И все получалось! Особенной популярностью пользовалось в последней больнице (нет, еще до Нейроцентра) исполнение Бляхманом полонеза Огинского на раздолбанном пианино (неизвестно откуда взявшемся в медицинском учреждении). Никто не понимал, почему так страдальчески улыбается при этом известный пианист. Ведь то, в чем врачи видели чудо, для Юрия Адольфовича было настоящей трагедией! Он вовсе не собирался укладывать спички в коробок или до конца своей жизни пришивать пуговицы! Он хотел снова играть! Играть так, как раньше, когда весь Большой зал Филармонии вставал, как один человек, и аплодировал стоя...
Увы. Таких чудес не делала никакая наука. Иногда по вечерам Бляхман прокрадывался к тому злополучному пианино и пробовал, пробовал, пробовал... Любая мало-мальски серьезная вариация – и пальцы вязко Путались в триолях, скрючивались после второго же такта шестнадцатых, не говоря уже о тридцать вторых... Юрий Адольфович отправлялся в свою палату, долго не спал, глядя в потолок, а назавтра снова приходилось старательно играть радость и восторг и пожимать бесчисленные руки, и принимать бесконечные поздравления, хотя внутри у него все кричало от отчаяния.
На одном из медицинских семинаров, куда Юрий Адольфович был, как всегда, приглашен в качестве экспоната (он согласился прийти только с условием, что ЭТОТ будет последним в его медицинских гастролях), он встретил странного молодого человека. Тот внимательно смотрел на Бляхмана в течение всего семинара, а после окончания подошел и спросил сразу в лоб:
– Вы чем-то сильно расстроены? Деликатный Юрий Адольфович начал лепетать, что-то насчет усталости. Молодой человек покивал, давая понять, что ни чуточки не верит в эту отговорку.
– Я видел, как вы играете на пианино... – Юрий Адольфович понял, что сейчас просто разрыдается на плече у незнакомца. – Вы очень несчастны. – Бляхман молчал. Он не мог выговорить ни слова. – Вот вам телефон. Когда освободитесь, приходите ко мне, попробуем что-нибудь придумать.
Юрий Адольфович не спал всю ночь. Под утро он окончательно решил, что молодой человек – просто начинающий карьерист и хочет еще раз пройтись скальпелем по многострадальным рукам пианиста и урвать себе кусочек славы. Наутро “карьерист” позвонил сам:
– Клиника Нейроцентра, на Петроградской. Третье отделение. Сегодня, в двенадцать.
Юрий Адольфович не посмел ослушаться и пришел.
Молодой человек представился Игорем Валерьевичем, провел Бляхмана в ординаторскую, и тут у них состоялся очень интересный разговор.
– Вы знаете, Юрий Адольфович, мне кажется, я знаю, в чем причина вашей печали, – сказал Игорь Валерьевич, барабаня пальцами по столу. – То есть я бы в жизни не догадался, но позавчера по телевизору показывали милый старый фильм. “Сказание о земле Сибирской”, помните?
Юрий Адольфович помнил. Судьба пианиста-фронтовика, уехавшего в глушь и написавшего симфонию о сибирской земле, давно не давала ему покоя. Сам он, к сожалению, был напрочь лишен сочинительского дара. Но полубезумная идея насчет глухой деревушки и старенького аккордеона уже давно витала над ним.
Молодой и напористый Игорь Валерьевич словно с листа читал мысли Юрия Адольфовича:
– Вы должны понимать, что в наше время такой выход, как бегство в деревню, неприемлем. Я бы хотел предложить вам попробовать лечение по моей методике.
– Зачем? – удивился Бляхман. – У меня все хорошо. Руки работают.
– Но все же недостаточно хорошо, мне кажется? Скажем, не так хорошо, как вам бы хотелось?
– Я подумаю, – сказал Юрий Адольфович, только чтобы что-то ответить.
– Не могу вам этого позволить, – странно отреагировал на эту фразу Игорь Валерьевич.
– Чего?
– Думать. Я вижу, вы почти отчаялись. Если вы будете думать и дальше, вы потеряете надежду. Тогда я уже ничем не смогу вам помочь.
“Ерунда какая-то, – подумал Юрий Адольфович, – при чем здесь моя надежда?”
– Взвесьте сами, – продолжал настаивать Игорь Валерьевич, – хуже вам уже не будет. Я не собираюсь резать ваши многострадальные руки. Но шанс снова стать хорошим, то есть выдающимся пианистом у вас появится. А?
– Вы что – волшебник? – грустно улыбнулся Юрий Адольфович.
– Почти, – серьезно ответил врач. На следующее утро Юрий Адольфович начал обживать очередную больничную палату и приноравливаться к очередной скрипучей, продавленной кровати в клинике Нейроцентра.
Все здесь было необычным. И разношерстная компания больных – от истеричной дамы сорока (с бо-оль-шим хвостиком) лет до перекошенного инсультом актера. С руками (то есть с последствиями тяжелой травмы) был один Бляхман. Атмосфера в отделении действительно напоминала то ли преддверие Нового года, то ли настроение в очереди на прием к волшебнику. О самом методе лечения никто толком ничего сказать не мог. Но в одном все были единодушны: гипноз. Игорь Валерьевич использует гипноз.
К Юрию Адольфовичу здесь особо не приставали. В первый же день Игорь Валерьевич тщательно осмотрел его с привлечением множества мудренейших приборов, каждый из которых светился своим цветом и выщелкивал свои цифирки. А дальше – ничего. Больше недели Юрий Адольфович бесцельно слонялся по отделению, собирая, ради развлечения, легенды о чудесных выздоровлениях. Юлия Марковна каждый раз, навещая мужа, делала большие глаза и страшным шепотом спрашивала, сколько все это будет стоить. Юрий Адольфович смущался, а советоваться с другими больными на этот счет не решался.
Во вторник (это точно было во вторник, третьего марта, такие даты не забываются) Игорь Валерьевич сам вошел в палату к Бляхману и каким-то даже торжественным голосом пригласил того на “процедуру”.
Да. Это действительно очень походило на гипноз, как его себе представляет обыватель. Приглашение сосредоточиться, медленный, акцентированный счет до пяти и... глубокий сон. Который, как оказалось, продолжался около двух минут, но, как это не раз уже описано в популярной литературе, был удивительно ярок и наполнен странными событиями.
Юрия Адольфовича разбудили и провели обратно в палату. Ничего не спрашивая. На следующее утро повторился сеанс обследования теми же приборами... И ни одного вопроса о самочувствии, никаких тестов со спичечными коробками, никаких пуговиц. Но если уж говорить откровенно, то и никакого улучшения.
Вторая подобная процедура была проведена через день. Ах, простите! Важная деталь! Как раз накануне вечером у Юрия Адольфовича состоялся интересный и продолжительный разговор с Игорем Валерьевичем. Не о здоровье. О музыке. Измученный долгой разлукой со своей музой, Бляхман разговорился не на шутку, открывая далекому от искусства доктору поразительные тайны гармонии. Доктор слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка уточняя значение непонятных музыкальных терминов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Увы. Таких чудес не делала никакая наука. Иногда по вечерам Бляхман прокрадывался к тому злополучному пианино и пробовал, пробовал, пробовал... Любая мало-мальски серьезная вариация – и пальцы вязко Путались в триолях, скрючивались после второго же такта шестнадцатых, не говоря уже о тридцать вторых... Юрий Адольфович отправлялся в свою палату, долго не спал, глядя в потолок, а назавтра снова приходилось старательно играть радость и восторг и пожимать бесчисленные руки, и принимать бесконечные поздравления, хотя внутри у него все кричало от отчаяния.
На одном из медицинских семинаров, куда Юрий Адольфович был, как всегда, приглашен в качестве экспоната (он согласился прийти только с условием, что ЭТОТ будет последним в его медицинских гастролях), он встретил странного молодого человека. Тот внимательно смотрел на Бляхмана в течение всего семинара, а после окончания подошел и спросил сразу в лоб:
– Вы чем-то сильно расстроены? Деликатный Юрий Адольфович начал лепетать, что-то насчет усталости. Молодой человек покивал, давая понять, что ни чуточки не верит в эту отговорку.
– Я видел, как вы играете на пианино... – Юрий Адольфович понял, что сейчас просто разрыдается на плече у незнакомца. – Вы очень несчастны. – Бляхман молчал. Он не мог выговорить ни слова. – Вот вам телефон. Когда освободитесь, приходите ко мне, попробуем что-нибудь придумать.
Юрий Адольфович не спал всю ночь. Под утро он окончательно решил, что молодой человек – просто начинающий карьерист и хочет еще раз пройтись скальпелем по многострадальным рукам пианиста и урвать себе кусочек славы. Наутро “карьерист” позвонил сам:
– Клиника Нейроцентра, на Петроградской. Третье отделение. Сегодня, в двенадцать.
Юрий Адольфович не посмел ослушаться и пришел.
Молодой человек представился Игорем Валерьевичем, провел Бляхмана в ординаторскую, и тут у них состоялся очень интересный разговор.
– Вы знаете, Юрий Адольфович, мне кажется, я знаю, в чем причина вашей печали, – сказал Игорь Валерьевич, барабаня пальцами по столу. – То есть я бы в жизни не догадался, но позавчера по телевизору показывали милый старый фильм. “Сказание о земле Сибирской”, помните?
Юрий Адольфович помнил. Судьба пианиста-фронтовика, уехавшего в глушь и написавшего симфонию о сибирской земле, давно не давала ему покоя. Сам он, к сожалению, был напрочь лишен сочинительского дара. Но полубезумная идея насчет глухой деревушки и старенького аккордеона уже давно витала над ним.
Молодой и напористый Игорь Валерьевич словно с листа читал мысли Юрия Адольфовича:
– Вы должны понимать, что в наше время такой выход, как бегство в деревню, неприемлем. Я бы хотел предложить вам попробовать лечение по моей методике.
– Зачем? – удивился Бляхман. – У меня все хорошо. Руки работают.
– Но все же недостаточно хорошо, мне кажется? Скажем, не так хорошо, как вам бы хотелось?
– Я подумаю, – сказал Юрий Адольфович, только чтобы что-то ответить.
– Не могу вам этого позволить, – странно отреагировал на эту фразу Игорь Валерьевич.
– Чего?
– Думать. Я вижу, вы почти отчаялись. Если вы будете думать и дальше, вы потеряете надежду. Тогда я уже ничем не смогу вам помочь.
“Ерунда какая-то, – подумал Юрий Адольфович, – при чем здесь моя надежда?”
– Взвесьте сами, – продолжал настаивать Игорь Валерьевич, – хуже вам уже не будет. Я не собираюсь резать ваши многострадальные руки. Но шанс снова стать хорошим, то есть выдающимся пианистом у вас появится. А?
– Вы что – волшебник? – грустно улыбнулся Юрий Адольфович.
– Почти, – серьезно ответил врач. На следующее утро Юрий Адольфович начал обживать очередную больничную палату и приноравливаться к очередной скрипучей, продавленной кровати в клинике Нейроцентра.
Все здесь было необычным. И разношерстная компания больных – от истеричной дамы сорока (с бо-оль-шим хвостиком) лет до перекошенного инсультом актера. С руками (то есть с последствиями тяжелой травмы) был один Бляхман. Атмосфера в отделении действительно напоминала то ли преддверие Нового года, то ли настроение в очереди на прием к волшебнику. О самом методе лечения никто толком ничего сказать не мог. Но в одном все были единодушны: гипноз. Игорь Валерьевич использует гипноз.
К Юрию Адольфовичу здесь особо не приставали. В первый же день Игорь Валерьевич тщательно осмотрел его с привлечением множества мудренейших приборов, каждый из которых светился своим цветом и выщелкивал свои цифирки. А дальше – ничего. Больше недели Юрий Адольфович бесцельно слонялся по отделению, собирая, ради развлечения, легенды о чудесных выздоровлениях. Юлия Марковна каждый раз, навещая мужа, делала большие глаза и страшным шепотом спрашивала, сколько все это будет стоить. Юрий Адольфович смущался, а советоваться с другими больными на этот счет не решался.
Во вторник (это точно было во вторник, третьего марта, такие даты не забываются) Игорь Валерьевич сам вошел в палату к Бляхману и каким-то даже торжественным голосом пригласил того на “процедуру”.
Да. Это действительно очень походило на гипноз, как его себе представляет обыватель. Приглашение сосредоточиться, медленный, акцентированный счет до пяти и... глубокий сон. Который, как оказалось, продолжался около двух минут, но, как это не раз уже описано в популярной литературе, был удивительно ярок и наполнен странными событиями.
Юрия Адольфовича разбудили и провели обратно в палату. Ничего не спрашивая. На следующее утро повторился сеанс обследования теми же приборами... И ни одного вопроса о самочувствии, никаких тестов со спичечными коробками, никаких пуговиц. Но если уж говорить откровенно, то и никакого улучшения.
Вторая подобная процедура была проведена через день. Ах, простите! Важная деталь! Как раз накануне вечером у Юрия Адольфовича состоялся интересный и продолжительный разговор с Игорем Валерьевичем. Не о здоровье. О музыке. Измученный долгой разлукой со своей музой, Бляхман разговорился не на шутку, открывая далекому от искусства доктору поразительные тайны гармонии. Доктор слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка уточняя значение непонятных музыкальных терминов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104