— обижается Лидуня.
— Ты из нашей компании. Это подозрительно.
— Что ж, если я из вашей компании, так не могла на автобусе ехать?
— Могла. Ребенок и подруга — слабо. Адвокат придурка нас размечет.
Мы все подавленно молчим. Пришла очередь Ларисы.
— Я тоже могу подтвердить…
— Что?
— Что я видела.
— А ты видела?
— Нет.
Она опускает русую, гладко причесанную голову.
— Врать — грех, — наставительно произносит Милка.
— Отмолю, — неуверенно шепчет матушка Лариса и под укоризненными взглядами окружающих окончательно тушуется.
Снова повисает молчание. Все выглядят подавленными. Моя дрожь становится все сильнее, я с трудом сдерживаю постукивание зубов. Лидуня садится рядом, прижимает меня к мягкому теплому боку мягкой теплой рукой. Другой рукой, просто ладонью крепко вытирает мое мокрое лицо.
Денис, как и все мы, лелеявший мечту о возмездии, напряженно морщит светлые бровки. Что-то надумав, он дергает Милку за рукав. Милка отводит глаза от стены и с надеждой смотрит на ребенка.
— Может, бабки… — не очень уверенно начинает мальчик, и в ту же минуту Танька, издав не то визг, не то вой, выносится из комнаты в прихожую.
Хлопает дверь. Оставшиеся недоуменно переглядываются, не зная, что делать, что думать и почему-то боясь задавать вопросы.
Раздался пронзительный звонок. Все остались сидеть. Звонок повторился, короткий, резкий и требовательный. Никто не встал.
Звонок звонит непрерывно. Денис под нашими взглядами направляется к двери. Лариса идет за ним.
Ее руки приподняты над мальчиком в защищающем жесте.
Мы с Лидуней перестали дышать.
— Вы чего, оглохли? — возмущается, вломившись в квартиру, Танька. — Я дверь захлопнула, а ключ не взяла! Вот Софья Васильевна. — Танька выталкивает вперед низенькую полную старуху со значительным лицом. — У нее окна на проспект выходят. Она у окна сидела сегодня весь день, почтальона с пенсией ждала.
Она все видела.
Старуха значительно кивает и значительно поджимает губы.
Танька усаживает новую свидетельницу. Все остальные тоже облегченно рассаживаются и начинают молча ждать очередного звонка в дверь.
* * *
В квартиру вкатился кругленький, лысенький и предельно энергичный майор Василек в сопровождении усталого парня лет тридцати в несвежем белом халате.
— Во! — победно заявляет Василек, не здороваясь. — Участкового врача поймал. В лифте. Он травмы опишет. И факт подтвердит.
— Я про Сморчка чего хочешь подтвержу. Он сволочь, каких мало. Бычара безмозглая. Рэкетир хренов. Ублюдок!
Присутствующие дамы с почтительным вниманием слушают врача. Заметив это, парень поперхнулся и смолк.
Помолчал и закончил, извиняясь, тихо и печально:
— Позавчера Клавдию Владимировну госпитализировали с обширным инфарктом. Она у меня в школе географию вела.
— У нас тоже, — сурово говорит Милка. Мм все киваем. И Василек кивнул. И Дениска.
— Из-за паскуды Сморчка.
Врач сел к столу, взял сигарету из Милкиной пачки, по-свойски, не спрашивая разрешения, долго разминал, глядя на нас больными карими глазами.
— Она с собачкой гуляла. Так эта сволочь заехала на тротуар — и песика насмерть. — Парень кулаком трет глаза, прикуривает от протянутой Милкой зажигалки и заканчивает:
— А ведь тоже у нее учился…
Он качает головой, недоумевая, как такое может быть.
Мы подавленно молчим. По моему лицу струятся слезы. Лидуня тихонько чертыхается и одним платком вытирает слезь! себе и мне. Танька громко сморкается в уголок фартука. Лариса покрепче прижимает сидящего у нее на коленях печального Дениску.
Майор Василий Дмитриевич Потапов крякнул и, коротко глянув на Милку, взялся за дело.
Он оказался толковым и знающим, все необходимые формальности закончил быстро. Опросил потерпевшую, свидетелей, врача. Врач, откликающийся на имя Михал Михалыч или просто Михалыч, осматривать мой синяк не стал, чтобы не конфузить. Сказал:
— По тому, как потерпевшая сидит, ясно: обширная гематома.
Добавил что-то по-латыни и расписался где надо.
Танька повела Василька в ванную демонстрировать мое платье.
Они позвали меня, и я пришла. Василек расправил грязную тряпку, с интересом рассматривает, мнет в пальцах ткань.
— А платьишко-то не из дешевых. Почем брали?
Я называю стоимость.
— Рублей?
— Долларов.
Василек присвистнул и остренько глянул мне в лицо.
— Так, может, оно у нее одно такое… — жалостливо вмешивается Танька.
Василек продолжает смотреть мне в лицо. Одна лохматая рыжеватая бровь ползет вверх. Я киваю.
Платье действительно одно. И не только у меня. В природе. Эксклюзивная модель. Подарок именитого парижского кутюрье. А в общем, ерунда.
Михал Михалыч сидит за столом. Мои подружки угощают его и соседку чаем. Василек присоединяется к ним. Милка показывает ему бутылку коньяка. Он решительно качает головой:
— Не, я на работе.
Милка понятливо кивает и наливает в стакан водку.
Мужчины чокаются и с видимой охотой приступают к еде, Дениска тоже сидит у стола. Перед ним чашка с чаем, но он не может пить. Его глаза, напряженно наблюдавшие за действиями майора, сейчас отражают работу мысли.
Дениска ползет по дивану к Милке и что-то шепчет ей в самое ухо. Милка серьезно смотрит в большеглазое лицо.
— Это точно?
Мальчик кивает:
— Он парням хвастался. Сашка, мой брат, видел.
Милка переводит взгляд на самозабвенно жующего Василька.
— Василек, ты Борьку сейчас не тревожь. Прихватишь его после закрытия рынка. Да поосторожней, он может быть вооружен.
— Да? — неподдельно радуется раскрасневшийся майор. — Это будет славненько.
Он как-то невзначай выпивает еще рюмку, сует в рот кружок сырокопченой колбасы и встает.
— Ну, спасибо, девушки, за хлеб-соль. Пора и честь знать.
И он укатился, погоняя перед собой захмелевшего врача и Дениску, обремененного полиэтиленовой сумкой, которую ему сунула у порога Лидуня.
Танька пошла проводить соседку.
Милка закурила новую сигарету. Лидуня и Лариса обновляют стол, меняя посуду и добавляя закусок.
Я пытаюсь поменять положение тела и ору от боли.
* * *
Наконец мы сели за стол. Танька разлила водку.
— Ну, девки…
Она произносит все положенные ритуальные слова.
Мы выпили не чокаясь, схватили по горстке кутьи и все, включая Ларису, закурили. Хотя курящей у нас считается только Милка.
Мы все родом из одного подъезда, а вернее, из одной подмосковной деревни, переселенной при наступлении Москвы на пригороды. Все первые восемь лет учились в одном классе, и хотя потом у каждой была своя жизнь, связи мы не потеряли.
В подъезде теперь живут только Танька и Милка.
Танька живет в нашей квартире, куда ее Славик привел после свадьбы. А Милка переехала в свою из двухкомнатной на втором этаже.
Ее родители, выйдя на пенсию, возжелали жить на лоне природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Ты из нашей компании. Это подозрительно.
— Что ж, если я из вашей компании, так не могла на автобусе ехать?
— Могла. Ребенок и подруга — слабо. Адвокат придурка нас размечет.
Мы все подавленно молчим. Пришла очередь Ларисы.
— Я тоже могу подтвердить…
— Что?
— Что я видела.
— А ты видела?
— Нет.
Она опускает русую, гладко причесанную голову.
— Врать — грех, — наставительно произносит Милка.
— Отмолю, — неуверенно шепчет матушка Лариса и под укоризненными взглядами окружающих окончательно тушуется.
Снова повисает молчание. Все выглядят подавленными. Моя дрожь становится все сильнее, я с трудом сдерживаю постукивание зубов. Лидуня садится рядом, прижимает меня к мягкому теплому боку мягкой теплой рукой. Другой рукой, просто ладонью крепко вытирает мое мокрое лицо.
Денис, как и все мы, лелеявший мечту о возмездии, напряженно морщит светлые бровки. Что-то надумав, он дергает Милку за рукав. Милка отводит глаза от стены и с надеждой смотрит на ребенка.
— Может, бабки… — не очень уверенно начинает мальчик, и в ту же минуту Танька, издав не то визг, не то вой, выносится из комнаты в прихожую.
Хлопает дверь. Оставшиеся недоуменно переглядываются, не зная, что делать, что думать и почему-то боясь задавать вопросы.
Раздался пронзительный звонок. Все остались сидеть. Звонок повторился, короткий, резкий и требовательный. Никто не встал.
Звонок звонит непрерывно. Денис под нашими взглядами направляется к двери. Лариса идет за ним.
Ее руки приподняты над мальчиком в защищающем жесте.
Мы с Лидуней перестали дышать.
— Вы чего, оглохли? — возмущается, вломившись в квартиру, Танька. — Я дверь захлопнула, а ключ не взяла! Вот Софья Васильевна. — Танька выталкивает вперед низенькую полную старуху со значительным лицом. — У нее окна на проспект выходят. Она у окна сидела сегодня весь день, почтальона с пенсией ждала.
Она все видела.
Старуха значительно кивает и значительно поджимает губы.
Танька усаживает новую свидетельницу. Все остальные тоже облегченно рассаживаются и начинают молча ждать очередного звонка в дверь.
* * *
В квартиру вкатился кругленький, лысенький и предельно энергичный майор Василек в сопровождении усталого парня лет тридцати в несвежем белом халате.
— Во! — победно заявляет Василек, не здороваясь. — Участкового врача поймал. В лифте. Он травмы опишет. И факт подтвердит.
— Я про Сморчка чего хочешь подтвержу. Он сволочь, каких мало. Бычара безмозглая. Рэкетир хренов. Ублюдок!
Присутствующие дамы с почтительным вниманием слушают врача. Заметив это, парень поперхнулся и смолк.
Помолчал и закончил, извиняясь, тихо и печально:
— Позавчера Клавдию Владимировну госпитализировали с обширным инфарктом. Она у меня в школе географию вела.
— У нас тоже, — сурово говорит Милка. Мм все киваем. И Василек кивнул. И Дениска.
— Из-за паскуды Сморчка.
Врач сел к столу, взял сигарету из Милкиной пачки, по-свойски, не спрашивая разрешения, долго разминал, глядя на нас больными карими глазами.
— Она с собачкой гуляла. Так эта сволочь заехала на тротуар — и песика насмерть. — Парень кулаком трет глаза, прикуривает от протянутой Милкой зажигалки и заканчивает:
— А ведь тоже у нее учился…
Он качает головой, недоумевая, как такое может быть.
Мы подавленно молчим. По моему лицу струятся слезы. Лидуня тихонько чертыхается и одним платком вытирает слезь! себе и мне. Танька громко сморкается в уголок фартука. Лариса покрепче прижимает сидящего у нее на коленях печального Дениску.
Майор Василий Дмитриевич Потапов крякнул и, коротко глянув на Милку, взялся за дело.
Он оказался толковым и знающим, все необходимые формальности закончил быстро. Опросил потерпевшую, свидетелей, врача. Врач, откликающийся на имя Михал Михалыч или просто Михалыч, осматривать мой синяк не стал, чтобы не конфузить. Сказал:
— По тому, как потерпевшая сидит, ясно: обширная гематома.
Добавил что-то по-латыни и расписался где надо.
Танька повела Василька в ванную демонстрировать мое платье.
Они позвали меня, и я пришла. Василек расправил грязную тряпку, с интересом рассматривает, мнет в пальцах ткань.
— А платьишко-то не из дешевых. Почем брали?
Я называю стоимость.
— Рублей?
— Долларов.
Василек присвистнул и остренько глянул мне в лицо.
— Так, может, оно у нее одно такое… — жалостливо вмешивается Танька.
Василек продолжает смотреть мне в лицо. Одна лохматая рыжеватая бровь ползет вверх. Я киваю.
Платье действительно одно. И не только у меня. В природе. Эксклюзивная модель. Подарок именитого парижского кутюрье. А в общем, ерунда.
Михал Михалыч сидит за столом. Мои подружки угощают его и соседку чаем. Василек присоединяется к ним. Милка показывает ему бутылку коньяка. Он решительно качает головой:
— Не, я на работе.
Милка понятливо кивает и наливает в стакан водку.
Мужчины чокаются и с видимой охотой приступают к еде, Дениска тоже сидит у стола. Перед ним чашка с чаем, но он не может пить. Его глаза, напряженно наблюдавшие за действиями майора, сейчас отражают работу мысли.
Дениска ползет по дивану к Милке и что-то шепчет ей в самое ухо. Милка серьезно смотрит в большеглазое лицо.
— Это точно?
Мальчик кивает:
— Он парням хвастался. Сашка, мой брат, видел.
Милка переводит взгляд на самозабвенно жующего Василька.
— Василек, ты Борьку сейчас не тревожь. Прихватишь его после закрытия рынка. Да поосторожней, он может быть вооружен.
— Да? — неподдельно радуется раскрасневшийся майор. — Это будет славненько.
Он как-то невзначай выпивает еще рюмку, сует в рот кружок сырокопченой колбасы и встает.
— Ну, спасибо, девушки, за хлеб-соль. Пора и честь знать.
И он укатился, погоняя перед собой захмелевшего врача и Дениску, обремененного полиэтиленовой сумкой, которую ему сунула у порога Лидуня.
Танька пошла проводить соседку.
Милка закурила новую сигарету. Лидуня и Лариса обновляют стол, меняя посуду и добавляя закусок.
Я пытаюсь поменять положение тела и ору от боли.
* * *
Наконец мы сели за стол. Танька разлила водку.
— Ну, девки…
Она произносит все положенные ритуальные слова.
Мы выпили не чокаясь, схватили по горстке кутьи и все, включая Ларису, закурили. Хотя курящей у нас считается только Милка.
Мы все родом из одного подъезда, а вернее, из одной подмосковной деревни, переселенной при наступлении Москвы на пригороды. Все первые восемь лет учились в одном классе, и хотя потом у каждой была своя жизнь, связи мы не потеряли.
В подъезде теперь живут только Танька и Милка.
Танька живет в нашей квартире, куда ее Славик привел после свадьбы. А Милка переехала в свою из двухкомнатной на втором этаже.
Ее родители, выйдя на пенсию, возжелали жить на лоне природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62