Леди Деонара искренне любила свою певицу и прислала к ней самых искусных сиделок и акушерок.
Потом в комнату вошел Микел, лорд Алдаран, — крупный мужчина в расцвете лет, с преждевременно поседевшими волосами. Он был гораздо старше Алисианы, которой в прошлом году исполнилось двадцать четыре. Его поступь была тяжелой; она больше напоминала уверенный шаг одетого в броню воина на поле битвы, чем осторожную походку мужа, опасающегося потревожить роженицу.
— Ты играешь ради собственного удовольствия, Алисиана? Я думал, что музыкант получает наибольшее удовольствие от аплодисментов, однако часто вижу, как ты играешь для себя и своих служанок, — с улыбкой произнес он.
Взяв легкий стул, лорд уселся рядом с постелью.
— Как ты себя чувствуешь, мое сокровище?
— Все хорошо, но я немного устала, — ответила она, улыбаясь. — Ребенок беспокойный, и я играю частично потому, что музыка успокаивает его.
— Может быть, может быть, — проворчал Алдаран. Увидев, что она отложила арфу, добавил: — Нет, Алисиана. Спой нам, если ты не слишком устала.
— Как пожелаете, мой лорд.
Она взяла несколько аккордов и тихо запела любовную песню, сложенную в далеких холмах:
Где ты теперь?
Где блуждает моя любовь?
Не в холмах, не у мглистого побережья,
Не в далеких морях.
Любовь моя, где ты теперь?
Ночь темна, и я устала искать,
Любимый, когда же закончится мое искание?
Тьма повсюду, за мной и вокруг меня.
Где же блуждаешь ты, моя любовь?
Микел наклонился к женщине и мягко провел тяжелой ладонью по блестящим волосам.
— Какая печальная песня, — тихо произнес он. — В ней звучит неизбывная тоска. Правда ли, что любовь так печальна для тебя, моя Алисиана?
— Конечно же нет, мой лорд, — ответила она, изобразив веселье, которого не чувствовала. Страхи и разговоры о них были уделом изнеженных жен, а не барраганьи, чье положение зависело от умения веселить и ублажать повелителя. — Но самые красивые песни о любви почему-то всегда печальны. Доставлю ли я вам больше удовольствия, если спою радостные песни?
— Твое пение всегда радует меня, мое сокровище, — ласково сказал Микел. — Если ты устала или грустишь, тебе не нужно изображать передо мною веселье, карья.
Заметив недоверие, промелькнувшее в ее глазах, Алдаран подумал: «Я слишком чувствителен; должно быть, приятно пребывать в неведении о том, что творится в умах других. Любит ли она меня или лишь ценит свое положение фаворитки? И даже если любит, то как: ради меня самого или лишь потому, что я богат и могуществен?»
Микел сделал повелительный жест. Остальные женщины отступили в дальний конец просторного зала, оставив его наедине с любовницей. Они не могли уйти в силу приличий, не позволявших оставить роженицу наедине с мужчиной, но отодвинулись за пределы слышимости.
— Я не доверяю этим женщинам, — сказал он.
— Мой лорд, я думаю, что Деонара действительно любит меня. Она не послала бы ко мне никого, кто мог бы желать зла моему ребенку.
— Деонара? Да… наверное, ты права. — Микел вспомнил о том, что Деонара была его женой в течение двадцати лет и разделяла его стремление иметь ребенка. Теперь она больше не могла обещать даже надежды на рождение наследника и потому приветствовала его выбор, когда он полюбил Алисиану и сделал ее барраганьей. — Но у меня есть враги, не принадлежащие к этому дому, — продолжал он. — Очень легко заслать шпиона, обладающего лараном , который может передавать все происходящее в моей семье моим врагам. Мои родственники способны пойти на многое, лишь бы предотвратить рождение моего наследника. Я не удивляюсь твоей бледности, мое сокровище: трудно поверить в злобу, готовую нанести удар нерожденному ребенку, — однако я убежден, что Деонара пала жертвой кого-то, кто убивал детей нерожденными в ее чреве. Сделать это нетрудно; даже едва умея обращаться с матриксом, можно разорвать хрупкое звено, соединяющее ребенка с жизнью.
— Но любой, кто желает тебе зла, знает также, что ты обещал узаконить моего ребенка, и должен был обратить свое зло на меня, — успокаивающим тоном сказала Алисиана. — Однако моя беременность проходила без болезней и потрясений. Твои опасения напрасны, любимый.
— Хвала богам, если ты права! Однако у меня есть враги, которые не остановятся ни перед чем. Перед родами я позову лерони , чтобы испытать женщин; у твоей постели не будет находиться ни одна, которая не сможет подтвердить под заклятием правды, что желает тебе только добра. Злая воля может отбить у новорожденного тягу к жизни.
— Но такой ларан встречается редко, мой лорд.
— Не так редко, как хотелось бы, — эхом отозвался Микел, лорд Алдаран. — В последнее время меня посещают странные мысли. Мое же оружие повернулось против меня; я, прибегавший к волшебству, чтобы обрушить огонь и хаос на головы своих врагов, чувствую, что теперь они набрались сил и готовы отплатить той же монетой. В молодости я считал ларан даром богов. Они назначили меня править этой землей и наделили лараном , дабы укрепить мое правление. Но к старости он кажется мне скорее проклятием, чем даром.
— Ты не так стар, мой лорд, и никто здесь не осмелится бросить вызов твоему правлению.
— Никто не осмелится бросить вызов открыто, Алисиана, но мне приходится противостоять тем, кто таится по темным углам, ожидая, пока я не умру бездетным. У меня есть жирные куски для голодных псов… да будут боги благосклонны к нам и даруют тебе сына, карья!
Алисиана вздрогнула всем телом.
— А если нет, мой возлюбленный лорд?
— Ну что ж, мое сокровище, тогда тебе придется родить другого ребенка, — ласково сказал он. — Но даже если этого не случится, у меня будет дочь, которая унаследует мое поместье и привлечет ко мне сильных союзников. Даже ребенок женского пола значительно упрочит мое положение. А твой сын будет ее сводным братом, защитником в беде, утешителем в печали. Я в самом деле люблю твоего сына, Алисиана.
— Знаю, мой лорд.
Как могла она попасться в такую ловушку — обнаружить, что любит мужчину, которого поначалу хотела лишь пленить чарами своей красоты? Микел оказался добрым и великодушным. Он возвысил ее, хотя мог бы взять как законную добычу. Даже без ее просьбы обещал: будущее Донела будет обеспечено. Сначала Алисиана ценила его великодушие, потом полюбила, а теперь боялась за него.
«Попалась в собственную ловушку!»
— Мне не нужно таких заверений, мой лорд. Я не сомневалась в тебе.
Алдаран улыбнулся, словно читая ее мысли:
— Но женщины в такое время становятся пугливыми. Теперь Деонара, конечно, не родит мне ребенка, даже если я попрошу ее об этом. Знаешь ли ты, Алисиана, как больно видеть детей — долгожданных, желанных, любимых еще до появления на свет — умирающими в первые мгновения жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Потом в комнату вошел Микел, лорд Алдаран, — крупный мужчина в расцвете лет, с преждевременно поседевшими волосами. Он был гораздо старше Алисианы, которой в прошлом году исполнилось двадцать четыре. Его поступь была тяжелой; она больше напоминала уверенный шаг одетого в броню воина на поле битвы, чем осторожную походку мужа, опасающегося потревожить роженицу.
— Ты играешь ради собственного удовольствия, Алисиана? Я думал, что музыкант получает наибольшее удовольствие от аплодисментов, однако часто вижу, как ты играешь для себя и своих служанок, — с улыбкой произнес он.
Взяв легкий стул, лорд уселся рядом с постелью.
— Как ты себя чувствуешь, мое сокровище?
— Все хорошо, но я немного устала, — ответила она, улыбаясь. — Ребенок беспокойный, и я играю частично потому, что музыка успокаивает его.
— Может быть, может быть, — проворчал Алдаран. Увидев, что она отложила арфу, добавил: — Нет, Алисиана. Спой нам, если ты не слишком устала.
— Как пожелаете, мой лорд.
Она взяла несколько аккордов и тихо запела любовную песню, сложенную в далеких холмах:
Где ты теперь?
Где блуждает моя любовь?
Не в холмах, не у мглистого побережья,
Не в далеких морях.
Любовь моя, где ты теперь?
Ночь темна, и я устала искать,
Любимый, когда же закончится мое искание?
Тьма повсюду, за мной и вокруг меня.
Где же блуждаешь ты, моя любовь?
Микел наклонился к женщине и мягко провел тяжелой ладонью по блестящим волосам.
— Какая печальная песня, — тихо произнес он. — В ней звучит неизбывная тоска. Правда ли, что любовь так печальна для тебя, моя Алисиана?
— Конечно же нет, мой лорд, — ответила она, изобразив веселье, которого не чувствовала. Страхи и разговоры о них были уделом изнеженных жен, а не барраганьи, чье положение зависело от умения веселить и ублажать повелителя. — Но самые красивые песни о любви почему-то всегда печальны. Доставлю ли я вам больше удовольствия, если спою радостные песни?
— Твое пение всегда радует меня, мое сокровище, — ласково сказал Микел. — Если ты устала или грустишь, тебе не нужно изображать передо мною веселье, карья.
Заметив недоверие, промелькнувшее в ее глазах, Алдаран подумал: «Я слишком чувствителен; должно быть, приятно пребывать в неведении о том, что творится в умах других. Любит ли она меня или лишь ценит свое положение фаворитки? И даже если любит, то как: ради меня самого или лишь потому, что я богат и могуществен?»
Микел сделал повелительный жест. Остальные женщины отступили в дальний конец просторного зала, оставив его наедине с любовницей. Они не могли уйти в силу приличий, не позволявших оставить роженицу наедине с мужчиной, но отодвинулись за пределы слышимости.
— Я не доверяю этим женщинам, — сказал он.
— Мой лорд, я думаю, что Деонара действительно любит меня. Она не послала бы ко мне никого, кто мог бы желать зла моему ребенку.
— Деонара? Да… наверное, ты права. — Микел вспомнил о том, что Деонара была его женой в течение двадцати лет и разделяла его стремление иметь ребенка. Теперь она больше не могла обещать даже надежды на рождение наследника и потому приветствовала его выбор, когда он полюбил Алисиану и сделал ее барраганьей. — Но у меня есть враги, не принадлежащие к этому дому, — продолжал он. — Очень легко заслать шпиона, обладающего лараном , который может передавать все происходящее в моей семье моим врагам. Мои родственники способны пойти на многое, лишь бы предотвратить рождение моего наследника. Я не удивляюсь твоей бледности, мое сокровище: трудно поверить в злобу, готовую нанести удар нерожденному ребенку, — однако я убежден, что Деонара пала жертвой кого-то, кто убивал детей нерожденными в ее чреве. Сделать это нетрудно; даже едва умея обращаться с матриксом, можно разорвать хрупкое звено, соединяющее ребенка с жизнью.
— Но любой, кто желает тебе зла, знает также, что ты обещал узаконить моего ребенка, и должен был обратить свое зло на меня, — успокаивающим тоном сказала Алисиана. — Однако моя беременность проходила без болезней и потрясений. Твои опасения напрасны, любимый.
— Хвала богам, если ты права! Однако у меня есть враги, которые не остановятся ни перед чем. Перед родами я позову лерони , чтобы испытать женщин; у твоей постели не будет находиться ни одна, которая не сможет подтвердить под заклятием правды, что желает тебе только добра. Злая воля может отбить у новорожденного тягу к жизни.
— Но такой ларан встречается редко, мой лорд.
— Не так редко, как хотелось бы, — эхом отозвался Микел, лорд Алдаран. — В последнее время меня посещают странные мысли. Мое же оружие повернулось против меня; я, прибегавший к волшебству, чтобы обрушить огонь и хаос на головы своих врагов, чувствую, что теперь они набрались сил и готовы отплатить той же монетой. В молодости я считал ларан даром богов. Они назначили меня править этой землей и наделили лараном , дабы укрепить мое правление. Но к старости он кажется мне скорее проклятием, чем даром.
— Ты не так стар, мой лорд, и никто здесь не осмелится бросить вызов твоему правлению.
— Никто не осмелится бросить вызов открыто, Алисиана, но мне приходится противостоять тем, кто таится по темным углам, ожидая, пока я не умру бездетным. У меня есть жирные куски для голодных псов… да будут боги благосклонны к нам и даруют тебе сына, карья!
Алисиана вздрогнула всем телом.
— А если нет, мой возлюбленный лорд?
— Ну что ж, мое сокровище, тогда тебе придется родить другого ребенка, — ласково сказал он. — Но даже если этого не случится, у меня будет дочь, которая унаследует мое поместье и привлечет ко мне сильных союзников. Даже ребенок женского пола значительно упрочит мое положение. А твой сын будет ее сводным братом, защитником в беде, утешителем в печали. Я в самом деле люблю твоего сына, Алисиана.
— Знаю, мой лорд.
Как могла она попасться в такую ловушку — обнаружить, что любит мужчину, которого поначалу хотела лишь пленить чарами своей красоты? Микел оказался добрым и великодушным. Он возвысил ее, хотя мог бы взять как законную добычу. Даже без ее просьбы обещал: будущее Донела будет обеспечено. Сначала Алисиана ценила его великодушие, потом полюбила, а теперь боялась за него.
«Попалась в собственную ловушку!»
— Мне не нужно таких заверений, мой лорд. Я не сомневалась в тебе.
Алдаран улыбнулся, словно читая ее мысли:
— Но женщины в такое время становятся пугливыми. Теперь Деонара, конечно, не родит мне ребенка, даже если я попрошу ее об этом. Знаешь ли ты, Алисиана, как больно видеть детей — долгожданных, желанных, любимых еще до появления на свет — умирающими в первые мгновения жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114