знают больше, чем мы?
— Телос, Бали, откуда ты только выкапываешь такие идеи? — рассердилась Танг.
— А что, у тебя есть получше? — с вызовом бросила лейтенант.
— Сбавьте до нуля, вы двое, — лениво заметил Нилотис. — Поживем — увидим. Мы ведь как-никак получим премию, и я лично намерен выжить, чтобы ее потратить. — Он встал и зевнул. — Но это мне не удастся, если я не сосну малость прямо сейчас.
На этом разговор прервался, и офицеры разошлись. Дверь за ними закрылась, и Гален услышал, как Выхирски сказала: «Приятных сновидений, Мдейно».
Мичман повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя мрачные картины Геенны, переполняющие его ум. Как же, дождешься тут приятных сновидений.
* * *
ГЕЕННА
Каменные плиты под ногами уступили место голой скале, и стены мокро поблескивали при свете факелов. Лондри содрогнулась, когда они прошли мимо колонии пещерных пауков, которые висели в трещинах потолка, раздувая в унисон свои похожие на виноградины тела.
Гат-Бору шел впереди с факелом из каменного дерева, согнувшись чуть ли не пополам. За ним шел Лазоро — во весь рост, но в кои-то веки молча. Степан ковылял рядом с Лондри, опираясь на трость, а сзади двигалась надежная масса Ани.
Никто не разговаривал. Слышно было только шарканье ног и порой потрескивание пламени.
Наконец узкий скальный ход влился в пещеру, заваленную каменными глыбами — немым свидетельством ударной волны, созданной Звездопадом. Среди камней была расчищена тропа, в конце которой светился тусклый красный огонь.
Лондри сморщила нос от дурного запаха, который встретил их, когда они вошли через каменную арку в другую, более просторную пещеру. Впереди над глубоким провалом свисала со скалы корявая клетка из каменного дерева. В клетке сидел человек, прикрытый только собственными волосами. Длиннее, чем его тело, они свисали сквозь прутья, трепеща на сквозняке. Аня проворчала что-то с отвращением, Лондри старалась дышать ртом. Насколько она знала, Оракул никогда не выходил из клетки, хотя она не запиралась; в ней даже дверцы не было — стена, примыкающая к скале, отсутствовала.
Пришедшие остановились в десяти шагах от провала. Струйки пара поднимались из его глубины; в скальных выемках, наполненных маслом, горели огни, тускло освещая пещеру.
Лондри не сразу разглядела, что в сумраке шевелятся какие-то существа — уродцы, еще хуже человека-лягушки, который приходил за ней. Отвергнутые даже жителями Геенны, ценившими почти всякую человеческую жизнь, они нашли приют здесь. Аня обняла королеву своей ручищей, и Лондри благодарно приникла к ней.
Не желая видеть эти уродливые тени, она стала смотреть на Оракула, чьи черты нельзя было разглядеть за спутанной массой волос и бороды, затвердевшей и желтой от грязи и остатков пищи. Его высадили на Геенне еще при прабабке Лондри. Никто из живущих ныне не знал, какое преступление он совершил, — знали только, что он был фанистом Дезриена и сделал нечто столь ужасное в подведомственном ему храме, что Магистерий приговорил его к изгнанию.
Лондри отошла от кузнечихи.
— Я пришла на твой зов, о Старец. Поведай, что уготовано мне судьбой.
Оракул шевельнул костлявой рукой, и несколько существ, одно из которых имело слишком много рук, стали толкать к трещине огромный глиняный сосуд со скрипом и хрустом, от которого у Лондри заныли зубы. На краю они наклонили его, пролив серебристую струю воды в тускло-красную глубину. Из провала повалил пар, и Оракул стал вдыхать его глубокими хрипучими глотками. Члены его затряслись в пророческом экстазе, и он запел тонким, дрожащим голосом:
Знай, о Лондри, назначено это судьбой:
Скоро вспыхнет огонь в небесах,
И тогда друг и недруг пойдут за тобой
Против крепости, павшей во прах.
Знай, о Лондри, с небес к тебе в руки идет
Тот, кто в бедах твоих виноват,
Но измена коварный удар нанесет,
И врагом обернется собрат.
И не лучше ли будет смириться тогда
И карающий меч удержать,
Исполненье надежд отложить на года
И повторного случая ждать?
Оракул умолк, и шепчущее эхо унесло вдаль отголоски его пророчества. Лондри ждала продолжения, но оно не последовало.
Он так ничего и не сказал про двойню. Только война, измена, смерть и обманутые надежды.
Но разве не из этого состоит жизнь на Геенне?
На Лондри нахлынула усталость, и она поняла, что не в состоянии сейчас вникать в смысл пророчества. Она повернулась и пошла обратно, еще тяжелее опираясь на теплую, крепкую Аню. Легаты Высоких Домов, Ацтлани и Комори в том числе, прибудут сюда утром, и ей нужно будет вынести решение.
* * *
Гностор Степан Рудерик, бывший член колледжа Архетипа и Ритуала и житель Каросского Узла, любовался зрелищем, которое придумал сам. Это был его дар Саррере, матери Лондри, которую он любил, — дар с целью укрепить ее позицию на Рудном Троне. Он знал, что без его архетипических знаний гееннцы беспомощны.
Вокруг него пылали масляные плошки и свечи, заставляя гранитные колонны и сводчатые арки Палаты Звездопада мерцать искрами слюды. Свет придавал яркость поблекшим гобеленам на стенах, и кожи, содранные с предателей и поверженных врагов правителей Кратера, смотрели пустыми глазами на церемонию внизу.
Но Степан Рудерик помнил Мандалу и Древо Миров — и то, как отправлял правосудие Геласаар хай-Аркад. Охваченный болью, он попытался отогнать от себя память о человеке, которого некогда звал своим другом.
Легаты Высоких Домов со своими присными следовали торжественной процессией за Железной Королевой и ее почетным караулом. Перед каждым из вассальных домов двигалась его эмблема — серп, меч, грифон, орел, костяная звезда или стеклянный цветок. Все это покачивалось над толпой, как целый геральдический лес. Богатые одежды ноблей отражали желтый свет, железные украшения тускло поблескивали и кое-где загадочно светились зеленовато-голубые жемчужины-гаума.
И снова память взяла свое: Степан вспомнил Дулу и филигранную вязь их церемониала.
Из огромного деревянного гидравлического органа за Рудным Троном грянули Фанфары Феррика, и гулкое эхо заглушило голоса и стук сапог почетной стражи.
Но Степан Родерик помнил медную гармонию Фанфар Феникса, и этот звук казался ему глухим и зыбким. На Геенне металл существует для войны и обеспечения власти — никто не станет тратить его на музыкальный инструмент.
Усилием воли Степан отогнал воспоминания. Гонец Оракула и последующий визит в жуткие глубины под домом Феррика выбили его из колеи. Он, хотя и провел около тридцати лет на Геенне, до сих пор не мог привыкнуть к некоторым аспектам здешней жизни. То, что он был Высокожителем, только ухудшало дело.
Саррера любовно подсмеивалась над его отказом от гееннского летосчисления, над его изысканным, с каросским акцентом уни и прочими причудами, как она это называла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— Телос, Бали, откуда ты только выкапываешь такие идеи? — рассердилась Танг.
— А что, у тебя есть получше? — с вызовом бросила лейтенант.
— Сбавьте до нуля, вы двое, — лениво заметил Нилотис. — Поживем — увидим. Мы ведь как-никак получим премию, и я лично намерен выжить, чтобы ее потратить. — Он встал и зевнул. — Но это мне не удастся, если я не сосну малость прямо сейчас.
На этом разговор прервался, и офицеры разошлись. Дверь за ними закрылась, и Гален услышал, как Выхирски сказала: «Приятных сновидений, Мдейно».
Мичман повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя мрачные картины Геенны, переполняющие его ум. Как же, дождешься тут приятных сновидений.
* * *
ГЕЕННА
Каменные плиты под ногами уступили место голой скале, и стены мокро поблескивали при свете факелов. Лондри содрогнулась, когда они прошли мимо колонии пещерных пауков, которые висели в трещинах потолка, раздувая в унисон свои похожие на виноградины тела.
Гат-Бору шел впереди с факелом из каменного дерева, согнувшись чуть ли не пополам. За ним шел Лазоро — во весь рост, но в кои-то веки молча. Степан ковылял рядом с Лондри, опираясь на трость, а сзади двигалась надежная масса Ани.
Никто не разговаривал. Слышно было только шарканье ног и порой потрескивание пламени.
Наконец узкий скальный ход влился в пещеру, заваленную каменными глыбами — немым свидетельством ударной волны, созданной Звездопадом. Среди камней была расчищена тропа, в конце которой светился тусклый красный огонь.
Лондри сморщила нос от дурного запаха, который встретил их, когда они вошли через каменную арку в другую, более просторную пещеру. Впереди над глубоким провалом свисала со скалы корявая клетка из каменного дерева. В клетке сидел человек, прикрытый только собственными волосами. Длиннее, чем его тело, они свисали сквозь прутья, трепеща на сквозняке. Аня проворчала что-то с отвращением, Лондри старалась дышать ртом. Насколько она знала, Оракул никогда не выходил из клетки, хотя она не запиралась; в ней даже дверцы не было — стена, примыкающая к скале, отсутствовала.
Пришедшие остановились в десяти шагах от провала. Струйки пара поднимались из его глубины; в скальных выемках, наполненных маслом, горели огни, тускло освещая пещеру.
Лондри не сразу разглядела, что в сумраке шевелятся какие-то существа — уродцы, еще хуже человека-лягушки, который приходил за ней. Отвергнутые даже жителями Геенны, ценившими почти всякую человеческую жизнь, они нашли приют здесь. Аня обняла королеву своей ручищей, и Лондри благодарно приникла к ней.
Не желая видеть эти уродливые тени, она стала смотреть на Оракула, чьи черты нельзя было разглядеть за спутанной массой волос и бороды, затвердевшей и желтой от грязи и остатков пищи. Его высадили на Геенне еще при прабабке Лондри. Никто из живущих ныне не знал, какое преступление он совершил, — знали только, что он был фанистом Дезриена и сделал нечто столь ужасное в подведомственном ему храме, что Магистерий приговорил его к изгнанию.
Лондри отошла от кузнечихи.
— Я пришла на твой зов, о Старец. Поведай, что уготовано мне судьбой.
Оракул шевельнул костлявой рукой, и несколько существ, одно из которых имело слишком много рук, стали толкать к трещине огромный глиняный сосуд со скрипом и хрустом, от которого у Лондри заныли зубы. На краю они наклонили его, пролив серебристую струю воды в тускло-красную глубину. Из провала повалил пар, и Оракул стал вдыхать его глубокими хрипучими глотками. Члены его затряслись в пророческом экстазе, и он запел тонким, дрожащим голосом:
Знай, о Лондри, назначено это судьбой:
Скоро вспыхнет огонь в небесах,
И тогда друг и недруг пойдут за тобой
Против крепости, павшей во прах.
Знай, о Лондри, с небес к тебе в руки идет
Тот, кто в бедах твоих виноват,
Но измена коварный удар нанесет,
И врагом обернется собрат.
И не лучше ли будет смириться тогда
И карающий меч удержать,
Исполненье надежд отложить на года
И повторного случая ждать?
Оракул умолк, и шепчущее эхо унесло вдаль отголоски его пророчества. Лондри ждала продолжения, но оно не последовало.
Он так ничего и не сказал про двойню. Только война, измена, смерть и обманутые надежды.
Но разве не из этого состоит жизнь на Геенне?
На Лондри нахлынула усталость, и она поняла, что не в состоянии сейчас вникать в смысл пророчества. Она повернулась и пошла обратно, еще тяжелее опираясь на теплую, крепкую Аню. Легаты Высоких Домов, Ацтлани и Комори в том числе, прибудут сюда утром, и ей нужно будет вынести решение.
* * *
Гностор Степан Рудерик, бывший член колледжа Архетипа и Ритуала и житель Каросского Узла, любовался зрелищем, которое придумал сам. Это был его дар Саррере, матери Лондри, которую он любил, — дар с целью укрепить ее позицию на Рудном Троне. Он знал, что без его архетипических знаний гееннцы беспомощны.
Вокруг него пылали масляные плошки и свечи, заставляя гранитные колонны и сводчатые арки Палаты Звездопада мерцать искрами слюды. Свет придавал яркость поблекшим гобеленам на стенах, и кожи, содранные с предателей и поверженных врагов правителей Кратера, смотрели пустыми глазами на церемонию внизу.
Но Степан Рудерик помнил Мандалу и Древо Миров — и то, как отправлял правосудие Геласаар хай-Аркад. Охваченный болью, он попытался отогнать от себя память о человеке, которого некогда звал своим другом.
Легаты Высоких Домов со своими присными следовали торжественной процессией за Железной Королевой и ее почетным караулом. Перед каждым из вассальных домов двигалась его эмблема — серп, меч, грифон, орел, костяная звезда или стеклянный цветок. Все это покачивалось над толпой, как целый геральдический лес. Богатые одежды ноблей отражали желтый свет, железные украшения тускло поблескивали и кое-где загадочно светились зеленовато-голубые жемчужины-гаума.
И снова память взяла свое: Степан вспомнил Дулу и филигранную вязь их церемониала.
Из огромного деревянного гидравлического органа за Рудным Троном грянули Фанфары Феррика, и гулкое эхо заглушило голоса и стук сапог почетной стражи.
Но Степан Родерик помнил медную гармонию Фанфар Феникса, и этот звук казался ему глухим и зыбким. На Геенне металл существует для войны и обеспечения власти — никто не станет тратить его на музыкальный инструмент.
Усилием воли Степан отогнал воспоминания. Гонец Оракула и последующий визит в жуткие глубины под домом Феррика выбили его из колеи. Он, хотя и провел около тридцати лет на Геенне, до сих пор не мог привыкнуть к некоторым аспектам здешней жизни. То, что он был Высокожителем, только ухудшало дело.
Саррера любовно подсмеивалась над его отказом от гееннского летосчисления, над его изысканным, с каросским акцентом уни и прочими причудами, как она это называла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134