Не потому ли, что сыновья и дочери Хастура и Кассильды стремятся забыть о том, что их скрещивают, словно племенной скот, ради благословенного и проклятого ларана , дающего власть и силу их роду?
Но как он мог забыть? Эллерт снова попал в плен размытого ощущения времени, наблюдая варианты будущего, бесконечно ветвившиеся из настоящего. Он видел землю, полыхающую в огне войны; парящих ястребов, похожих на тех, что посылали клингфайр на аэрокар; огромные планеры с широкими крыльями; лесные пожары; незнакомые заснеженные пики за Неварсином, не виденные ранее; лицо ребенка в бледных вспышках молний… «Неужели все это действительно войдет в мою жизнь, или это лишь то, что может случиться?»
Обладает ли он хоть какой-то властью над будущим, или же безжалостный рок обрушит на него лавину событий? Одно событие уже произошло: Кассандра Эйлард, стоявшая рядом с ним, стала его женой… Но теперь Эллерт видел перед собой дюжину лиц Кассандры. Одно светилось любовью и страстью (он знал, что может пробудить эти чувства); другое искажали ненависть и презрение (да, он мог стать причиной и этому!); на третьем лежала печать неизбывной усталости. Кассандра умирала с проклятьем на устах, умирала у него на руках… Эллерт закрыл глаза в тщетной попытке отгородиться от многоликих образов своей жены.
— Муж мой! — в тревоге воскликнула новобрачная. — Эллерт! Умоляю, скажи, что случилось!
Он знал, что испугал ее. И боролся с собой, применяя приемы самоконтроля, которым научился в Неварсине. Мало-помалу ему удалось успокоиться.
— Ты тут ни при чем, Кассандра. Я уже рассказывал тебе о своем проклятье.
— И я ничем не могу помочь тебе?
«Могла бы, — яростно подумал Эллерт. — Ты бы помогла мне, если бы вообще не родилась на свет; если бы оба умерли в младенчестве; если бы наши гены — да вмерзнут они навеки в темнейшую из преисподен Зандру! — не поразили бы этим проклятьем весь род!» Юноша не мог произнести этого вслух, но Кассандра уловила его мысль, и ее глаза расширились от ужаса.
Затем толпа родственников нарушила их недолгое уединение. Дамон-Рафаэль пригласил Кассандру на танец, высокомерно бросив «скоро она будет твоя, братец», кто-то сунул в руку бокал вина, требуя, чтобы он присоединился к общему веселью, которое, в конце концов, устраивалось в его честь.
Скрывая ярость и возмущение — нельзя же винить гостей в том, что мир устроен так, а не иначе! — Эллерт выпил и немного потанцевал с девушками, имевшими столь незначительное отношение к его будущему, что их лица слились в одно целое, не изменяясь в калейдоскопе вероятностей. Он не видел Кассандру до тех пор, пока Кассильда, жена Дамона-Рафаэля, не вывела ее из зала в сопровождении служанок для приготовлений к брачному ложу.
Обычай требовал, чтобы мужа и жену в первую брачную ночь сопровождали к ложу родственники, которые могли бы засвидетельствовать осуществление брака. В Неварсине Эллерту приходилось читать о том, что было время, когда первое исполнение супружеских обязанностей также некоторое время было публичным. К счастью, он знал, что сейчас этого не потребуется, и удивлялся тому, как другие могли терпеть подобное унижение.
Прошло еще немного времени, и Эллерта под обстрелом обычных шуточек повели к жене. Обычай также требовал, чтобы ночное одеяние новобрачной было достаточно откровенным. Наверное, подумал Эллерт, это делается для того, чтобы все могли видеть отсутствие у женщины скрытых изъянов, способных уменьшить ее ценность как породистой самки.
«Да не допустят боги, чтобы ее одурманили наркотиками для вящей покорности!..» Эллерт внимательно всмотрелся в глаза Кассандры, стараясь заметить неестественный блеск. По его мнению, такая мера могла бы быть милосердной для женщины, отдаваемой против ее воли совершенно незнакомому человеку; никто не захочет насилием добиваться покорности от перепуганной девушки. И снова противоречивые образы, события и возможности затопили его разум, борясь за главенство между собою. Похоть, ненависть, смирение… Что там сказал Дамон-Рафаэль — все ее сестры умирали от родов?
Под хор поздравлений родственники покинули комнату. Эллерт встал и закрыл дверь на щеколду. Вернувшись к Кассандре, он заметил на ее лице страх, который девушка пыталась безуспешно скрыть.
«Может быть, она боится, что я нападу на нее, словно дикое животное?» Но вслух спросил:
— Они не опоили тебя афросоном или каким-нибудь другим снадобьем?
Кассандра покачала головой.
— Я отказалась. Моя приемная мать хотела, чтобы я выпила, но я сказала ей, что не боюсь тебя.
— Тогда почему ты дрожишь? — спросил юноша.
— Мне холодно , мой лорд, — ответила она с горячностью, которую он уже замечал в ней раньше. — Да и как может быть иначе в этой прозрачной рубашке, которую они на меня напялили!
Эллерт рассмеялся.
— Похоже, у меня есть преимущество: я-то кутаюсь в меха. Вот, возьми, моя леди. Тебе не нужны полупрозрачные одеяния, чтобы возбудить желание… Ах да, я забыл, что ты не любишь лести и комплиментов. — Вручив ей свой плащ, он уселся на краешке огромной постели. — Могу я предложить тебе немного вина, домна ?
— Благодарю тебя. — Кассандра взяла бокал и сделала глоток, благодарно кутаясь в меховой плащ. Он заметил, как румянец постепенно возвращается на ее лицо, налил вина себе и повертел бокал в ладонях, размышляя о том, как высказать невесте свои мысли, не оскорбляя. Поток калейдоскопических образов будущего снова угрожал унести прочь. Эллерт видел себя, отбросившего принципы и заключившего девушку в объятия. Видел ее, пробужденную к жизни любовью и страстью, видел годы радости, которые они могут разделить… но на эту картину странным образом накладывалось лицо другой женщины, загорелое и смеющееся, обрамленное густыми волосами цвета меди…
— Кассандра, — сказал он. — Ты хотела этого брака?
Она сидела потупив взор.
— Я удостоена этого брака. Когда нас обручили, я была еще слишком мала. Должно быть, для тебя все обстоит по-другому. Ты мужчина и можешь выбирать, но у меня никакого выбора не было. С детских лет я не слышала ничего иного, кроме «когда ты станешь женой Эллерта Хастура из Элхалина, ты будешь делать то-то и то-то».
— Какое счастье, должно быть, видеть лишь одно будущее вместо дюжины, сотни, тысячи… не балансировать между ними, словно акробат, идущий по канату!
— Я никогда не думала об этом. Но мне всегда казалось, что ты более свободен в выборе…
— Свободен? — Он невесело рассмеялся. — Моя судьба предрешена так же, как и твоя, леди. Однако мы все еще можем выбрать будущее.
— Что нам теперь выбирать, мой лорд? — тихо спросила Кассандра. — Мы стали мужем и женой, и обратного пути нет. Правда, ты можешь обращаться со мной ласково или жестоко, а я могу терпеливо сносить твою жестокость или же опозорить свою касту, сопротивляясь единственным доступным мне способом и вынуждая тебя носить отметины моих зубов и ногтей, словно героя старой непристойной песенки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Но как он мог забыть? Эллерт снова попал в плен размытого ощущения времени, наблюдая варианты будущего, бесконечно ветвившиеся из настоящего. Он видел землю, полыхающую в огне войны; парящих ястребов, похожих на тех, что посылали клингфайр на аэрокар; огромные планеры с широкими крыльями; лесные пожары; незнакомые заснеженные пики за Неварсином, не виденные ранее; лицо ребенка в бледных вспышках молний… «Неужели все это действительно войдет в мою жизнь, или это лишь то, что может случиться?»
Обладает ли он хоть какой-то властью над будущим, или же безжалостный рок обрушит на него лавину событий? Одно событие уже произошло: Кассандра Эйлард, стоявшая рядом с ним, стала его женой… Но теперь Эллерт видел перед собой дюжину лиц Кассандры. Одно светилось любовью и страстью (он знал, что может пробудить эти чувства); другое искажали ненависть и презрение (да, он мог стать причиной и этому!); на третьем лежала печать неизбывной усталости. Кассандра умирала с проклятьем на устах, умирала у него на руках… Эллерт закрыл глаза в тщетной попытке отгородиться от многоликих образов своей жены.
— Муж мой! — в тревоге воскликнула новобрачная. — Эллерт! Умоляю, скажи, что случилось!
Он знал, что испугал ее. И боролся с собой, применяя приемы самоконтроля, которым научился в Неварсине. Мало-помалу ему удалось успокоиться.
— Ты тут ни при чем, Кассандра. Я уже рассказывал тебе о своем проклятье.
— И я ничем не могу помочь тебе?
«Могла бы, — яростно подумал Эллерт. — Ты бы помогла мне, если бы вообще не родилась на свет; если бы оба умерли в младенчестве; если бы наши гены — да вмерзнут они навеки в темнейшую из преисподен Зандру! — не поразили бы этим проклятьем весь род!» Юноша не мог произнести этого вслух, но Кассандра уловила его мысль, и ее глаза расширились от ужаса.
Затем толпа родственников нарушила их недолгое уединение. Дамон-Рафаэль пригласил Кассандру на танец, высокомерно бросив «скоро она будет твоя, братец», кто-то сунул в руку бокал вина, требуя, чтобы он присоединился к общему веселью, которое, в конце концов, устраивалось в его честь.
Скрывая ярость и возмущение — нельзя же винить гостей в том, что мир устроен так, а не иначе! — Эллерт выпил и немного потанцевал с девушками, имевшими столь незначительное отношение к его будущему, что их лица слились в одно целое, не изменяясь в калейдоскопе вероятностей. Он не видел Кассандру до тех пор, пока Кассильда, жена Дамона-Рафаэля, не вывела ее из зала в сопровождении служанок для приготовлений к брачному ложу.
Обычай требовал, чтобы мужа и жену в первую брачную ночь сопровождали к ложу родственники, которые могли бы засвидетельствовать осуществление брака. В Неварсине Эллерту приходилось читать о том, что было время, когда первое исполнение супружеских обязанностей также некоторое время было публичным. К счастью, он знал, что сейчас этого не потребуется, и удивлялся тому, как другие могли терпеть подобное унижение.
Прошло еще немного времени, и Эллерта под обстрелом обычных шуточек повели к жене. Обычай также требовал, чтобы ночное одеяние новобрачной было достаточно откровенным. Наверное, подумал Эллерт, это делается для того, чтобы все могли видеть отсутствие у женщины скрытых изъянов, способных уменьшить ее ценность как породистой самки.
«Да не допустят боги, чтобы ее одурманили наркотиками для вящей покорности!..» Эллерт внимательно всмотрелся в глаза Кассандры, стараясь заметить неестественный блеск. По его мнению, такая мера могла бы быть милосердной для женщины, отдаваемой против ее воли совершенно незнакомому человеку; никто не захочет насилием добиваться покорности от перепуганной девушки. И снова противоречивые образы, события и возможности затопили его разум, борясь за главенство между собою. Похоть, ненависть, смирение… Что там сказал Дамон-Рафаэль — все ее сестры умирали от родов?
Под хор поздравлений родственники покинули комнату. Эллерт встал и закрыл дверь на щеколду. Вернувшись к Кассандре, он заметил на ее лице страх, который девушка пыталась безуспешно скрыть.
«Может быть, она боится, что я нападу на нее, словно дикое животное?» Но вслух спросил:
— Они не опоили тебя афросоном или каким-нибудь другим снадобьем?
Кассандра покачала головой.
— Я отказалась. Моя приемная мать хотела, чтобы я выпила, но я сказала ей, что не боюсь тебя.
— Тогда почему ты дрожишь? — спросил юноша.
— Мне холодно , мой лорд, — ответила она с горячностью, которую он уже замечал в ней раньше. — Да и как может быть иначе в этой прозрачной рубашке, которую они на меня напялили!
Эллерт рассмеялся.
— Похоже, у меня есть преимущество: я-то кутаюсь в меха. Вот, возьми, моя леди. Тебе не нужны полупрозрачные одеяния, чтобы возбудить желание… Ах да, я забыл, что ты не любишь лести и комплиментов. — Вручив ей свой плащ, он уселся на краешке огромной постели. — Могу я предложить тебе немного вина, домна ?
— Благодарю тебя. — Кассандра взяла бокал и сделала глоток, благодарно кутаясь в меховой плащ. Он заметил, как румянец постепенно возвращается на ее лицо, налил вина себе и повертел бокал в ладонях, размышляя о том, как высказать невесте свои мысли, не оскорбляя. Поток калейдоскопических образов будущего снова угрожал унести прочь. Эллерт видел себя, отбросившего принципы и заключившего девушку в объятия. Видел ее, пробужденную к жизни любовью и страстью, видел годы радости, которые они могут разделить… но на эту картину странным образом накладывалось лицо другой женщины, загорелое и смеющееся, обрамленное густыми волосами цвета меди…
— Кассандра, — сказал он. — Ты хотела этого брака?
Она сидела потупив взор.
— Я удостоена этого брака. Когда нас обручили, я была еще слишком мала. Должно быть, для тебя все обстоит по-другому. Ты мужчина и можешь выбирать, но у меня никакого выбора не было. С детских лет я не слышала ничего иного, кроме «когда ты станешь женой Эллерта Хастура из Элхалина, ты будешь делать то-то и то-то».
— Какое счастье, должно быть, видеть лишь одно будущее вместо дюжины, сотни, тысячи… не балансировать между ними, словно акробат, идущий по канату!
— Я никогда не думала об этом. Но мне всегда казалось, что ты более свободен в выборе…
— Свободен? — Он невесело рассмеялся. — Моя судьба предрешена так же, как и твоя, леди. Однако мы все еще можем выбрать будущее.
— Что нам теперь выбирать, мой лорд? — тихо спросила Кассандра. — Мы стали мужем и женой, и обратного пути нет. Правда, ты можешь обращаться со мной ласково или жестоко, а я могу терпеливо сносить твою жестокость или же опозорить свою касту, сопротивляясь единственным доступным мне способом и вынуждая тебя носить отметины моих зубов и ногтей, словно героя старой непристойной песенки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114