Однако сегодня им овладела какая-то рассеянность. Он крепко зажмурил глаза, потом открыл, пытаясь сосредоточиться. Без толку. Все дело в укрытии. Шкаф. Висящая над головой одежда. Узкие полоски света, льющегося через решетчатую дверцу шкафа. Темнота, тишина — это воздействовало на память, на нервы. Он закрыл глаза, чтобы отделаться от воспоминаний, но спасения не было. Он возвращался назад — на многие годы, в детство. И видел себя в кабинете отца — в единственной в доме комнате, куда вход запрещен. Отец там работал, просматривая конфиденциальные документы и материалы из Центра жертв пыток. И совершенно естественно, десятилетнего мальчишку тянуло в комнату, куда запрещено входить. И было совершенно логично забежать туда и спрятаться в шкафу, когда в коридоре раздались шаги отца…
Дверь открылась. Мальчик смотрел через решетчатую дверцу, как отец входит в комнату, и молился, чтобы тот не заглянул в шкаф. Не заглянул. Отец подошел к окну и задернул шторы. В комнате стало темно. А в шкафу еще темнее. Мальчик почти ничего не видел. Сердце снова заколотилось при звуке шагов — отец пересек комнату. Мальчик закрыл глаза и приготовился к тому, что дверца сейчас отворится. Не отворилась. Вот открылся и снова закрылся ящик комода. Мальчик распахнул глаза. Отец что-то держал в руке. Видеокассета. Отец вставил ее в видеомагнитофон. Включил телевизор. Комнату залил мерцающий свет. Отец опустился в кресло — спиной к шкафу. Теперь отец и сын смотрели в одну и ту же сторону, смотрели одну и ту же видеозапись.
Сначала экран был белым как снег, потом появилась женщина. Она сидела на стуле, лицом к камере. Не очень старая; вероятно, немного за тридцать. Короткие темные волосы и загорелая с виду кожа. Она явно нервничала: то и дело облизывала губы, рука сжата в кулак. Не красавица, но симпатичная. Во всяком случае, симпатичнее мамы. Наконец она заговорила:
— Меня зовут Алисия Сантьяго.
— И откуда вы?
Мальчик вздрогнул — второй голос принадлежал отцу. Это была запись беседы психотерапевта с пациенткой.
— Богота, Колумбия.
Мальчик смотрел, не отрывая глаз от экрана, почти забыв, что всего в нескольких футах от него эту же запись смотрит отец. Сам фильм, где отец задавал вопросы, а хорошенькая женщина отвечала, казался более реальным. Его заинтриговало то, что она отвечала на все вопросы врача, даже о подробностях брака.
— Расскажите побольше о вашем муже. Женщина глубоко вздохнула.
— Он был судьей в уголовном суде. Много дел, связанных с наркотиками.
Смотреть такое в десять лет было бы скучно, если бы не выражение лица женщины, не ее очевидная боль. С каждым ответом ей, казалось, становилось все хуже. Голос отца ни разу не изменился. Все время один и тот же — монотонный, методичный.
— Расскажите мне о той ночи, — сказал отец. — Ночи, когда вас схватили.
Ее голос задрожал.
— Их было… трое. Кажется. Не помню точно. Я спала. Они взяли меня прямо из постели. Чем-то заткнули рот. Я попыталась кричать, но не могла дышать. Потом потеряла сознание.
— Вам дали наркотик? Она кивнула.
— Следующее воспоминание?
— Я очнулась.
— Где вы были?
— Не знаю. У меня были завязаны глаза. Вроде бы больше похоже на тюремную камеру, чем на комнату. Голый цементный пол. Холодно. Очень холодно.
— Вы были тепло одеты?
— Нет. — Она смущенно опустила голову. — Я была голая.
— Что случилось с вашей одеждой?
— Не знаю.
Недолгое молчание. Женщина выпила воды. Камера, фиксировавшая ее страдания, не двигалась.
— Алисия, я знаю, что это трудно, но я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло дальше. После того как вы очнулись.
— Я боялась пошевелиться. Просто лежала на полу.
— Долго?
— Трудно сказать. Вероятно, несколько минут. Возможно, дольше.
— Что потом?
— Потом я услышала что-то за дверью.
— Кто-то входил?
Она кивнула, нервно покусывая нижнюю губу.
— Кто это был?
Ее глаза увлажнились. На экране появилась чья-то рука с бумажной салфеткой. Женщина взяла ее и смахнула слезы.
— Какой-то мужчина.
— У вас по-прежнему были завязаны глаза?
— Да.
— Что вы сделали?
— Я… да, в общем, ничего. Попыталась прикрыться руками. Больше ничего.
— Что сделал он?
— Подошел ко мне. Я слышала его шаги по цементному полу.
— Только один мужчина, вы уверены?
— Да… кажется. Он шел очень медленно и подошел совсем близко. Потом остановился.
— Он что-нибудь сказал?
Она кивнула, лицо внезапно залила краска.
— Он велел мне встать на колени, — у нее дрожал голос, — и открыть рот.
— Что вы сделали?
— Как он велел.
— Что потом?
— Я просто стояла на коленях и ждала. Я ничего не видела, но чувствовала, что он стоит рядом. Мне было страшно. Я слышала, как он расстегнул пояс. И молнию на брюках. А потом он закричал: «Шире!» И я открыла рот шире. Однако недостаточно широко. Он схватил меня.
— Как?
— За челюсти… раздвинул их.
— Вам было больно? Потекли слезы.
— Я вся оцепенела. Я просто напряглась, ожидая, что он… ну, знаете, вставит мне в рот.
— А он?
Ее голос дрожал.
— Я не видела.
— Что вы чувствовали?
— Сначала ничего. Я ощутила что-то во рту. Но оно вроде как… висело.
— Что произошло потом?
— Он снова закричал на меня: «Закрой!» И я закрыла рот.
— И что вы почувствовали?
— Холод.
— Холод?
Она кивнула.
— Оно было длинное и плоское.
— Плоское?
— Лежало на языке и давило на нёбо. Через несколько секунд я почувствовала, что из уголков рта сочится кровь. — Женщина закрыла глаза, снова открыла. Она едва владела собой, голос был еле слышен. — Края были такими острыми.
— Нож?
Она вздрогнула, потом кивнула.
— Он приказал мне не глотать. Кровь собиралась во рту. Ей надо было куда-то деваться. Рот был полон. Она текла по подбородку.
— Что случилось потом?
— Вспышка.
— Огни?
— У меня по-прежнему были завязаны глаза. Но по краям проникало что-то вроде стробоскопического света.
— Белый свет?
— Да.
— Вы вообразили это?
— Нет-нет. Это было на самом деле. Яркие вспышки света, снова и снова.
— Для чего?
— Не знаю. Тогда не знала.
— Теперь знаете? Она не ответила. Отец спросил снова:
— Вы знаете, что это было? Женщина тихо ответила:
— Кто-то фотографировал меня.
Рыдания на экране продолжались. Из укромного уголка в шкафу десятилетние глаза смотрели не отрываясь, даже почти не моргая. Вот женщина на грани истерики. Однако как ни странно, слезы совершенно не взволновали мальчика. На мгновение он почувствовал себя виноватым, загипнотизированный страданиями этой женщины, в то время как отец смотрел на нее, чтобы помочь. И все же мальчик не мог оторвать глаз от экрана.
Запись продолжалась.
— Что произошло дальше? — спросил отец.
— Он вытащил нож. Очень быстро. Нож резал как бритва.
— Что потом?
— Он спросил меня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Дверь открылась. Мальчик смотрел через решетчатую дверцу, как отец входит в комнату, и молился, чтобы тот не заглянул в шкаф. Не заглянул. Отец подошел к окну и задернул шторы. В комнате стало темно. А в шкафу еще темнее. Мальчик почти ничего не видел. Сердце снова заколотилось при звуке шагов — отец пересек комнату. Мальчик закрыл глаза и приготовился к тому, что дверца сейчас отворится. Не отворилась. Вот открылся и снова закрылся ящик комода. Мальчик распахнул глаза. Отец что-то держал в руке. Видеокассета. Отец вставил ее в видеомагнитофон. Включил телевизор. Комнату залил мерцающий свет. Отец опустился в кресло — спиной к шкафу. Теперь отец и сын смотрели в одну и ту же сторону, смотрели одну и ту же видеозапись.
Сначала экран был белым как снег, потом появилась женщина. Она сидела на стуле, лицом к камере. Не очень старая; вероятно, немного за тридцать. Короткие темные волосы и загорелая с виду кожа. Она явно нервничала: то и дело облизывала губы, рука сжата в кулак. Не красавица, но симпатичная. Во всяком случае, симпатичнее мамы. Наконец она заговорила:
— Меня зовут Алисия Сантьяго.
— И откуда вы?
Мальчик вздрогнул — второй голос принадлежал отцу. Это была запись беседы психотерапевта с пациенткой.
— Богота, Колумбия.
Мальчик смотрел, не отрывая глаз от экрана, почти забыв, что всего в нескольких футах от него эту же запись смотрит отец. Сам фильм, где отец задавал вопросы, а хорошенькая женщина отвечала, казался более реальным. Его заинтриговало то, что она отвечала на все вопросы врача, даже о подробностях брака.
— Расскажите побольше о вашем муже. Женщина глубоко вздохнула.
— Он был судьей в уголовном суде. Много дел, связанных с наркотиками.
Смотреть такое в десять лет было бы скучно, если бы не выражение лица женщины, не ее очевидная боль. С каждым ответом ей, казалось, становилось все хуже. Голос отца ни разу не изменился. Все время один и тот же — монотонный, методичный.
— Расскажите мне о той ночи, — сказал отец. — Ночи, когда вас схватили.
Ее голос задрожал.
— Их было… трое. Кажется. Не помню точно. Я спала. Они взяли меня прямо из постели. Чем-то заткнули рот. Я попыталась кричать, но не могла дышать. Потом потеряла сознание.
— Вам дали наркотик? Она кивнула.
— Следующее воспоминание?
— Я очнулась.
— Где вы были?
— Не знаю. У меня были завязаны глаза. Вроде бы больше похоже на тюремную камеру, чем на комнату. Голый цементный пол. Холодно. Очень холодно.
— Вы были тепло одеты?
— Нет. — Она смущенно опустила голову. — Я была голая.
— Что случилось с вашей одеждой?
— Не знаю.
Недолгое молчание. Женщина выпила воды. Камера, фиксировавшая ее страдания, не двигалась.
— Алисия, я знаю, что это трудно, но я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло дальше. После того как вы очнулись.
— Я боялась пошевелиться. Просто лежала на полу.
— Долго?
— Трудно сказать. Вероятно, несколько минут. Возможно, дольше.
— Что потом?
— Потом я услышала что-то за дверью.
— Кто-то входил?
Она кивнула, нервно покусывая нижнюю губу.
— Кто это был?
Ее глаза увлажнились. На экране появилась чья-то рука с бумажной салфеткой. Женщина взяла ее и смахнула слезы.
— Какой-то мужчина.
— У вас по-прежнему были завязаны глаза?
— Да.
— Что вы сделали?
— Я… да, в общем, ничего. Попыталась прикрыться руками. Больше ничего.
— Что сделал он?
— Подошел ко мне. Я слышала его шаги по цементному полу.
— Только один мужчина, вы уверены?
— Да… кажется. Он шел очень медленно и подошел совсем близко. Потом остановился.
— Он что-нибудь сказал?
Она кивнула, лицо внезапно залила краска.
— Он велел мне встать на колени, — у нее дрожал голос, — и открыть рот.
— Что вы сделали?
— Как он велел.
— Что потом?
— Я просто стояла на коленях и ждала. Я ничего не видела, но чувствовала, что он стоит рядом. Мне было страшно. Я слышала, как он расстегнул пояс. И молнию на брюках. А потом он закричал: «Шире!» И я открыла рот шире. Однако недостаточно широко. Он схватил меня.
— Как?
— За челюсти… раздвинул их.
— Вам было больно? Потекли слезы.
— Я вся оцепенела. Я просто напряглась, ожидая, что он… ну, знаете, вставит мне в рот.
— А он?
Ее голос дрожал.
— Я не видела.
— Что вы чувствовали?
— Сначала ничего. Я ощутила что-то во рту. Но оно вроде как… висело.
— Что произошло потом?
— Он снова закричал на меня: «Закрой!» И я закрыла рот.
— И что вы почувствовали?
— Холод.
— Холод?
Она кивнула.
— Оно было длинное и плоское.
— Плоское?
— Лежало на языке и давило на нёбо. Через несколько секунд я почувствовала, что из уголков рта сочится кровь. — Женщина закрыла глаза, снова открыла. Она едва владела собой, голос был еле слышен. — Края были такими острыми.
— Нож?
Она вздрогнула, потом кивнула.
— Он приказал мне не глотать. Кровь собиралась во рту. Ей надо было куда-то деваться. Рот был полон. Она текла по подбородку.
— Что случилось потом?
— Вспышка.
— Огни?
— У меня по-прежнему были завязаны глаза. Но по краям проникало что-то вроде стробоскопического света.
— Белый свет?
— Да.
— Вы вообразили это?
— Нет-нет. Это было на самом деле. Яркие вспышки света, снова и снова.
— Для чего?
— Не знаю. Тогда не знала.
— Теперь знаете? Она не ответила. Отец спросил снова:
— Вы знаете, что это было? Женщина тихо ответила:
— Кто-то фотографировал меня.
Рыдания на экране продолжались. Из укромного уголка в шкафу десятилетние глаза смотрели не отрываясь, даже почти не моргая. Вот женщина на грани истерики. Однако как ни странно, слезы совершенно не взволновали мальчика. На мгновение он почувствовал себя виноватым, загипнотизированный страданиями этой женщины, в то время как отец смотрел на нее, чтобы помочь. И все же мальчик не мог оторвать глаз от экрана.
Запись продолжалась.
— Что произошло дальше? — спросил отец.
— Он вытащил нож. Очень быстро. Нож резал как бритва.
— Что потом?
— Он спросил меня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97