— вступился за Петра Ариановича фельдшер. — А Ломоносов откуда был?
— Ну, Ломоносов! Сравнили! То академик! И в Петербурге! Добро бы господин Пирикукий… то бишь Ветлугин… в Петербурге жил… А у нас в Весьегонске академий нет!
Приятели вразнобой поддержали дядюшку:
— В Калуге, говорят, тоже учитель на звезды собрался лететь! Все ракету какую-то строит…
— В Козлове и того лучше: не учитель — часовщик новые растения стал выдумывать!
— Ну вот видите, видите? Вот она вам, провинция ваша!
И дядюшка захохотал.
Петр Арианович с полным самообладанием натирал мелом кий.
— Часовщики! Учители! — ликовал дядюшка. — А зачем стараются, лбом стену прошибают?
— Не для себя. Для славы отечества!..
— Ах, славы! — Дядюшка подмигнул приятелям. — Все слава, слава… Ну именно — чудаки! В каждом городе по чудаку!
— Какие же чудаки! Выдающиеся русские люди! Патриоты России!
Дядюшка удивился:
— Этак, скажете, и вы — патриот России?
— Конечно.
Дядюшка неожиданно обиделся:
— Позвольте! Если вы патриот, то кто тогда я?
Он обвел всех оскорбленным взглядом. Вид у него был, наверное, очень глупый, потому что в бильярдной засмеялись.
— Нет-с, не шучу! Господин Ветлугин говорит: я, мол, патриот России! Хорошо-с! Кто же тогда мы все? — Он сделал паузу, потом ударил себя кулаком в грудь: — Врете! Я патриот, я!
— Почему?
— То есть как это почему? Потому что вполне доволен своим отечеством. Зако-за-а-конопослушен! Не придумываю всяких теорий. Служу…
Петр Арианович усмехнулся.
— Ни к чему эта усмешка ваша! — Дядюшка рассердился. — Служу, да! А вы? Острова нашли? Не верю в ваши острова! Не видал! А чего не видал, того…
Петр Арианович, не обращая больше внимания на его болтовню, стал расплачиваться с маркером.
— Не верю! — продолжал выкрикивать дядюшка, бестолково размахивая руками и обращаясь больше к висячей лампе, чем к Петру Ариановичу. — Ни в часовщика не верю, ни в этого… с ракетой! И в тебя с островами твоими не верю!
Дядюшка огляделся, подбирая сравнение. Оно должно было быть хлестким и кратким. Что-нибудь вроде пословицы или афоризма. Требовалось выразить в одной фразе все свое превосходство над этим Кукипирием.
На фоне звездного неба четко вырисовывался купол собора. Чуть поодаль торчала каланча пожарной части, словно это была долговязая шея великана, с любопытством заглядывавшего в сад через деревья. Еще дальше темнели крыши домов.
Весьегонск был строен прочно, на века. В его приземистых домах можно было отсидеться от жизненных бурь, как в бревенчатых блокгаузах во время осады.
Сравнение пришло!
— Скорее я… — Дядюшка покачнулся, чуть было не упал, но удержался за бильярд широко расставленными руками. — Скорее Весьегонск с места сойдет, чем я тебе поверю, понял?..
Он словно бы швырнул на стол наш город, как увесистую козырную карту.
— Сдвинь-ка Весьегонск, ну! Сдвинь-ка с места, попробуй! А, не можешь? То-то!
Много раз потом представляли мы с Андреем эту сцену. С сухим щелканьем сталкивались и разлетались шары. Раздавались возгласы: «К себе в среднюю!», «В угол налево!» У стены ухмылялись дядюшкины приятели, а посреди ораторствовал дядюшка. Над лысиной его дымились редкие волосы. Одну руку он устремлял вперед с видом колдуна-заклинателя, другой продолжал цепляться за спасительный бильярд…
Спор закончился безобразно.
Кажется, не насладившись до конца своим триумфом, дядюшка захотел удержать Петра Ариановича.
Повторялась в общем уже известная читателю программа обдуманно надоедливых приставаний.
Петр Арианович попытался уйти, ему преградили дорогу к двери. Дядюшка уцепился за рукав его кителя. Рукав треснул.
Тогда Петр Арианович пустил в приставалу шаром, но промахнулся.
Их кинулись разнимать. Подскочил Фим Фимыч, до того смирно сидевший в уголке и что-то записывавший. Толпа подхватила его, дядюшку, Петра Ариановича, вынесла из бильярдной и потащила к выходу из Летнего сада.
В тот же вечер, пылая жаждой мщения, дядюшка сделал обыск на моей полке с книгами.
11. Буквы «С.С.»
Меня разбудили шелест перевертываемых страниц и сердитое бормотание.
Открыв глаза, я увидел дядюшку, который сидел на корточках в нескольких шагах от кровати, спиной ко мне, и рылся на книжной полке.
— Поглядим, поглядим, — бормотал дядюшка с ожесточением, — каков он из себя, этот патриот, поборник славы отечества!
Одну за другой он раскрывал тетради, порывисто перелистывал и, раздраженно фыркнув, швырял на пол.
Зажженная свеча стояла у дядюшкиных ног. Длинные тени раскачивались на стенах и потолке. Они были похожи на щупальца осьминога. Будто чудом каким-то я очутился не в своей комнате, в которой улегся спать, а в зловещей подводной пещере.
Было в этом что-то знакомое, мучительно знакомое. Видел я уже и тени на потолке, и хищно согнутую спину, и беспокойно раскачивающийся язычок пламени. И так же надо было подать сигнал, предупредить кого-то об опасности.
Кого?
Я так и не успел вспомнить, потому что с торжествующим возгласом дядюшка сдернул с полки одну из тетрадей и обернулся ко мне:
— Ага, не спишь? Совесть нечиста? То-то! Ну-ка, объясни, отвечай: что означает «с.с.»?
Я спрыгнул с кровати и, шлепая босыми пятками, подошел к этажерке.
— Что это, что?!
Он тыкал в страницу с такой злостью, что наконец прорвал ее указательным пальцем.
Это была моя тетрадь по географии. С недавнего времени я принялся заносить сюда кое-что из того, что рассказывал нам Петр Арианович. На обложке тетради, как водится, красовались якоря, а также переводные картинки с пейзажами тундры, кораблями и белыми медведями.
— Две буквы — «с.с.»! — размахивал передо мной дядюшка тетрадью. — Отвечай! Как понимать?
Переступая босыми ногами — от пола дуло, — я объяснил, что это географическая пометка, известная всем географам. («Я не географ!» — мотнул дядюшка головой.) А означает: «Существование сомнительно», сокращенно «с.с.». («Ага, сокращенно!») Если человек находит на карте или в справочнике буквы «с.с.» подле какого-нибудь острова, горного кряжа или реки, то…
— Врешь, врешь! — прервал дядюшка. — По голосу слышу, что врешь! Нет, брат, я не глупей тебя с учителем с твоим… Какое там еще придумали «сомнительно»! Ничего не сомнительно! Ясно-понятно все! «С.с.» — это есть «совершенно секретно»! Ага, угадал? Ну-с, а что же именно секретно?
Он с жадностью принялся листать тетрадку дальше.
— Стишки? Что за стишки? «Первое мая, солнце играя»?.. Нет. «Нелюдимо наше море…». Вот оно что! Не-лю-ди-мо!.. Ну-ка, ну-ка…
Он пробубнил несколько строк себе под нос, потом остановился и почмокал губами, как бы пробуя стихотворение на вкус.
— Это как же понимать? — повернулся он ко мне. — «Блаженная страна…» Что это?
Делая многозначительные паузы, дядюшка прочел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Ну, Ломоносов! Сравнили! То академик! И в Петербурге! Добро бы господин Пирикукий… то бишь Ветлугин… в Петербурге жил… А у нас в Весьегонске академий нет!
Приятели вразнобой поддержали дядюшку:
— В Калуге, говорят, тоже учитель на звезды собрался лететь! Все ракету какую-то строит…
— В Козлове и того лучше: не учитель — часовщик новые растения стал выдумывать!
— Ну вот видите, видите? Вот она вам, провинция ваша!
И дядюшка захохотал.
Петр Арианович с полным самообладанием натирал мелом кий.
— Часовщики! Учители! — ликовал дядюшка. — А зачем стараются, лбом стену прошибают?
— Не для себя. Для славы отечества!..
— Ах, славы! — Дядюшка подмигнул приятелям. — Все слава, слава… Ну именно — чудаки! В каждом городе по чудаку!
— Какие же чудаки! Выдающиеся русские люди! Патриоты России!
Дядюшка удивился:
— Этак, скажете, и вы — патриот России?
— Конечно.
Дядюшка неожиданно обиделся:
— Позвольте! Если вы патриот, то кто тогда я?
Он обвел всех оскорбленным взглядом. Вид у него был, наверное, очень глупый, потому что в бильярдной засмеялись.
— Нет-с, не шучу! Господин Ветлугин говорит: я, мол, патриот России! Хорошо-с! Кто же тогда мы все? — Он сделал паузу, потом ударил себя кулаком в грудь: — Врете! Я патриот, я!
— Почему?
— То есть как это почему? Потому что вполне доволен своим отечеством. Зако-за-а-конопослушен! Не придумываю всяких теорий. Служу…
Петр Арианович усмехнулся.
— Ни к чему эта усмешка ваша! — Дядюшка рассердился. — Служу, да! А вы? Острова нашли? Не верю в ваши острова! Не видал! А чего не видал, того…
Петр Арианович, не обращая больше внимания на его болтовню, стал расплачиваться с маркером.
— Не верю! — продолжал выкрикивать дядюшка, бестолково размахивая руками и обращаясь больше к висячей лампе, чем к Петру Ариановичу. — Ни в часовщика не верю, ни в этого… с ракетой! И в тебя с островами твоими не верю!
Дядюшка огляделся, подбирая сравнение. Оно должно было быть хлестким и кратким. Что-нибудь вроде пословицы или афоризма. Требовалось выразить в одной фразе все свое превосходство над этим Кукипирием.
На фоне звездного неба четко вырисовывался купол собора. Чуть поодаль торчала каланча пожарной части, словно это была долговязая шея великана, с любопытством заглядывавшего в сад через деревья. Еще дальше темнели крыши домов.
Весьегонск был строен прочно, на века. В его приземистых домах можно было отсидеться от жизненных бурь, как в бревенчатых блокгаузах во время осады.
Сравнение пришло!
— Скорее я… — Дядюшка покачнулся, чуть было не упал, но удержался за бильярд широко расставленными руками. — Скорее Весьегонск с места сойдет, чем я тебе поверю, понял?..
Он словно бы швырнул на стол наш город, как увесистую козырную карту.
— Сдвинь-ка Весьегонск, ну! Сдвинь-ка с места, попробуй! А, не можешь? То-то!
Много раз потом представляли мы с Андреем эту сцену. С сухим щелканьем сталкивались и разлетались шары. Раздавались возгласы: «К себе в среднюю!», «В угол налево!» У стены ухмылялись дядюшкины приятели, а посреди ораторствовал дядюшка. Над лысиной его дымились редкие волосы. Одну руку он устремлял вперед с видом колдуна-заклинателя, другой продолжал цепляться за спасительный бильярд…
Спор закончился безобразно.
Кажется, не насладившись до конца своим триумфом, дядюшка захотел удержать Петра Ариановича.
Повторялась в общем уже известная читателю программа обдуманно надоедливых приставаний.
Петр Арианович попытался уйти, ему преградили дорогу к двери. Дядюшка уцепился за рукав его кителя. Рукав треснул.
Тогда Петр Арианович пустил в приставалу шаром, но промахнулся.
Их кинулись разнимать. Подскочил Фим Фимыч, до того смирно сидевший в уголке и что-то записывавший. Толпа подхватила его, дядюшку, Петра Ариановича, вынесла из бильярдной и потащила к выходу из Летнего сада.
В тот же вечер, пылая жаждой мщения, дядюшка сделал обыск на моей полке с книгами.
11. Буквы «С.С.»
Меня разбудили шелест перевертываемых страниц и сердитое бормотание.
Открыв глаза, я увидел дядюшку, который сидел на корточках в нескольких шагах от кровати, спиной ко мне, и рылся на книжной полке.
— Поглядим, поглядим, — бормотал дядюшка с ожесточением, — каков он из себя, этот патриот, поборник славы отечества!
Одну за другой он раскрывал тетради, порывисто перелистывал и, раздраженно фыркнув, швырял на пол.
Зажженная свеча стояла у дядюшкиных ног. Длинные тени раскачивались на стенах и потолке. Они были похожи на щупальца осьминога. Будто чудом каким-то я очутился не в своей комнате, в которой улегся спать, а в зловещей подводной пещере.
Было в этом что-то знакомое, мучительно знакомое. Видел я уже и тени на потолке, и хищно согнутую спину, и беспокойно раскачивающийся язычок пламени. И так же надо было подать сигнал, предупредить кого-то об опасности.
Кого?
Я так и не успел вспомнить, потому что с торжествующим возгласом дядюшка сдернул с полки одну из тетрадей и обернулся ко мне:
— Ага, не спишь? Совесть нечиста? То-то! Ну-ка, объясни, отвечай: что означает «с.с.»?
Я спрыгнул с кровати и, шлепая босыми пятками, подошел к этажерке.
— Что это, что?!
Он тыкал в страницу с такой злостью, что наконец прорвал ее указательным пальцем.
Это была моя тетрадь по географии. С недавнего времени я принялся заносить сюда кое-что из того, что рассказывал нам Петр Арианович. На обложке тетради, как водится, красовались якоря, а также переводные картинки с пейзажами тундры, кораблями и белыми медведями.
— Две буквы — «с.с.»! — размахивал передо мной дядюшка тетрадью. — Отвечай! Как понимать?
Переступая босыми ногами — от пола дуло, — я объяснил, что это географическая пометка, известная всем географам. («Я не географ!» — мотнул дядюшка головой.) А означает: «Существование сомнительно», сокращенно «с.с.». («Ага, сокращенно!») Если человек находит на карте или в справочнике буквы «с.с.» подле какого-нибудь острова, горного кряжа или реки, то…
— Врешь, врешь! — прервал дядюшка. — По голосу слышу, что врешь! Нет, брат, я не глупей тебя с учителем с твоим… Какое там еще придумали «сомнительно»! Ничего не сомнительно! Ясно-понятно все! «С.с.» — это есть «совершенно секретно»! Ага, угадал? Ну-с, а что же именно секретно?
Он с жадностью принялся листать тетрадку дальше.
— Стишки? Что за стишки? «Первое мая, солнце играя»?.. Нет. «Нелюдимо наше море…». Вот оно что! Не-лю-ди-мо!.. Ну-ка, ну-ка…
Он пробубнил несколько строк себе под нос, потом остановился и почмокал губами, как бы пробуя стихотворение на вкус.
— Это как же понимать? — повернулся он ко мне. — «Блаженная страна…» Что это?
Делая многозначительные паузы, дядюшка прочел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71