– Нет, Александр Иосифович, он был один.
– А где его форма? Могу я ее посмотреть?
– Форма... – Медсестра совершенно по-девчоночьи фыркнула. – Одна рвань. Мы ее сразу в печку отправили...
Раненый снова зашевелился и еще быстрее чем раньше забормотал. Испанские слова мешались с английскими. Чаще всего повторялось:
– Help me! Anybody, help me! I need International Red Cross! Help me!
Александр Иосифович с минуту еще задумчиво смотрел на испанца, потом повернулся к медсестре:
– Как вас зовут?
– Нина.
– Очень хорошо, Нина. Передайте вашему зав. отделением, что я вас посадил на пост около этого больного. У вас есть карандаш и бумага?
– Сейчас принесу.
Через пять секунд она уже стояла рядом, держа блокнот.
– Садитесь здесь и попытайтесь выяснить его имя и адрес.
– А как же...
– Очень просто. Сидите и твердите: “What is your name? Write your adress, please”. Запомнили?
– Нет, – честно ответила она.
– Запишите себе русскими буквами: “Вот из ё нейм? Райт ё эдрес, плиз”. Записали? Вырвите этот листок себе, а блокнот дайте ему. Как только получится, немедленно принесите мне. Все поняли?
– Да.
Выходя из палаты, Александр Иосифович обернулся. Любопытные уже снова стояли около иностранца. Нина присела на стул рядом его с кроватью и тонким голоском спрашивала:
– Вот из ё нейм? Вот из ё нейм, миленький?
Вечерняя бомбежка. 17 часов 30 минут. Сильно грохнуло где-то рядом. Со стола слетел листок и упорхнул далеко под стол.
– Странно, – произнес хирург, глядя на часы, – на две минуты сегодня задержались.
– Я думаю, они у вас просто спешат, – спокойно ответил главврач, отправляясь за упавшим листком. – Они никогда не опаздывают. Я давно уже сверяю по ним время. Начало вечерней бомбежки? Ага! Значит, семнадцать тридцать.
Невский проспект. 19 часов 11 минут.
Бронированная машина медленно объезжала завал. Александр Иосифович с грустью убедился, что с тех пор, как был здесь последний раз, Невский сильно поредел. Не осталось ни одного целого здания по правой стороне между улицей Гоголя и Мойкой, там, где раньше был кинотеатр “Баррикада”. Слева светило в небо окнами единственной уцелевшей стены кафе “Минутка”. Магазин “Очки”, Центральные железнодорожные кассы, как минимум, треть Гостиного двора... Во всем этом варварском уничтожении, однако, чувствовалась некая закономерность. По-прежнему стояли нетронутыми дворцы, соборы и просто красивые дома. Словно тот, кто бомбил, делал это, тщательно выбирая цели и обходя стороной то, что потом понадобится. Именно поэтому во дворцах и дорогих особняках сейчас располагались руководящие органы, детские учреждения и больницы. Исключение составлял, пожалуй, только госпиталь. Он был одним из первых стационаров в осажденном городе и создавался, когда еще не были открыты закономерности бомбежек. Сейчас он занимал все подвальные помещения бывшей Академии тыла и транспорта.
Бронированный автомобиль, в котором ехал Александр Иосифович, повернул на Садовую и через несколько минут затормозил у Михайловского замка. Главврачу предстоял прием у Руководящего Лица. Александр Иосифович знал только, что Лицо зовут Романом Николаевичем. И что достаточно одного его слова, чтобы завтра госпиталь не получил ни крошки еды. Или, наоборот, – две тонны бананов. – Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, уважаемый Александр Иосифович! – хорошо поставленным голосом произнес Роман Николаевич, выходя из-за стола. Главврач сделал над собой усилие и пожал протянутую руку. Теперь до конца разговора он, как обычно, будет терзать в кармане носовой платок. Который по возвращении в госпиталь немедленно сожжет. Руководящее Лицо давно и безнадежно страдало руброфитией ладоней. – Как дела? Как госпиталь? Много раненых? Устаете? – Хорошо выверенные интонации выдавали в Романе Николаевиче бывшего телеведущего. – Садитесь, пожалуйста. – Александр Иосифович сел в предложенное кресло. – Как говорится в старом анекдоте, у меня для вас две новости: хорошая и плохая. С какой начинать?
Начальственное Лицо очень любило использовать в беседе разговорные словечки, шутки, слова из песен, фразы из анекдотов. Причем Александр Иосифович практически никогда не знал, о каком именно анекдоте идет речь. С песнями было полегче.
– Если не возражаете, я начну с хорошей! – Роман Николаевич, словно фокусник, извлек откуда-то мятый конверт. – Пляшите, доктор! Вам весточка!
Чувствуя, как стремительно падает вниз сердце, Александр Иосифович нщал родной почерк.
– Как они... там? – спросил он срывающимся голосом, неловко принимая конверт левой рукой.
– Хорошо, хорошо! Все живы, здоровы, шлют вам приветы! – Роман Николаевич перестал улыбаться так резко, как будто кто-то щелкнул у него внутри выключателем. – А теперь, Александр Иосифович, новость плохая. – Он еще прошелся несколько раз туда-сюда по красной ковровой дорожке, скорбно выпятив нижнюю губу и делая вид, что собирается с мыслями. При этом глаза у него были совершенно равнодушные. – Перебазируем мы ваш госпиталь, Александр Иосифович.
Главврач недоуменно заморгал:
– Перебазируете? Куда? Почему? У нас прекрасное крепкое здание, мы занимаем только полуподвал, бомбежки нам не страшны, рядом Нева, удобно...
– Вот именно, что Нева! – красиво выкрикнул Роман Николаевич, пристукивая кулаком по столу. – Вот именно – полуподвал! Вы сами невольно назвали все уязвимые места вашего госпиталя!
– Я? Уязвимые?
– Да, да. – Теперь Роман Николаевич стоял, облокотившись на стол и сложив руки на животе. Он смотрел на Тапкина с видом врача, только что поставившего самый неутешительный диагноз.
– Я ничего не понимаю, – признался Александр Иосифович.
– Дело в том... – Томительная завлекающая пауза. – Что нами получена самая достоверная информация о готовящейся операции по затоплению города. Путем создания искусственного наводнения. Безусловно, мы будем проверять ее еще и еще раз, но кое-какие меры мы должны принимать уже сейчас. – Роман Николаевич чуть повысил голос, заметив, что Тапкин собирается что-то спросить. – С завтрашнего дня начинайте потихоньку перебазироваться в Зимний дворец. Я думаю, там вам будет безопаснее всего. Да и простора побольше? – Он хитро подмигнул Александру Иосифовичу. – Все подробности обсудите с моими помощниками. До свидания, Александр Иосифович, не смею вас больше задерживать. – На счастье Тапкина, в этот момент зазвонил телефон, поэтому прощального рукопожатия удалось избежать.
На обратном пути Александр Иосифович, оттягивая сладкий момент, поглаживал левый карман, где лежало письмо от родных. Он почти не думал о предстоящем завтра переселении в Зимний дворец. Суровая действительность давно уже отучила его от долгих обдумываний и пустых переживаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104