- вскрикивает он во сне.
Вскинулась даже Ревекка Соломоновна:
- Ну что ты, тише, детка, рано еще.
Видение тает; на грани реальности и сна, краем сознания Антон замечает что то в руке деда: переливающимися огнями искрятся два камня. Свечение их меняется в спектре цветов, становится то нежно-голубым, то отдает зеленью, то розовеет до лиловости. От камней бьет двойными лучами, они пересекаются в отражении на стене, открывают пространство так, что пещера уплывает вместе с высеченными письменами. Все медленно тает, а вместе с тем исчезает видение, растворяясь в лунной радуге. Она расползлась по всему небу от края до края, а в центре - яркая полная луна изливает в окна свои колдовские чары. Антон просыпается. И памяти остается как врезанная одна только фраза: "Сон твой и видения твои на ложе твоем".
Скавронский подскочил, включил настольную лампу, начал шарить по кровати. Но ничего, кроме томика Лермонтова, у изголовья так и не обнаружил. Заложенная перед уроком с Наташкой страничка "Из Гейне": "На севере диком стоит одиноко..." никаких мыслей в связи со сновидением Антону не навеяла.
- Да спи ты... - заворочалась за перегородкой Ревекка. - Всему свое время и место.
Утром его бригада должна была ехать на участок дороги. Предстояли нешуточные ремонтные работы, а Антон так и не смог выспаться. Он редко видел сны, да и те - черно-белые, но увиденное сегодня произвело на него впечатление реальности, несмотря на абсолютную несхожесть с нею. Напротив, день начал складываться таким образом, что Антон усомнился: "А реально ли все происходящее?"
В вагонной мастерской, куда он зашел по дороге, на него вылетел комсорг отделения дороги Тишуткин.
- Скавронский! Тебя-то я ищу.
- А почему здесь?
Лысоватый юноша неопределенного возраста нахмурился, сделав попытку вникнуть в вопрос, но у него явно было на это мало времени. Он развернулся на пижонских микропорках, как на оси, махнул АН тону рукой, мол, догоняй.
Удивленный Антон кинулся следом.
- В двенадцать - партком. Не опаздывай, - сказал комсорг вкрадчиво, отчего у Антона зашевелились волосы на загривке.
- Да при чем... Да я...
По обычаю, все обязанности Антона по комсомольской линии сводились к руководству коллективом самодеятельности. За исключением хора, он участвовал практически во всех праздничных номерах. Черноволосый, с крыльями смоляных бровей, Антон с удовольствием джигитовал в кругу лезгинки. Гвоздем программы была "пирамида" атлетов. Этюд демонстрировался перед самым занавесом, рассыпаясь в новые фигуры, Антон лихо крутил сальто, останавливаясь в последнюю секунду перед самой оркестровой ямой. Тишуткин сидел в первом ряду, вытянувшись, облегченно вздыхал, а потом жидко хлопал, оглядывал зал, привставая, поднимал голову к ложам...
- Да постой же! - Антон дернул крепыша комсомольца за рукав. - В чем дело? Мне с бригадой - на линию. Приказ НОДа.
- Никаких командировок. Не забывай, что ты восстановлен в комсомоле, но твой испытательный срок еще не вышел. - Говорил Тишуткин тихо, однако у Антона звенело в ушах. - Бригадиры обязаны присутствовать на парткоме. Приказ Кидимова.
Белесые глаза прикрылись в щелочку, превратившись в буравчики. По взгляду Антон понял: разговор исчерпан.
На вступительной части партийного заседания Скавронский изнывал от мучительной борьбы с дремотой. В президиуме же царило оживление. Кидимов, секретарь парторганизации, вынужден был постучать по столу, призывая к тишине в зале.
- Товарищи. Перейдем к делу. В Таджикистане разворачивается всесоюзная комсомольская стройка, невиданная по своему масштабу. Каскад плотин должен обеспечить электроэнергией весь Туркестан, то есть все республики Средней Азии. Наша организация не может остаться в стороне. Есть разнарядка...
Дальше Антон не слушал. Он видел сидящего в президиуме начальника отдела кадров. Юдин впился в него глазами, делая рукой какие то знаки. После собрания он сам подошел к Антону.
- Здорово, Скавронский. Ну... Что думаешь?
Антон пожал плечами.
- Понимаю. Требуется время. Посоветуйся дома. Если что, я помогу. - Он отвернулся, поздоровавшись с кем-то, и добавил, будто не для Антона: - Я думаю, это шанс смыть позор.
Скавронского как колодезной водой окатило. Да. В Таджикистан ему дорога не заказана. Вслух же он произнес:
- Спасибо, Виктор Андреевич. Я взвешу ваше предложение.
Широкое лицо кадровика расплылось в улыбке:
- Неправильно понимаешь, Скавронский. Это - не предложение, а рекомендация.
- Скавронский!
Сквозь толпы расходящихся с собрания к нему продирался Тишуткин. Подойдя вплотную, он одернул на себе ковбойку, поправил воротник и значительно произнес, не повышая голоса:
- Список комсомольцев, рекомендованных ячейкой, должен быть на моем столе завтра. Сорганизуйся, Скавронский...
И вереском поросшие холмы... (1956-1970)
(1)
Дорога пошла на спуск в долину. Трасса змеилась между холмами вровень с проплывающими мимо облаками. На поворотах открывался город, видный как на ладони. Он уютно разместился внизу, у подножия сине-сиреневых гор, будто свернулся в комочек на дне гигантской чаши бухарского фарфора. Сквозь облачность пробился самолет, нарушая небесную тишину низким ревом моторов. Ничтожно маленький, он набирал высоту, устремляясь все выше и выше, над се дыми вершинами гор, упирающимися макушками в небо. По вектору его движения Скавронский определил район аэропорта и, отсчитывая знакомые кварталы, нашел взглядом крышу своего дома.
В груди сладко защемило, и его захлестнула теплая волна нежности при мысли о тех, кто его там ждет. Все ею существо устремилось к встрече, опережая колеса старенького деповского "газика". Антон Адамович заметно повеселел. Дорогой он все больше молчал, был необычно хмур, видно, думал о чем-то тяжелом.
Таким Пирата видел разве что Мирзо. Как настоящий шофер, он знал о людях так много, что иной писатель позавидует. Только он никогда бы никому не рассказал и сотой доли того, что знает.
Кто, например скажет, почему так прозвали его шефа? А ему доподлинно известно. Он хорошо помнит, когда в пятьдесят шестом приехал молодой инженер Скавронский. Бабы из отделения дороги прохода не давали: "Кто такой? Откуда? Женат?", и только в последнюю очередь: "За что сидел?". Судимостью здесь никого не удивишь, Душанбе, наверное, с самого основания был ссыльным городом.
Правда, у руководства "железки" документы Антона вызвали определенные опасения. Посидели - порядили, Антон наверное ни слова не понял, что его судьба там решается, да и отправили в Вахш на узкоколейку. Скавронский только плечами пожал: "Это же прошлый век".
Начальство Сталинабадского узла железной дороги наперебой стало втолковывать ему значение внутриреспубликанских перевозок, однако Антон прекрасно понимал, что причина кроется в крайней экономии средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Вскинулась даже Ревекка Соломоновна:
- Ну что ты, тише, детка, рано еще.
Видение тает; на грани реальности и сна, краем сознания Антон замечает что то в руке деда: переливающимися огнями искрятся два камня. Свечение их меняется в спектре цветов, становится то нежно-голубым, то отдает зеленью, то розовеет до лиловости. От камней бьет двойными лучами, они пересекаются в отражении на стене, открывают пространство так, что пещера уплывает вместе с высеченными письменами. Все медленно тает, а вместе с тем исчезает видение, растворяясь в лунной радуге. Она расползлась по всему небу от края до края, а в центре - яркая полная луна изливает в окна свои колдовские чары. Антон просыпается. И памяти остается как врезанная одна только фраза: "Сон твой и видения твои на ложе твоем".
Скавронский подскочил, включил настольную лампу, начал шарить по кровати. Но ничего, кроме томика Лермонтова, у изголовья так и не обнаружил. Заложенная перед уроком с Наташкой страничка "Из Гейне": "На севере диком стоит одиноко..." никаких мыслей в связи со сновидением Антону не навеяла.
- Да спи ты... - заворочалась за перегородкой Ревекка. - Всему свое время и место.
Утром его бригада должна была ехать на участок дороги. Предстояли нешуточные ремонтные работы, а Антон так и не смог выспаться. Он редко видел сны, да и те - черно-белые, но увиденное сегодня произвело на него впечатление реальности, несмотря на абсолютную несхожесть с нею. Напротив, день начал складываться таким образом, что Антон усомнился: "А реально ли все происходящее?"
В вагонной мастерской, куда он зашел по дороге, на него вылетел комсорг отделения дороги Тишуткин.
- Скавронский! Тебя-то я ищу.
- А почему здесь?
Лысоватый юноша неопределенного возраста нахмурился, сделав попытку вникнуть в вопрос, но у него явно было на это мало времени. Он развернулся на пижонских микропорках, как на оси, махнул АН тону рукой, мол, догоняй.
Удивленный Антон кинулся следом.
- В двенадцать - партком. Не опаздывай, - сказал комсорг вкрадчиво, отчего у Антона зашевелились волосы на загривке.
- Да при чем... Да я...
По обычаю, все обязанности Антона по комсомольской линии сводились к руководству коллективом самодеятельности. За исключением хора, он участвовал практически во всех праздничных номерах. Черноволосый, с крыльями смоляных бровей, Антон с удовольствием джигитовал в кругу лезгинки. Гвоздем программы была "пирамида" атлетов. Этюд демонстрировался перед самым занавесом, рассыпаясь в новые фигуры, Антон лихо крутил сальто, останавливаясь в последнюю секунду перед самой оркестровой ямой. Тишуткин сидел в первом ряду, вытянувшись, облегченно вздыхал, а потом жидко хлопал, оглядывал зал, привставая, поднимал голову к ложам...
- Да постой же! - Антон дернул крепыша комсомольца за рукав. - В чем дело? Мне с бригадой - на линию. Приказ НОДа.
- Никаких командировок. Не забывай, что ты восстановлен в комсомоле, но твой испытательный срок еще не вышел. - Говорил Тишуткин тихо, однако у Антона звенело в ушах. - Бригадиры обязаны присутствовать на парткоме. Приказ Кидимова.
Белесые глаза прикрылись в щелочку, превратившись в буравчики. По взгляду Антон понял: разговор исчерпан.
На вступительной части партийного заседания Скавронский изнывал от мучительной борьбы с дремотой. В президиуме же царило оживление. Кидимов, секретарь парторганизации, вынужден был постучать по столу, призывая к тишине в зале.
- Товарищи. Перейдем к делу. В Таджикистане разворачивается всесоюзная комсомольская стройка, невиданная по своему масштабу. Каскад плотин должен обеспечить электроэнергией весь Туркестан, то есть все республики Средней Азии. Наша организация не может остаться в стороне. Есть разнарядка...
Дальше Антон не слушал. Он видел сидящего в президиуме начальника отдела кадров. Юдин впился в него глазами, делая рукой какие то знаки. После собрания он сам подошел к Антону.
- Здорово, Скавронский. Ну... Что думаешь?
Антон пожал плечами.
- Понимаю. Требуется время. Посоветуйся дома. Если что, я помогу. - Он отвернулся, поздоровавшись с кем-то, и добавил, будто не для Антона: - Я думаю, это шанс смыть позор.
Скавронского как колодезной водой окатило. Да. В Таджикистан ему дорога не заказана. Вслух же он произнес:
- Спасибо, Виктор Андреевич. Я взвешу ваше предложение.
Широкое лицо кадровика расплылось в улыбке:
- Неправильно понимаешь, Скавронский. Это - не предложение, а рекомендация.
- Скавронский!
Сквозь толпы расходящихся с собрания к нему продирался Тишуткин. Подойдя вплотную, он одернул на себе ковбойку, поправил воротник и значительно произнес, не повышая голоса:
- Список комсомольцев, рекомендованных ячейкой, должен быть на моем столе завтра. Сорганизуйся, Скавронский...
И вереском поросшие холмы... (1956-1970)
(1)
Дорога пошла на спуск в долину. Трасса змеилась между холмами вровень с проплывающими мимо облаками. На поворотах открывался город, видный как на ладони. Он уютно разместился внизу, у подножия сине-сиреневых гор, будто свернулся в комочек на дне гигантской чаши бухарского фарфора. Сквозь облачность пробился самолет, нарушая небесную тишину низким ревом моторов. Ничтожно маленький, он набирал высоту, устремляясь все выше и выше, над се дыми вершинами гор, упирающимися макушками в небо. По вектору его движения Скавронский определил район аэропорта и, отсчитывая знакомые кварталы, нашел взглядом крышу своего дома.
В груди сладко защемило, и его захлестнула теплая волна нежности при мысли о тех, кто его там ждет. Все ею существо устремилось к встрече, опережая колеса старенького деповского "газика". Антон Адамович заметно повеселел. Дорогой он все больше молчал, был необычно хмур, видно, думал о чем-то тяжелом.
Таким Пирата видел разве что Мирзо. Как настоящий шофер, он знал о людях так много, что иной писатель позавидует. Только он никогда бы никому не рассказал и сотой доли того, что знает.
Кто, например скажет, почему так прозвали его шефа? А ему доподлинно известно. Он хорошо помнит, когда в пятьдесят шестом приехал молодой инженер Скавронский. Бабы из отделения дороги прохода не давали: "Кто такой? Откуда? Женат?", и только в последнюю очередь: "За что сидел?". Судимостью здесь никого не удивишь, Душанбе, наверное, с самого основания был ссыльным городом.
Правда, у руководства "железки" документы Антона вызвали определенные опасения. Посидели - порядили, Антон наверное ни слова не понял, что его судьба там решается, да и отправили в Вахш на узкоколейку. Скавронский только плечами пожал: "Это же прошлый век".
Начальство Сталинабадского узла железной дороги наперебой стало втолковывать ему значение внутриреспубликанских перевозок, однако Антон прекрасно понимал, что причина кроется в крайней экономии средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75