Оказалось, что Лизаветы Гавриловны, лица, по-видимому уважаемого, в Поморье нет; сегодня на колхозном грузовике отбыла в Переборы. А дед ее действительно проживает в колхозе.
— Деда мы вам представим, это у нас мигом, — бодро сказал председатель колхоза.
— Ну хоть бы деда, — растерянно ответил Андрей, думая про себя, что дед ему решительно ни к чему.
Присев на одну из перевернутых лодок, он угостил хозяев московскими папиросами. Завязался мало-помалу разговор, неторопливый, как оно и положено в такой тихий вечер на берегу моря.
Но тут явился дед — в картузе и праздничном черном пиджаке.
Хотя прошло немало лет, Андрей сразу же признал старика, который разводил канареек на продажу «по всей Российской империи». Он мало изменился, только побелел весь, да глаза выцвели, стали водянистыми, как у младенца.
На приветствие дед не ответил, недоверчиво приглядываясь к новому человеку.
— Старый старичок, — извиняющимся тоном заметил председатель. — Годов восемьдесят будет…
— И не восемьдесят вовсе, а семьдесят семь, — недовольно, тонким голосом поправил дед, подсаживаясь к рыбакам.
Сосед принялся скручивать ему толстенную цигарку из самосада: папирос дед не курил. Прерванный разговор возобновился.
— Слышали такое глупое слово «бобыль»? — сказал председатель, повернувшись к Андрею.
— Как будто… что-то…
— Ну, бобыль — значит одинокий, холостой. А у нас мужиков называли так, которые земли не имели. Без земли, стало быть, вроде как неженатый, холостой. Вот мы все, что нас видите, в бобылях числились до Советской власти. Я плоты гонял, этот в извозчиках был в Твери, дед птичек для купеческой услады разводил…
Все посмотрели на деда.
— А почему он птичками занимался? — продолжал председатель. — Потому что барыня с земли его согнала. У нее своей небось десятин с тыщу было, да еще дедовых две-три десятинки понадобились. Водой затопила их.
— Она плотину ставила, — уточнил один из колхозников. — Мельница ей понадобилась.
— Вот и смыло нашего деда с земли.
— Непростая, слышно, барыня была, — лениво заметил кто-то. — Тройная!
— Как это тройная?
— Три фамилии имела… Дед, а дед! Как ей фамилии-то были, обидчице твоей?
Обидчицу дед вспомнил сразу, будто проснулся.
— Княгиня Юсупова, графиня Сумарокова-Эльстон! — громко и внятно, как на перекличке, сказал он, подавшись всем туловищем вперед.
— А теперь он, гляди, какой, дед-то! — заключил председатель с удовольствием. — Его наше советское Рыбинское море с болота, со свай подняло и снова на твердую землю поставило…
Андрей почтительно посмотрел на старика, с которым произошли в жизни такие удивительные перемены: сначала «смыло» водой с плотины, поставленной «тройной барыней», потом, спустя много лет, светлая волна, набежав, подняла с болота у Мокрого Лога и бережно опустила на здешний зеленый колхозный берег.
Старый колхозник был, видимо, польщен оказанным вниманием. Выяснилось, что хотя он и не мог припомнить Андрея в лицо, но человека, говорившего о том, что синь-море само до него, деда, дойдет, помнил очень хорошо.
Был тот спокойный вечерний час, когда в воздухе после жаркого дня, полного хлопот, разливается успокоительная прохлада.
Так тихо по вечерам бывает, кажется, только в июле в средней полосе России. Даже облака как бы в раздумье остановились над головой. Водная поверхность сверкает, как отполированная: ни морщинки, ни рябинки!
В зеркале вод отражаются неподвижные кучевые облака, задумчивый лесок, ярко-зеленая луговина и разбросанные по берегу колхозные постройки. Там темнеет круглая силосная башня, здесь раскинулся просторный ток, а вдали, на холмах, высятся столбы электропередачи — обычный фон современного сельского пейзажа.
— Море в полной точности предсказал, — продолжал бормотать дед, не сводя глаз с моря. — Ну, просто сказать: как в воду глядел…
Андрей молча кивнул.
Пахло скошенной травой и сыростью от развешанных на кольях сетей.
За неподвижной грядой облаков заходило солнце. С величавой медлительностью менялась окраска Рыбинского моря. Со всех сторон обступили его тихие лиственные и хвойные леса, будто это была чаша зеленого стекла, налитая до краев. На глазах совершались в этой чаше волшебные превращения. Только что вода была нежно-голубого цвета, потом налилась густой синевой, и вдруг море стало ярко-пестрым, будто поднялись со дна и поплыли полосы, огненно-синяя коловерть.
Жаль, Лизы не было рядом!..

Утром, посоветовавшись с председателем, Андрей отказался от поездки в Переборы и вернулся пешком в Весьегонск. Он решил там дожидаться Лизу.
Четыре дня подряд слонялся мой друг по зеленым тихим улицам. Город был очень милый, уютный, но ничем не напоминал тот Весьегонск, в котором Андрей родился и провел детство. Никто не узнавал Андрея, и он никого не узнавал. В конце концов ему стало просто скучно в незнакомом городе.
Каждое утро, как на службу, приходил он в контору строительного участка и перебрасывался несколькими фразами с кудрявой машинисткой, которая принимала в нем участие. Обычно свое «Лизаветы Гавриловны нет, задерживается Лизавета Гавриловна» она произносила очень грустным голосом и смотрела на Андрея так, что ему становилось немного легче.
Однажды, протискиваясь к выходу, мой друг споткнулся о человека, который сидел на корточках у высокой пачки писчей бумаги и хлопотливо пересчитывал листы, то и дело слюнявя пальцы. Видна была только лысина внушительных размеров, розовая, почти излучавшая сияние.
— Федор Матвеич! — окликнули из-за столов. — Дайте же человеку пройти. Весь проход загородили пачками.
Сидевший на корточках обернулся. Что-то странное было в этом одутловатом, бритом актерском лице. Казалось, не хватает обычного грима: накладных усов и бороды.
Выпученными рачьими глазами со склеротическими прожилками он скользнул по Андрею.
— Ах, виноват, виноват, — вежливо сказал он. — Пожалуйте!
Он посторонился и нагнулся над бумагой, снова показав Андрею свою лысину.
Где-то Андрей уже видел эту лысину. Знакомая лысина! Забавно!.. Где же он ее видел?
Он потоптался в раздумье у порога, напрягая память, но так и не вспомнил.
Мысли были заняты другим. Сегодня пятый день его сидения в Весьегонске, а Лизы нет как нет! Он пятый день гуляет взад и вперед по Весьегонску, тогда как в Москве, возможно, решается судьба экспедиции, дело всей его жизни! Все ли там в порядке?
Машинально он шел по улицам, пока не очутился перед зданием порта. Ноги сами принесли его сюда.
Он справился в кассе о ближайшем пассажирском пароходе. Ага, ожидается через полчаса! Очень хорошо! Один билет до Москвы, будьте добры!
Неторопливо шагая, совершил Андрей последний прощальный круг по городу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71