Из их пересохших глоток вырвалось слабое, насмешливое ура, и Бен, наконец, утих, озираясь вокруг с болезненным выражением на вздрагивающем лице и опустив топор, который теперь волочился за ним по земле. Сидевшую на расщепленном топорище лопасть свернуло набок, кожаная обмотка ее была разодрана, изнутри высыпалась снежно-белая пенопластовая крошка.
Ощущения праздника почему-то ни у кого не возникло. Мертвые поднимались, отряхиваясь и обмениваясь со своими запыхавшимися убийцами замечаниями насчет оружия, между тем как два студента-медика, состоящие в помощниках лекаря, накладывали томпоны и перевязывали неподдельные раны, становившиеся все более необъяснимыми. Из густеющего тумана появлялись, чтобы договориться об условиях выкупа, пленные; поле боя на скорую руку прибрали; было даже выпито некоторое количество положенного по обычаю эля и спето несколько победных песен. Эйффи и Никлас Боннер с последними лучами солнца исчезли. Спустя какое-то время, несколько человек отправились на поиски Крофа Гранта.
На теле его не нашли ни царапины, и никакой крови не видно было на листьях в том месте, где он лежал. Бен и Фаррелл стояли бок о бок на обрывистом берегу, следя за первой шлюпкой, уплывавшей туда, где уже загорелись огни. Неподалеку от них Хамид, как он делал из года в год, выводил плач по всем павшим:
– С весельем ушли они в стан богов, соратники нашего утра. На мгновение шафрановая рубаха Гранта вспыхнула розовой искрой, и тени поглотили ее.
Фаррелл сказал:
– Я все надеялся, что никто из иного времени не может по-настоящему убить человека в этом, – Бен не ответил, и Фаррелл, почувствовавший, что должен продолжать разговор, сказал: – Ну что же, выходит, Зия все-таки накликала смерть. Зия и Хамид.
Бен повернулся к нему, и Фаррелл увидел лицо пятнадцатилетнего мальчика, хрупкое от боли, как яичная скорлупа.
– Они накликали две разных смерти, – сказал он. – Эгиль умер.
Фаррелл молча глядел на него. Мальчик с беззащитным лицом добавил:
– Он умер. Эгиль мертв. Я чувствовал, как он умирает.
Фаррелл тронул его за плечо, но Бен отстранился.
– Ты хочешь сказать, что потерял с ним контакт, что связь прервалась? Так?
Ну правильно, Фаррелл, ну молодец. А как же иначе? Ему хотелось обнять Бена, как Бен обнимал Зию, но он не решался.
– Я хочу сказать, что он умер, – ответил Бен. – В своем времени, в своем настоящем времени, в возрасте тридцати девяти лет.
Фаррелл попытался прервать Бена, но тот предупредил его вопрос.
– Я не знаю, отчего он умер. И никогда уже не узнаю. Люди то и дело умирали в девятом столетии, тридцать девять – это почтенный срок. Но я всегда теперь буду думать, что умер он из-за меня. Из-за того, что я сделал с ним, что заставлял его делать. Может быть, я измучил его, наградил его язвой или болезнью сердца, или с ним случился удар, – внезапно лицо Бена судорожно задергалось, но глаза остались сухими. – Я почувствовал, что он умирает, Джо. Пытался закрепить ворота и вдруг почувствовал.
– Вот почему ты начал выкрикивать его имя.
Краем сжатой в кулак ладони Бен яростно тер рот, соскребая с него вкус смерти. Фаррелл сказал:
– Ты же не знаешь точно, что это ты его убил. Не можешь ты этого знать.
Пятнадцатилетнее лицо снова повернулось к нему, странно припухшее и комковатое в темноте, как будто проглоченное его обладателем горе вызвало аллергическую реакцию. Бен слабо улыбнулся.
– Видишь ли, если я не знаю точно, значит мне остается теряться в догадках до конца моих дней. А если я признаюсь себе, что убил его, убил тысячу лет назад, тогда я смогу надеяться, что рано или поздно мне удастся перестать думать об этом. Не похоже на то, но вдруг?
– Господи, да заплачь же ты, наконец, – потребовал Фаррелл. – Ты же надорвешься, если не заплачешь.
Но Бен покачал головой и ушел ко второй шлюпке, которой предстояло вот-вот отплыть. Фаррелл стоял, глядя на воду, и воображая, как Эйффи с Никласом Боннером шустро скользят по воде на байдарке, уютно сокрытой между темными волнами. Крупная морская чайка большую часть пути летела за шлюпкой, падая на воду, словно пытаясь выхватить последние, блестящие, точно селедочьи спинки, осколки дневного света из оставляемой шлюпкой кильватерной струи.
XVII
Смерть Крофа Гранта отнесли за счет сердечного приступа. У него и в самом деле что-то давно уже было не в порядке с коронарным кровообращением, и врачи советовали ему по возможности не перенапрягаться. История эта вызвала определенный шум, несколько дней подряд не сходя с газетных страниц по всему побережью Залива, – не столько из-за полицейского расследования, отличавшегося как исчерпывающей глубиной, так и полным отсутствием воображения, сколько из-за угроз вдовы Крофа Гранта вчинить Лиге Архаических Развлечений иск на тридцать пять миллионов долларов. Согласно сообщениям прессы, она ставила Лиге в вину не только смерть, но также и немалую часть жизни мужа – от упадка его профессиональной репутации до нерегулярных приступов подагры, все более частых провалов в памяти, отвергнутых предложений занять где-нибудь в другом месте более приметный пост и общего разлада в семейной жизни.
– Я даже выйти с ним никуда не могла! Он чего-то говорил, говорил, я и половины не понимала, а потом вдруг вызывал метрдотеля на дуэль за симпатии к англичанам. Дети и те перестали нас навещать. Эти мерзавцы превратили образцового мужа и отца в какого-то Владетеля Баллантре, черт бы его побрал!
В суд на Лигу она, разумеется, не подала, но зато наняла частного детектива, очень серьезно отнесшегося к порученному делу. Еще долгое время после того, как исчезли репортеры, он маячил в поле зрения, с терпеливым тщанием отыскивая и опрашивая почти каждого, кто находился на острове Казадор во время Войны Ведьмы. Строго говоря, он попусту тратил время и силы, поскольку те несколько человек, которые присутствовали при кончине Крофа Гранта, все, за вычетом Фаррелла, скорее всего вернулись к себе домой, в раннее Средневековье; тем не менее он действовал людям на нервы, и люди начали покидать Лигу. Слишком много странных и серьезных ранений оставила после себя эта война, слишком многие просыпались ночами от слишком похожих кошмаров, сквозь которые проносились кишки с зубами, и слишком многие, пытаясь завести разговор о закатном сражении и пятерке физиономий, таких же безжалостных, как закат, обрывали эти попытки одинаковым пожатием плеч, так что со стороны казалось, будто они умоляюще ежатся. У детектива возникли серьезные подозрения, что в деле замешаны наркотики, о чем он и сообщил вдове Крофа Гранта. Вдова ответила, что так она и знала, и приказала ему вывести этих мерзавцев на чистую воду.
– Шестьдесят один год, ума не больше, чем у брюквы, так они еще взяли и прикончили его своими треклятыми наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Ощущения праздника почему-то ни у кого не возникло. Мертвые поднимались, отряхиваясь и обмениваясь со своими запыхавшимися убийцами замечаниями насчет оружия, между тем как два студента-медика, состоящие в помощниках лекаря, накладывали томпоны и перевязывали неподдельные раны, становившиеся все более необъяснимыми. Из густеющего тумана появлялись, чтобы договориться об условиях выкупа, пленные; поле боя на скорую руку прибрали; было даже выпито некоторое количество положенного по обычаю эля и спето несколько победных песен. Эйффи и Никлас Боннер с последними лучами солнца исчезли. Спустя какое-то время, несколько человек отправились на поиски Крофа Гранта.
На теле его не нашли ни царапины, и никакой крови не видно было на листьях в том месте, где он лежал. Бен и Фаррелл стояли бок о бок на обрывистом берегу, следя за первой шлюпкой, уплывавшей туда, где уже загорелись огни. Неподалеку от них Хамид, как он делал из года в год, выводил плач по всем павшим:
– С весельем ушли они в стан богов, соратники нашего утра. На мгновение шафрановая рубаха Гранта вспыхнула розовой искрой, и тени поглотили ее.
Фаррелл сказал:
– Я все надеялся, что никто из иного времени не может по-настоящему убить человека в этом, – Бен не ответил, и Фаррелл, почувствовавший, что должен продолжать разговор, сказал: – Ну что же, выходит, Зия все-таки накликала смерть. Зия и Хамид.
Бен повернулся к нему, и Фаррелл увидел лицо пятнадцатилетнего мальчика, хрупкое от боли, как яичная скорлупа.
– Они накликали две разных смерти, – сказал он. – Эгиль умер.
Фаррелл молча глядел на него. Мальчик с беззащитным лицом добавил:
– Он умер. Эгиль мертв. Я чувствовал, как он умирает.
Фаррелл тронул его за плечо, но Бен отстранился.
– Ты хочешь сказать, что потерял с ним контакт, что связь прервалась? Так?
Ну правильно, Фаррелл, ну молодец. А как же иначе? Ему хотелось обнять Бена, как Бен обнимал Зию, но он не решался.
– Я хочу сказать, что он умер, – ответил Бен. – В своем времени, в своем настоящем времени, в возрасте тридцати девяти лет.
Фаррелл попытался прервать Бена, но тот предупредил его вопрос.
– Я не знаю, отчего он умер. И никогда уже не узнаю. Люди то и дело умирали в девятом столетии, тридцать девять – это почтенный срок. Но я всегда теперь буду думать, что умер он из-за меня. Из-за того, что я сделал с ним, что заставлял его делать. Может быть, я измучил его, наградил его язвой или болезнью сердца, или с ним случился удар, – внезапно лицо Бена судорожно задергалось, но глаза остались сухими. – Я почувствовал, что он умирает, Джо. Пытался закрепить ворота и вдруг почувствовал.
– Вот почему ты начал выкрикивать его имя.
Краем сжатой в кулак ладони Бен яростно тер рот, соскребая с него вкус смерти. Фаррелл сказал:
– Ты же не знаешь точно, что это ты его убил. Не можешь ты этого знать.
Пятнадцатилетнее лицо снова повернулось к нему, странно припухшее и комковатое в темноте, как будто проглоченное его обладателем горе вызвало аллергическую реакцию. Бен слабо улыбнулся.
– Видишь ли, если я не знаю точно, значит мне остается теряться в догадках до конца моих дней. А если я признаюсь себе, что убил его, убил тысячу лет назад, тогда я смогу надеяться, что рано или поздно мне удастся перестать думать об этом. Не похоже на то, но вдруг?
– Господи, да заплачь же ты, наконец, – потребовал Фаррелл. – Ты же надорвешься, если не заплачешь.
Но Бен покачал головой и ушел ко второй шлюпке, которой предстояло вот-вот отплыть. Фаррелл стоял, глядя на воду, и воображая, как Эйффи с Никласом Боннером шустро скользят по воде на байдарке, уютно сокрытой между темными волнами. Крупная морская чайка большую часть пути летела за шлюпкой, падая на воду, словно пытаясь выхватить последние, блестящие, точно селедочьи спинки, осколки дневного света из оставляемой шлюпкой кильватерной струи.
XVII
Смерть Крофа Гранта отнесли за счет сердечного приступа. У него и в самом деле что-то давно уже было не в порядке с коронарным кровообращением, и врачи советовали ему по возможности не перенапрягаться. История эта вызвала определенный шум, несколько дней подряд не сходя с газетных страниц по всему побережью Залива, – не столько из-за полицейского расследования, отличавшегося как исчерпывающей глубиной, так и полным отсутствием воображения, сколько из-за угроз вдовы Крофа Гранта вчинить Лиге Архаических Развлечений иск на тридцать пять миллионов долларов. Согласно сообщениям прессы, она ставила Лиге в вину не только смерть, но также и немалую часть жизни мужа – от упадка его профессиональной репутации до нерегулярных приступов подагры, все более частых провалов в памяти, отвергнутых предложений занять где-нибудь в другом месте более приметный пост и общего разлада в семейной жизни.
– Я даже выйти с ним никуда не могла! Он чего-то говорил, говорил, я и половины не понимала, а потом вдруг вызывал метрдотеля на дуэль за симпатии к англичанам. Дети и те перестали нас навещать. Эти мерзавцы превратили образцового мужа и отца в какого-то Владетеля Баллантре, черт бы его побрал!
В суд на Лигу она, разумеется, не подала, но зато наняла частного детектива, очень серьезно отнесшегося к порученному делу. Еще долгое время после того, как исчезли репортеры, он маячил в поле зрения, с терпеливым тщанием отыскивая и опрашивая почти каждого, кто находился на острове Казадор во время Войны Ведьмы. Строго говоря, он попусту тратил время и силы, поскольку те несколько человек, которые присутствовали при кончине Крофа Гранта, все, за вычетом Фаррелла, скорее всего вернулись к себе домой, в раннее Средневековье; тем не менее он действовал людям на нервы, и люди начали покидать Лигу. Слишком много странных и серьезных ранений оставила после себя эта война, слишком многие просыпались ночами от слишком похожих кошмаров, сквозь которые проносились кишки с зубами, и слишком многие, пытаясь завести разговор о закатном сражении и пятерке физиономий, таких же безжалостных, как закат, обрывали эти попытки одинаковым пожатием плеч, так что со стороны казалось, будто они умоляюще ежатся. У детектива возникли серьезные подозрения, что в деле замешаны наркотики, о чем он и сообщил вдове Крофа Гранта. Вдова ответила, что так она и знала, и приказала ему вывести этих мерзавцев на чистую воду.
– Шестьдесят один год, ума не больше, чем у брюквы, так они еще взяли и прикончили его своими треклятыми наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102