Ай-я-яй! Низя-я-а! На конфетку.
Оп! А мы-то, оказывается, ошиблись! Вот она, конфетка! Под розовым листком обнаружился еще один: нормального цвета и гораздо приятней по содержанию. Я совсем забыла. Это же наше приглашение на открытие нового “ночника” на Невском! Ура-ура-ура! Прекрасная игра! Красив я и умен, и ловок, и силен! Особенно мило выглядит приписочка: “Болвася, заеду за тобой в восемь. Но до этого поработай, товарищ, на благо отечества. Я присмотрел домик на Васильевском. Сгоняй в течение дня, оцени. Если понравится – купим. Доверяю твоему чувству прекрасного. Гена адрес знает”. Вместо подписи – мой любимый нервный росчерк. Быстрое “В”, написанное поверх строгого “А”. И, как всегда, постскриптум. Это мы просто обожаем. Это у нас пунктик такой – везде постскриптумы писать. “От Бритого и Гарика ни на шаг. Одна никуда не лезь”. Фу, дяденька, что ж я – дитя малое? И не имею я такой дурной привычки – “лезть”, как вы выражаетесь. Прям обидно.
А теперь (пока я собираюсь) экономический этюд для публики. По большому счету, я не очень-то себе и представляю, чем занимается Виталий. Что-то вроде с транспортом, еда, по-моему, какая-то, контейнеры... Но в любой момент (по некоторым признакам) с высокой точностью могу определить, хорошо идут дела или нет. Как? Элементарно. На позапрошлый Новый год, например, мне подарили простенькую цепочку. А буквально через неделю после этого Юрочка наш, Деревянный, опять напился, как зюзя (кстати, кто такой зюзя?). И вот из его пьяных откровений (единственный доступный мне источник информации) я узнала о тяжелом (но временном!) кризисе в фирме “Петерэкстра”. Зато на День Святого Валентина в этом году мы летали купаться в Майями. И контракт с дойчами как раз тогда и заключили. Ну? Логика понятна? Так вы, говорите, домик присмотрели? Хорошо, хорошо, ликуем вместе с вами.
Ах ты, жалость какая! Домик мне совсем не понравился. Трехэтажная развалина, затерявшаяся среди вековых деревьев. Черт возьми, они были такие старые, что сразу и не определишь, дубы или тополя. Нет, нет, тоскливо. И район тоскливый. Улица, похожая на больничный коридор. Туда-сюда ковыляют опухшие алкоголики, бледные дети с унылыми мамашами и несчетное количество старух. Погода хорошая, вот они и выползли. Погреться на осеннем солнышке. Не-е, я здесь жить не хочу. Я здесь зачахну. Но на всякий случай надо уточнить: вдруг я чего-то недопоняла.
– Мы еще постоим здесь немножко, – сказала Светочка водителю и набрала “радио” Виталия. – Привет, это я. У тебя есть минута?
– Угу-м, угу-м... – утвердительно промычали в трубке.
– Ты что там, ешь, что ли?
– Бутербродом давлюсь.
– Бедненький...
– Солнце, короче. Ты по делу или просто посюсюкать?
– Я по делу.
– Тогда живо. – Вот я, например, еще не обиделась. Хотя могла бы.
– Я стою на Железноводской.
– Ну и как? Берем?
– Витася, я не поняла. Ты его нам под жилье хочешь или для своих каких-то дел?
– А ты как считаешь? – Елки-палки, как с первоклассницей разговаривает!
– Я здесь жить не хочу!
– Понял. А под что бы ты его взяла?
– Ну-у... я не знаю...
– Вот постой еще, подумай, а как надумаешь – перезвони.
И я еще постояла. И покурила. И понапрягала, как могла, свою фантазию. Ночной клуб? Хм, хм, а вот ночью-то здесь, факт, – неуютно. Просто кабак? Район заброшенный, кто сюда попрется за рюмкой водки, когда их (в смысле кабаков) в центре – десяток на квадратный метр. Не знаю, не знаю. Ничего путного в голову не идет. Вот если только...
– Витася, это опять я.
– Ну?
– Я тут посмотрела...
– Ну, ну, говори, Тянучкин!
– Там позади, оказывается, недалеко Нева. Но до нее стоят какие-то пошлые гаражи. Вот если бы все переделать, снести эти гаражи, сделать выход к Неве и пристань...
– Ну, рыба, у тебя и масштабы! – хмыкнул довольно. – Ладно, понял, еще обсудим. Конец связи.
– Целую! – нарочно громко успела крикнуть Светочка. И зачем-то оглянулась на телохранителей.
Я прекрасно понимаю, что он ТАК со мной разговаривает потому, что у него там рядом сидят люди. Но объясните мне, объясните, пожалуйста! Что там эти самые люди будут к нему хуже относиться, если он даст понять (мне? им?), что хорошо относится к любимой женщине? Нет, не сюсюкать по три часа в день, а чуть теплее разговаривать те пять минут в неделю, которые я отнимаю у его бизнеса. Это что – категорически запрещено в деловых кругах? Не комильфо?
– Домой! – рявкнула Светочка водителю, хотя в принципе привычки орать на людей не имела. По крайней мере, раньше.
Сэр Уинтон со свойственным всем настоящим джентльменам изяществом нагадил посреди прихожей.
– Эмма Петровна! Разберитесь, пожалуйста, с котом! Эмма Петровна! – Похоже, немка стала хуже слышать. Виталию – не говорить! Выгонит.
Светочка прошла в комнату и, не раздеваясь, выкурила две сигареты подряд. Рядом на столике надрывался телефон. Фигу тебе, не хочу слушать! Наконец, сработал автоответчик. Во-от кто мне улучшит настроение!
– Дуська, привет! – Птенчик наш, Илона, уже давно смирилась со своим новым именем. Раньше она скрипя зубами терпела “Дуську” только из уст Виталия. А теперь ее и родная мать, забывшись, Дусей зовет.
– Светик, я, кажется, лягушками вчера объелась! – Как же я люблю Илонку, ей-Богу! Она, наверное, последнее украшение моей жизни. Так и представляешь себе несчастную цаплю, лежащую на кровати с животом, полным лягушек. – Ты права, не надо было мне вторую порцию заказывать! – Я-то, конечно, была права, милая. Да только совсем в другом. И ничего про лягушачьи лапки я тебе не говорила. А просто посоветовала притормозить немного с шампанским. Проверяем.
– У тебя что, живот болит?
– Не-ет... голова... – Вот. Убедились?
– Ты “Эндрюс Ансвер” приняла? – Пардон за произношение, Дуська иначе не поймет, что я имею в виду.
– Светик, да при чем здесь “Эндрю”? Я тебе говорю, что отравилась!
– Ты говорила, что объелась, а не отравилась.
– Какая разница, если мне плохо! – Действительно, господа, какая? Чиво вы к девушке с глупыми вапросами пристаете?
– В общем, так, солнышко, – говорю как можно более убедительно. – Ты сейчас пойдешь на кухню...
– Я уже на кухне... – жалобно сообщила Илона.
– Очень хорошо. А теперь из углового шкафчика достань “Эндрюс Ансвер” и...
– Да нет там никакого “Ансвера”! – всхлипнула Дуська. – Я уже смотрела! Там только какой-то зеленый... сейчас скажу... ал ка...
– “Алка-зельтцер”? Так это еще лучше! Две таблетки – на стакан воды. Давай действуй, а я пока за сигареткой сбегаю.
Две минуты спустя:
– Ну что, выпила?
– Нет...Светик, я хотела спросить: а какой воды – горячей или холодной? – И в этом – она вся. Далее пойдет еще интересней. Главное – не забыть сообщить, что звоним мы ненадолго и по делу. – Светик, ты не волнуйся, я тебя ненадолго отвлеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Оп! А мы-то, оказывается, ошиблись! Вот она, конфетка! Под розовым листком обнаружился еще один: нормального цвета и гораздо приятней по содержанию. Я совсем забыла. Это же наше приглашение на открытие нового “ночника” на Невском! Ура-ура-ура! Прекрасная игра! Красив я и умен, и ловок, и силен! Особенно мило выглядит приписочка: “Болвася, заеду за тобой в восемь. Но до этого поработай, товарищ, на благо отечества. Я присмотрел домик на Васильевском. Сгоняй в течение дня, оцени. Если понравится – купим. Доверяю твоему чувству прекрасного. Гена адрес знает”. Вместо подписи – мой любимый нервный росчерк. Быстрое “В”, написанное поверх строгого “А”. И, как всегда, постскриптум. Это мы просто обожаем. Это у нас пунктик такой – везде постскриптумы писать. “От Бритого и Гарика ни на шаг. Одна никуда не лезь”. Фу, дяденька, что ж я – дитя малое? И не имею я такой дурной привычки – “лезть”, как вы выражаетесь. Прям обидно.
А теперь (пока я собираюсь) экономический этюд для публики. По большому счету, я не очень-то себе и представляю, чем занимается Виталий. Что-то вроде с транспортом, еда, по-моему, какая-то, контейнеры... Но в любой момент (по некоторым признакам) с высокой точностью могу определить, хорошо идут дела или нет. Как? Элементарно. На позапрошлый Новый год, например, мне подарили простенькую цепочку. А буквально через неделю после этого Юрочка наш, Деревянный, опять напился, как зюзя (кстати, кто такой зюзя?). И вот из его пьяных откровений (единственный доступный мне источник информации) я узнала о тяжелом (но временном!) кризисе в фирме “Петерэкстра”. Зато на День Святого Валентина в этом году мы летали купаться в Майями. И контракт с дойчами как раз тогда и заключили. Ну? Логика понятна? Так вы, говорите, домик присмотрели? Хорошо, хорошо, ликуем вместе с вами.
Ах ты, жалость какая! Домик мне совсем не понравился. Трехэтажная развалина, затерявшаяся среди вековых деревьев. Черт возьми, они были такие старые, что сразу и не определишь, дубы или тополя. Нет, нет, тоскливо. И район тоскливый. Улица, похожая на больничный коридор. Туда-сюда ковыляют опухшие алкоголики, бледные дети с унылыми мамашами и несчетное количество старух. Погода хорошая, вот они и выползли. Погреться на осеннем солнышке. Не-е, я здесь жить не хочу. Я здесь зачахну. Но на всякий случай надо уточнить: вдруг я чего-то недопоняла.
– Мы еще постоим здесь немножко, – сказала Светочка водителю и набрала “радио” Виталия. – Привет, это я. У тебя есть минута?
– Угу-м, угу-м... – утвердительно промычали в трубке.
– Ты что там, ешь, что ли?
– Бутербродом давлюсь.
– Бедненький...
– Солнце, короче. Ты по делу или просто посюсюкать?
– Я по делу.
– Тогда живо. – Вот я, например, еще не обиделась. Хотя могла бы.
– Я стою на Железноводской.
– Ну и как? Берем?
– Витася, я не поняла. Ты его нам под жилье хочешь или для своих каких-то дел?
– А ты как считаешь? – Елки-палки, как с первоклассницей разговаривает!
– Я здесь жить не хочу!
– Понял. А под что бы ты его взяла?
– Ну-у... я не знаю...
– Вот постой еще, подумай, а как надумаешь – перезвони.
И я еще постояла. И покурила. И понапрягала, как могла, свою фантазию. Ночной клуб? Хм, хм, а вот ночью-то здесь, факт, – неуютно. Просто кабак? Район заброшенный, кто сюда попрется за рюмкой водки, когда их (в смысле кабаков) в центре – десяток на квадратный метр. Не знаю, не знаю. Ничего путного в голову не идет. Вот если только...
– Витася, это опять я.
– Ну?
– Я тут посмотрела...
– Ну, ну, говори, Тянучкин!
– Там позади, оказывается, недалеко Нева. Но до нее стоят какие-то пошлые гаражи. Вот если бы все переделать, снести эти гаражи, сделать выход к Неве и пристань...
– Ну, рыба, у тебя и масштабы! – хмыкнул довольно. – Ладно, понял, еще обсудим. Конец связи.
– Целую! – нарочно громко успела крикнуть Светочка. И зачем-то оглянулась на телохранителей.
Я прекрасно понимаю, что он ТАК со мной разговаривает потому, что у него там рядом сидят люди. Но объясните мне, объясните, пожалуйста! Что там эти самые люди будут к нему хуже относиться, если он даст понять (мне? им?), что хорошо относится к любимой женщине? Нет, не сюсюкать по три часа в день, а чуть теплее разговаривать те пять минут в неделю, которые я отнимаю у его бизнеса. Это что – категорически запрещено в деловых кругах? Не комильфо?
– Домой! – рявкнула Светочка водителю, хотя в принципе привычки орать на людей не имела. По крайней мере, раньше.
Сэр Уинтон со свойственным всем настоящим джентльменам изяществом нагадил посреди прихожей.
– Эмма Петровна! Разберитесь, пожалуйста, с котом! Эмма Петровна! – Похоже, немка стала хуже слышать. Виталию – не говорить! Выгонит.
Светочка прошла в комнату и, не раздеваясь, выкурила две сигареты подряд. Рядом на столике надрывался телефон. Фигу тебе, не хочу слушать! Наконец, сработал автоответчик. Во-от кто мне улучшит настроение!
– Дуська, привет! – Птенчик наш, Илона, уже давно смирилась со своим новым именем. Раньше она скрипя зубами терпела “Дуську” только из уст Виталия. А теперь ее и родная мать, забывшись, Дусей зовет.
– Светик, я, кажется, лягушками вчера объелась! – Как же я люблю Илонку, ей-Богу! Она, наверное, последнее украшение моей жизни. Так и представляешь себе несчастную цаплю, лежащую на кровати с животом, полным лягушек. – Ты права, не надо было мне вторую порцию заказывать! – Я-то, конечно, была права, милая. Да только совсем в другом. И ничего про лягушачьи лапки я тебе не говорила. А просто посоветовала притормозить немного с шампанским. Проверяем.
– У тебя что, живот болит?
– Не-ет... голова... – Вот. Убедились?
– Ты “Эндрюс Ансвер” приняла? – Пардон за произношение, Дуська иначе не поймет, что я имею в виду.
– Светик, да при чем здесь “Эндрю”? Я тебе говорю, что отравилась!
– Ты говорила, что объелась, а не отравилась.
– Какая разница, если мне плохо! – Действительно, господа, какая? Чиво вы к девушке с глупыми вапросами пристаете?
– В общем, так, солнышко, – говорю как можно более убедительно. – Ты сейчас пойдешь на кухню...
– Я уже на кухне... – жалобно сообщила Илона.
– Очень хорошо. А теперь из углового шкафчика достань “Эндрюс Ансвер” и...
– Да нет там никакого “Ансвера”! – всхлипнула Дуська. – Я уже смотрела! Там только какой-то зеленый... сейчас скажу... ал ка...
– “Алка-зельтцер”? Так это еще лучше! Две таблетки – на стакан воды. Давай действуй, а я пока за сигареткой сбегаю.
Две минуты спустя:
– Ну что, выпила?
– Нет...Светик, я хотела спросить: а какой воды – горячей или холодной? – И в этом – она вся. Далее пойдет еще интересней. Главное – не забыть сообщить, что звоним мы ненадолго и по делу. – Светик, ты не волнуйся, я тебя ненадолго отвлеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104