Это помешало Биллу заметить молодого щёголя, пристроившегося по другую сторону от него.
— Что будем пить, мистер Орейли? — раздался незнакомый голос. Билл насторожённо обернулся.
— Я завязал, — заявил он, опасаясь, что это был очередной желторотый детектив в цивильном из управления полиции Сан-Франциско, не выполнивший свою норму арестов в этом месяце.
— Но ты ведь не откажешься выпить с бывшим зеком? — спросил новый посетитель с лёгким акцентом обитателей Бронкса.
Билл заколебался, но жажда оказалась сильнее.
— Пинту бочкового «Гиннесса» разве что, — сказал он с надеждой.
Незнакомец поднял руку, и на этот раз бармен отреагировал мгновенно.
— Так что тебе надо? — спросил Билл, сделав глоток и убедившись, что бармен их не слышит.
— Твоё мастерство.
— Но я завязал. Я уже говорил тебе об этом.
— А я понял тебя с первого раза. Но то, что мне нужно, не связано с криминалом.
— И что ты хочешь, чтобы я сварганил для тебя? Копию Моны Лизы или на сей раз это будет Великая хартия вольностей?
— Не угадал, — был ответ.
— Возьми мне ещё, — сказал Билл, уставившись на пустой стакан, стоявший перед ним на стойке, — и я выслушаю твоё предложение. Но предупреждаю, я по-прежнему в завязке.
После того, как бармен наполнил стакан Билла во второй раз, собеседник представился как Анжело Сантини и принялся подробно излагать Долларовому Биллу суть дела, благо в этот час в баре их никто не мог подслушать.
— Но их уже тысячи в обращении, — сказал Долларовый Билл, когда Анжело закончил. — Ты можешь купить хорошую репродукцию в любом приличном магазине для туристов.
— Да, но не идеальную копию, — настаивал он.
Это заявление заставило Билла поставить стакан и задуматься.
— Кому она нужна?
— Клиенту, который коллекционирует редкие рукописи, — ответил Анжело. — И он платит хорошие деньги.
«Не самая плохая из баек», — подумал Билл, делая очередной глоток «Гиннесса».
— Но это займёт у меня несколько недель, — сказал он почти про себя. — В любом случае мне придётся перебраться в Вашингтон.
— Мы уже подыскали подходящее место для тебя в Джорджтауне и, я уверен, сможем заполучить любые материалы, которые тебе могут понадобиться.
Долларовый Билл поразмышлял и над этим заявлением тоже, прежде чем приложиться к стакану и объявить:
— Забудь об этом — это похоже на слишком тяжёлую работу. Как я уже сказал, она займёт у меня многие недели и, что хуже всего, мне придётся бросить пить, — добавил он, возвращая пустой стакан на стойку. — Ты должен понять, иначе я не могу — я во всем добиваюсь совершенства.
— Именно по этой причине я приехал с другого конца страны и отыскал тебя, — спокойно сказал Анжело. Поколебавшись, Долларовый Билл посмотрел на него более внимательно.
— Я хочу двадцать пять тысяч задатка и двадцать пять по завершении с оплатой всех расходов, — сказал ирландец.
Анжело не поверил своим ушам. Кавалли разрешил потратить до сотни тысяч. Но тут он вспомнил, что его босс никогда не верит тому, кто не торгуется.
— Десять тысяч, когда приедем в Вашингтон, и ещё двадцать по завершении.
Долларовый Билл покрутил пустой стакан:
— Тридцать по завершении, если не сможешь установить разницы между моей копией и оригиналом.
— Но нам надо знать разницу, — сказал Анжело. — Ты получишь свои тридцать тысяч, если никто, кроме нас, не сможет установить подделку.
Телефонный звонок застал его в самом начале лестницы. Все ещё занятый только что прочитанной лекцией, Скотт в несколько прыжков преодолел ступеньки, толкнул дверь своей квартиры и схватил трубку, сбив на пол фотографию матери.
— Скотт Брэдли, — сказал он, поднимая фотографию и возвращая её на сервант.
— Ты нужен мне в Вашингтоне завтра. В моем кабинете, в девять ноль-ноль.
Скотту всегда нравилась манера Декстера Хатчинза никогда не называть себя по телефону и полагать, что работа на ЦРУ была важнее того, чем он занимался в Йеле.
Всю оставшуюся часть дня ему пришлось меняться занятиями с двумя сочувственно настроенными коллегами. При этом он не мог сослаться на неважное самочувствие, поскольку все прекрасно знали, что за последние девять лет у него не было ни одного пропуска из-за болезни. Оставалось только прибегнуть к «неприятностям из-за женщины», что всегда вызывало сочувствие у пожилых профессоров и не располагало к излишним вопросам.
Декстер Хатчинз никогда не распространялся по телефону относительно причин вызова, но поскольку все утренние газеты вышли с фотографиями Ицхака Рабина, прибывающего в Вашингтон на первую встречу с президентом Клинтоном, догадаться не составляло труда.
Скотт достал папку, спрятанную между материалами по гражданским правонарушениям и налогам, и извлёк из неё все, что у него было на нового премьер-министра Израиля. Его политика по отношению к США, похоже, не очень отличалась от той, что проводил предшественник. Он был лучше образован, чем Шамир, более сговорчив и мягок в своих подходах, однако Скотт подозревал, что если бы дело дошло до драки в одном из шумных баров делового центра, Рабин вышел бы оттуда без единой царапины.
Скотт откинулся в кресле и задумался о блондинке по имени Сьюзан Андерсон, присутствовавшей на одном из последних брифингов, который ему было предписано посетить вместе с вновь назначенным госсекретарём в качестве его консультанта. Если она будет присутствовать и на этом совещании, поездка в Вашингтон может оказаться ненапрасной.
На следующее утро чёрный лимузин с дымчатыми стёклами подъехал к клинике университета штата Огайо. Шофёр, как ему было приказано, припарковал машину на стоянке, отведённой Т. Гамильтону Маккензи.
Машина должна была в десять часов забрать пациента и доставить в университетский медицинский центр Хомеса в Цинциннати.
В 10.10 два санитара в белых халатах выкатили из дверей кресло с сидевшим в нем высоким мужчиной крепкого телосложения и, увидев автомобиль, припаркованный на стоянке декана, подрулили к нему. Шофёр выскочил из машины и быстро распахнул заднюю дверцу. «Бедняга, — подумал он при виде больного, голова которого была сплошь покрыта бинтами, если не считать небольшой щели возле губ и ноздрей. — Скорее всего это ожоги», — заключил он про себя.
Крепко сбитый мужчина перебрался из кресла-каталки на заднее сиденье и, устроившись на нем, вытянул ноги. Водитель сказал ему:
— Я застегну ваш ремень безопасности, — и получил в ответ короткий кивок.
Он вернулся на своё место и опустил стекло, чтобы сказать «до свидания» санитарам и довольно представительному мужчине, стоявшему позади них. Шофёр никогда ещё не видел такого измученного лица.
Лимузин тронулся с умеренной скоростью. Шофёра строго-настрого предупредили ни при каких обстоятельствах не нарушать дозволенной скорости движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
— Что будем пить, мистер Орейли? — раздался незнакомый голос. Билл насторожённо обернулся.
— Я завязал, — заявил он, опасаясь, что это был очередной желторотый детектив в цивильном из управления полиции Сан-Франциско, не выполнивший свою норму арестов в этом месяце.
— Но ты ведь не откажешься выпить с бывшим зеком? — спросил новый посетитель с лёгким акцентом обитателей Бронкса.
Билл заколебался, но жажда оказалась сильнее.
— Пинту бочкового «Гиннесса» разве что, — сказал он с надеждой.
Незнакомец поднял руку, и на этот раз бармен отреагировал мгновенно.
— Так что тебе надо? — спросил Билл, сделав глоток и убедившись, что бармен их не слышит.
— Твоё мастерство.
— Но я завязал. Я уже говорил тебе об этом.
— А я понял тебя с первого раза. Но то, что мне нужно, не связано с криминалом.
— И что ты хочешь, чтобы я сварганил для тебя? Копию Моны Лизы или на сей раз это будет Великая хартия вольностей?
— Не угадал, — был ответ.
— Возьми мне ещё, — сказал Билл, уставившись на пустой стакан, стоявший перед ним на стойке, — и я выслушаю твоё предложение. Но предупреждаю, я по-прежнему в завязке.
После того, как бармен наполнил стакан Билла во второй раз, собеседник представился как Анжело Сантини и принялся подробно излагать Долларовому Биллу суть дела, благо в этот час в баре их никто не мог подслушать.
— Но их уже тысячи в обращении, — сказал Долларовый Билл, когда Анжело закончил. — Ты можешь купить хорошую репродукцию в любом приличном магазине для туристов.
— Да, но не идеальную копию, — настаивал он.
Это заявление заставило Билла поставить стакан и задуматься.
— Кому она нужна?
— Клиенту, который коллекционирует редкие рукописи, — ответил Анжело. — И он платит хорошие деньги.
«Не самая плохая из баек», — подумал Билл, делая очередной глоток «Гиннесса».
— Но это займёт у меня несколько недель, — сказал он почти про себя. — В любом случае мне придётся перебраться в Вашингтон.
— Мы уже подыскали подходящее место для тебя в Джорджтауне и, я уверен, сможем заполучить любые материалы, которые тебе могут понадобиться.
Долларовый Билл поразмышлял и над этим заявлением тоже, прежде чем приложиться к стакану и объявить:
— Забудь об этом — это похоже на слишком тяжёлую работу. Как я уже сказал, она займёт у меня многие недели и, что хуже всего, мне придётся бросить пить, — добавил он, возвращая пустой стакан на стойку. — Ты должен понять, иначе я не могу — я во всем добиваюсь совершенства.
— Именно по этой причине я приехал с другого конца страны и отыскал тебя, — спокойно сказал Анжело. Поколебавшись, Долларовый Билл посмотрел на него более внимательно.
— Я хочу двадцать пять тысяч задатка и двадцать пять по завершении с оплатой всех расходов, — сказал ирландец.
Анжело не поверил своим ушам. Кавалли разрешил потратить до сотни тысяч. Но тут он вспомнил, что его босс никогда не верит тому, кто не торгуется.
— Десять тысяч, когда приедем в Вашингтон, и ещё двадцать по завершении.
Долларовый Билл покрутил пустой стакан:
— Тридцать по завершении, если не сможешь установить разницы между моей копией и оригиналом.
— Но нам надо знать разницу, — сказал Анжело. — Ты получишь свои тридцать тысяч, если никто, кроме нас, не сможет установить подделку.
Телефонный звонок застал его в самом начале лестницы. Все ещё занятый только что прочитанной лекцией, Скотт в несколько прыжков преодолел ступеньки, толкнул дверь своей квартиры и схватил трубку, сбив на пол фотографию матери.
— Скотт Брэдли, — сказал он, поднимая фотографию и возвращая её на сервант.
— Ты нужен мне в Вашингтоне завтра. В моем кабинете, в девять ноль-ноль.
Скотту всегда нравилась манера Декстера Хатчинза никогда не называть себя по телефону и полагать, что работа на ЦРУ была важнее того, чем он занимался в Йеле.
Всю оставшуюся часть дня ему пришлось меняться занятиями с двумя сочувственно настроенными коллегами. При этом он не мог сослаться на неважное самочувствие, поскольку все прекрасно знали, что за последние девять лет у него не было ни одного пропуска из-за болезни. Оставалось только прибегнуть к «неприятностям из-за женщины», что всегда вызывало сочувствие у пожилых профессоров и не располагало к излишним вопросам.
Декстер Хатчинз никогда не распространялся по телефону относительно причин вызова, но поскольку все утренние газеты вышли с фотографиями Ицхака Рабина, прибывающего в Вашингтон на первую встречу с президентом Клинтоном, догадаться не составляло труда.
Скотт достал папку, спрятанную между материалами по гражданским правонарушениям и налогам, и извлёк из неё все, что у него было на нового премьер-министра Израиля. Его политика по отношению к США, похоже, не очень отличалась от той, что проводил предшественник. Он был лучше образован, чем Шамир, более сговорчив и мягок в своих подходах, однако Скотт подозревал, что если бы дело дошло до драки в одном из шумных баров делового центра, Рабин вышел бы оттуда без единой царапины.
Скотт откинулся в кресле и задумался о блондинке по имени Сьюзан Андерсон, присутствовавшей на одном из последних брифингов, который ему было предписано посетить вместе с вновь назначенным госсекретарём в качестве его консультанта. Если она будет присутствовать и на этом совещании, поездка в Вашингтон может оказаться ненапрасной.
На следующее утро чёрный лимузин с дымчатыми стёклами подъехал к клинике университета штата Огайо. Шофёр, как ему было приказано, припарковал машину на стоянке, отведённой Т. Гамильтону Маккензи.
Машина должна была в десять часов забрать пациента и доставить в университетский медицинский центр Хомеса в Цинциннати.
В 10.10 два санитара в белых халатах выкатили из дверей кресло с сидевшим в нем высоким мужчиной крепкого телосложения и, увидев автомобиль, припаркованный на стоянке декана, подрулили к нему. Шофёр выскочил из машины и быстро распахнул заднюю дверцу. «Бедняга, — подумал он при виде больного, голова которого была сплошь покрыта бинтами, если не считать небольшой щели возле губ и ноздрей. — Скорее всего это ожоги», — заключил он про себя.
Крепко сбитый мужчина перебрался из кресла-каталки на заднее сиденье и, устроившись на нем, вытянул ноги. Водитель сказал ему:
— Я застегну ваш ремень безопасности, — и получил в ответ короткий кивок.
Он вернулся на своё место и опустил стекло, чтобы сказать «до свидания» санитарам и довольно представительному мужчине, стоявшему позади них. Шофёр никогда ещё не видел такого измученного лица.
Лимузин тронулся с умеренной скоростью. Шофёра строго-настрого предупредили ни при каких обстоятельствах не нарушать дозволенной скорости движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104