Временами ей хотелось быть просто молодой женщиной и наслаждаться жизнью Лондона. Но в памяти всплыли её мать, брат, сестра, и она в очередной раз сказала себе, что с этим ей придётся подождать.
Сидя в пустом вагоне метро, Ханна начинала верить, что если её отправят в Багдад, она вполне может сойти теперь за одну из его жительниц.
На станции «Грин-Парк» в вагон запрыгнули двое юнцов. Ханна не обратила на них внимания. Но когда двери захлопнулись, до неё дошло, что в вагоне никого больше нет.
Через несколько секунд один из них подошёл к ней и развязно ухмыльнулся. Он был в чёрной куртке-пилот с воротником, утыканным заклёпками, и в джинсах, которые обтягивали его так, что на нем можно было изучать анатомию. Остроконечные пряди на голове торчали вверх, как после сеанса конвульсивно-шоковой терапии. На вид ему было чуть больше двадцати. Ханна посмотрела на его ноги и увидела на них тяжёлые армейские ботинки. Судя по его движениям, он был в хорошей физической форме, несмотря на слегка избыточный вес. Его приятель стоял в нескольких шагах поодаль, опираясь на поручень возле двери.
— Так что ты скажешь на предложение моего дружка, чтобы мигом раздеться? — спросил он, вынимая из кармана автоматический нож.
— Отвали, — ровным тоном ответила Ханна.
— О-о, из высшего сословия, да? — сказал он со все той же отрешённой ухмылкой. — А не желаете ли в групповуху?
— А не желаете ли в зубы? — не выдержала она.
— Ты тут не умничай со мной, леди, — сказал он, в то время как поезд подкатывал к площади Пиккадилли.
Его приятель продолжал стоять в дверях, чтобы любой, кто собирался войти в последний вагон, дважды подумал, прежде чем сделать это.
«Никогда не привлекай внимание, никогда не устраивай сцен, — гласило известное правило, — если работаешь на любое из подразделений секретной службы, особенно за рубежом. Нарушай это правило только в исключительных случаях».
— Мой дружок Марв тащится от тебя. Ты знаешь об этом, Слоун?
Ханна улыбнулась ему, начав планировать свой отход из вагона, когда поезд подойдёт к следующей станции.
— Мне ты тоже нравишься, — сказал он. — Но я предпочитаю чёрных пташек. У них такие задницы, что я просто балдею.
— Тогда тебе понравится твой дружок, — сказала Ханна и тут же пожалела об этом. «Никогда не провоцируй».
Послышался щелчок, и в ярком свете блеснуло длинное узкое лезвие, выскочившее из рукоятки ножа.
— Теперь мы можем договориться двумя способами, Слоун, — тихо или громко. Выбирай. Но если ты окажешься несговорчивой, я могу попортить твоё прелестное личико. — Юнец возле двери заржал.
Ханна встала и повернулась лицом к своему мучителю. Помедлив, она вялым движением расстегнула верхнюю пуговицу на джинсах.
— Она твоя, Марв! — бросил парень в сторону своего дружка. Это помешало ему заметить молниеносный взмах ноги, за которым последовал удар, который нанесла ему Ханна, резко развернувшись на 180 градусов. Нож вылетел у него из руки и оказался в дальнем конце вагона. Следом на его шею обрушилось ребро ладони, и он рухнул на пол, как подкошенный. Ханна переступила через него и направилась к Марву.
— Нет-нет, мисс! Я тут ни при чем. Это все Оуэн. Он всегда ищет приключений. Я бы ничего не сделал, я не… я ничего…
— Снимай свои джинсы, Марвин.
— Что?
Она распрямила пальцы на правой руке.
— Как скажете, мисс. — Марвин быстро расстегнул молнию и сбросил джинсы, демонстрируя некогда голубые плавки и выколотое на бедре слово «мама».
— Надеюсь, твоей матери приходится встречать тебя в таком виде не очень часто, Марвин, — сказала Ханна, подбирая джинсы. — Теперь трусы.
— Что-о?
— Ты слышал меня, Марвин.
Марвин медленно стянул с себя плавки.
— Одно расстройство, — заметила Ханна, когда поезд подходил к «Лестер-сквер».
Как только за ней громыхнули закрывшиеся двери, Ханне показалось, что она слышит:
— Ты, стерва, да я тебя…
В переходе на северную линию Ханна так и не смогла найти урну, чтобы выбросить затасканную одежду Марвина. Все они были убраны из лондонского метро вскоре после того, как в нем было подорвано несколько бомб, заложенных боевиками ИРА. Ей пришлось нести джинсы с трусами до самого Чолк-Фарм, где она бросила их наконец в контейнер для мусора на углу Аделаид-роуд и тихо направилась домой.
Как только Ханна открыла входную дверь, из кухни донёсся голос:
— Ленч на столе, дорогуша. — Миссис Рабин вышла навстречу к ней и объявила: — Это было самое захватывающее утро в моей жизни. Ты не поверишь, что произошло со мной в «Сейнзбериз».
— Что будем заказывать, милый? — спросила официантка в красной юбке и чёрном фартуке, державшая блокнот наготове.
— Только чёрный кофе, пожалуйста, — сказал Т. Гамильтон Маккензи.
— Уже несу, — задорно отозвалась она.
Он хотел было посмотреть, сколько времени, но в который уже раз спохватился и вспомнил, что его часы находятся на руке молодого человека, который теперь, наверное, был за многие мили отсюда. Маккензи посмотрел на часы над стойкой. Восемь пятьдесят шесть. Он принялся следить за входом.
Первым вошёл рослый, хорошо одетый мужчина и стал оглядывать зал. У Маккензи вспыхнула надежда, что его взгляд остановится на нем. Однако мужчина прошёл к стойке и сел на стул спиной к залу. Вернулась официантка и налила нервному доктору чёрный дымящийся кофе.
Следующей в дверях появилась молодая женщина, державшая в руке хозяйственную сумку с длинной верёвочной ручкой. Вслед за ней вошёл ещё один шикарно одетый мужчина, который тоже принялся шарить взглядом по залу. У Маккензи опять появилась надежда, но тут же исчезла, когда вошедший улыбнулся, увидев знакомое лицо. Он тоже направился к стойке и сел рядом с мужчиной, пришедшим чуть раньше.
Девушка с хозяйственной сумкой не нашла ничего другого, как плюхнуться напротив него.
— Это место занято, — сказал Маккензи, с каждым словом повышая голос.
— Я знаю, доктор Маккснзи, — ответила девушка. — Оно занято мной.
Его прошиб пот.
— Кофе, милая? — спросила появившаяся официантка.
— Да, чёрный, — коротко сказала она, не глядя в её сторону.
Маккензи присмотрелся к молодой женщине повнимательнее. Ей можно было дать около тридцати — во всяком случае, она находилась в том возрасте, когда не нуждаются в его профессиональных услугах. Судя по произношению — несомненно, коренная жительница Нью-Йорка, хотя чёрные волосы, такого же цвета глаза и оливковая кожа вполне могли свидетельствовать о том, что её семья эмигрировала из Южной Европы. Стройная, почти хрупкая, в платье в стиле Лауры Эшли с неброским рисунком спокойных тонов, которое можно купить в тысяче магазинов по всей стране и которое делало её неприметной в любой толпе. Она не притронулась к чашке с кофе, поставленной перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Сидя в пустом вагоне метро, Ханна начинала верить, что если её отправят в Багдад, она вполне может сойти теперь за одну из его жительниц.
На станции «Грин-Парк» в вагон запрыгнули двое юнцов. Ханна не обратила на них внимания. Но когда двери захлопнулись, до неё дошло, что в вагоне никого больше нет.
Через несколько секунд один из них подошёл к ней и развязно ухмыльнулся. Он был в чёрной куртке-пилот с воротником, утыканным заклёпками, и в джинсах, которые обтягивали его так, что на нем можно было изучать анатомию. Остроконечные пряди на голове торчали вверх, как после сеанса конвульсивно-шоковой терапии. На вид ему было чуть больше двадцати. Ханна посмотрела на его ноги и увидела на них тяжёлые армейские ботинки. Судя по его движениям, он был в хорошей физической форме, несмотря на слегка избыточный вес. Его приятель стоял в нескольких шагах поодаль, опираясь на поручень возле двери.
— Так что ты скажешь на предложение моего дружка, чтобы мигом раздеться? — спросил он, вынимая из кармана автоматический нож.
— Отвали, — ровным тоном ответила Ханна.
— О-о, из высшего сословия, да? — сказал он со все той же отрешённой ухмылкой. — А не желаете ли в групповуху?
— А не желаете ли в зубы? — не выдержала она.
— Ты тут не умничай со мной, леди, — сказал он, в то время как поезд подкатывал к площади Пиккадилли.
Его приятель продолжал стоять в дверях, чтобы любой, кто собирался войти в последний вагон, дважды подумал, прежде чем сделать это.
«Никогда не привлекай внимание, никогда не устраивай сцен, — гласило известное правило, — если работаешь на любое из подразделений секретной службы, особенно за рубежом. Нарушай это правило только в исключительных случаях».
— Мой дружок Марв тащится от тебя. Ты знаешь об этом, Слоун?
Ханна улыбнулась ему, начав планировать свой отход из вагона, когда поезд подойдёт к следующей станции.
— Мне ты тоже нравишься, — сказал он. — Но я предпочитаю чёрных пташек. У них такие задницы, что я просто балдею.
— Тогда тебе понравится твой дружок, — сказала Ханна и тут же пожалела об этом. «Никогда не провоцируй».
Послышался щелчок, и в ярком свете блеснуло длинное узкое лезвие, выскочившее из рукоятки ножа.
— Теперь мы можем договориться двумя способами, Слоун, — тихо или громко. Выбирай. Но если ты окажешься несговорчивой, я могу попортить твоё прелестное личико. — Юнец возле двери заржал.
Ханна встала и повернулась лицом к своему мучителю. Помедлив, она вялым движением расстегнула верхнюю пуговицу на джинсах.
— Она твоя, Марв! — бросил парень в сторону своего дружка. Это помешало ему заметить молниеносный взмах ноги, за которым последовал удар, который нанесла ему Ханна, резко развернувшись на 180 градусов. Нож вылетел у него из руки и оказался в дальнем конце вагона. Следом на его шею обрушилось ребро ладони, и он рухнул на пол, как подкошенный. Ханна переступила через него и направилась к Марву.
— Нет-нет, мисс! Я тут ни при чем. Это все Оуэн. Он всегда ищет приключений. Я бы ничего не сделал, я не… я ничего…
— Снимай свои джинсы, Марвин.
— Что?
Она распрямила пальцы на правой руке.
— Как скажете, мисс. — Марвин быстро расстегнул молнию и сбросил джинсы, демонстрируя некогда голубые плавки и выколотое на бедре слово «мама».
— Надеюсь, твоей матери приходится встречать тебя в таком виде не очень часто, Марвин, — сказала Ханна, подбирая джинсы. — Теперь трусы.
— Что-о?
— Ты слышал меня, Марвин.
Марвин медленно стянул с себя плавки.
— Одно расстройство, — заметила Ханна, когда поезд подходил к «Лестер-сквер».
Как только за ней громыхнули закрывшиеся двери, Ханне показалось, что она слышит:
— Ты, стерва, да я тебя…
В переходе на северную линию Ханна так и не смогла найти урну, чтобы выбросить затасканную одежду Марвина. Все они были убраны из лондонского метро вскоре после того, как в нем было подорвано несколько бомб, заложенных боевиками ИРА. Ей пришлось нести джинсы с трусами до самого Чолк-Фарм, где она бросила их наконец в контейнер для мусора на углу Аделаид-роуд и тихо направилась домой.
Как только Ханна открыла входную дверь, из кухни донёсся голос:
— Ленч на столе, дорогуша. — Миссис Рабин вышла навстречу к ней и объявила: — Это было самое захватывающее утро в моей жизни. Ты не поверишь, что произошло со мной в «Сейнзбериз».
— Что будем заказывать, милый? — спросила официантка в красной юбке и чёрном фартуке, державшая блокнот наготове.
— Только чёрный кофе, пожалуйста, — сказал Т. Гамильтон Маккензи.
— Уже несу, — задорно отозвалась она.
Он хотел было посмотреть, сколько времени, но в который уже раз спохватился и вспомнил, что его часы находятся на руке молодого человека, который теперь, наверное, был за многие мили отсюда. Маккензи посмотрел на часы над стойкой. Восемь пятьдесят шесть. Он принялся следить за входом.
Первым вошёл рослый, хорошо одетый мужчина и стал оглядывать зал. У Маккензи вспыхнула надежда, что его взгляд остановится на нем. Однако мужчина прошёл к стойке и сел на стул спиной к залу. Вернулась официантка и налила нервному доктору чёрный дымящийся кофе.
Следующей в дверях появилась молодая женщина, державшая в руке хозяйственную сумку с длинной верёвочной ручкой. Вслед за ней вошёл ещё один шикарно одетый мужчина, который тоже принялся шарить взглядом по залу. У Маккензи опять появилась надежда, но тут же исчезла, когда вошедший улыбнулся, увидев знакомое лицо. Он тоже направился к стойке и сел рядом с мужчиной, пришедшим чуть раньше.
Девушка с хозяйственной сумкой не нашла ничего другого, как плюхнуться напротив него.
— Это место занято, — сказал Маккензи, с каждым словом повышая голос.
— Я знаю, доктор Маккснзи, — ответила девушка. — Оно занято мной.
Его прошиб пот.
— Кофе, милая? — спросила появившаяся официантка.
— Да, чёрный, — коротко сказала она, не глядя в её сторону.
Маккензи присмотрелся к молодой женщине повнимательнее. Ей можно было дать около тридцати — во всяком случае, она находилась в том возрасте, когда не нуждаются в его профессиональных услугах. Судя по произношению — несомненно, коренная жительница Нью-Йорка, хотя чёрные волосы, такого же цвета глаза и оливковая кожа вполне могли свидетельствовать о том, что её семья эмигрировала из Южной Европы. Стройная, почти хрупкая, в платье в стиле Лауры Эшли с неброским рисунком спокойных тонов, которое можно купить в тысяче магазинов по всей стране и которое делало её неприметной в любой толпе. Она не притронулась к чашке с кофе, поставленной перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104