Коля выругался, проклиная "русские дороги". И тут Захарова наконец осенило.
Как это ни странно может показаться, но виной всему были все те же "русские дороги". Не далее как два дня назад он чуть было не потонул в непролазной грязи. Пошел было напрямик - и завяз по уши. Дорога была перерыта, пласты асфальта развороченными грудами преграждали путь. И все же, не желая обходить котлован за три версты, Шурик пошел напролом, через рытвины и ухабы. Изгваздавшись по щиколотку, он удрученно посмотрел на выглаженные женой брюки и решил забежать в ближайший дворик почиститься. Наиболее оптимальным для этого местом ему показался дом, в котором жила Клавдия Петровна Розенблат, в девичестве Клавка Стечкина, давняя его приятельница и однокашница по Ленинградскому университету.
Отношения между друзьями были, можно сказать, самыми свойскими еще с общежитейских времен на Мытнинской набережной. Посему Захаров, подвернув до колена штанины, попросту позвонил в дверь ее квартиры. Клавка открыла и ахнула, разглядывая его голые, покрытые курчавой порослью ноги.
- Брось шалить, Шурка, - басом профундо возмутилась она и затянулась гнутой беломориной. - Что мой Левка подумает?
- Я к тебе за советом, - нашелся Захаров. - Дело не терпит отлагательства.
Клава его впустила и, заинтересованно заглядывая в глаза, навострила пушистые ушки.
Пока Шурик мыл в ее ванной ноги и чистил костюм, ему в голову пришла идея разыграть Клаву. Розыгрыши у них еще со студенческой поры всячески приветствовались, а Клавка с тех самых времен и со свойственным ей одной шармом легко на них попадалась. "Грех упустить такую возможность", - подумал Шурик и сочинил вполне правдоподобную байку о грандиозной по своей научной ценности археологической находке, и не где-нибудь, а в строительном могильнике возле музея.
Главное, чтобы история изобиловала красочными деталями и терминологическими выкладками для вящей достоверности. Клава была потрясена известием, усомниться в котором ей не позволило открытое сердце и преданность науке. "Убедил!" - обрадовался Захаров, даже не предполагая, какой переполох вызовет его буйная фантазия.
Для начала Клава призвала в свидетели Левку Розенблата, затребовав с него припасенную для особо важных гостей бутылку армянского "Ани" и палку сервелата. Захаров сорвал прикуп тем, что на славу угостился, разомлел и, очень довольный и, кстати сказать, умытый, отправился домой...
Правильность его умозрительных вычислений и догадки подтвердило присутствие Клавдии Петровны в приемной.
Президент Таджикской академии наук был мрачен. Восточная дипломатия, впитанная сызмальства и выручавшая в самые лихие годины, не позволяла ему окончательно довериться непроверенным слухам, тем более что некоторых фигурантов дела он без сомнения окрестил бы просто "повесами", не будь у них заслуженной научной репутации. Из-под насупленных бровей попрыскивали зоркие глазки. Президент сурово молчал.
- Ну, что там с согдийскими плитами? - заговорщицким шепотом спросила Клава.
Шурик воззрился на нее с недоумением, перевел взгляд на начальство и чистым ангельским голосом признался во всех тяжких прегрешениях. Речь его была спонтанной, но пламенной: он творчески интерпретировал события прошлого, плавно переходя к перспективам. На этом месте президент поднял руку и тяжело, очень тяжело опустил ее на стол. Вздох его почему-то вызвал трепет у Клавы. Она взвилась:
- Как ты мог!
- Помилуй, Клава! - Шурик пожал плечами. - Это всего лишь розыгрыш...
Дружеская шутка обернулась для него строгим взысканием, благо устным, но с напоминанием, чем следует заниматься вообще, а чего не имеет права себе позволить секретарь партийной ячейки научного учреждения. Клавдия Петровна руки для поцелуя на прощание не подала, разобиделась, и расстроенный Захаров решил укрепить бодрое с утра расположение духа в подвальном баре гостиницы "Вахш". Место было людным, однако раствориться в народе Захарову не удалось. Там с ним и побеседовали "кому надо".
- Побалуйте кулуарными сплетнями из первоисточников, Александр Маркович? - как старого знакомого, спросил посетитель в изысканном сером костюме.
- Сыт по горло, но за доверие спасибо.
Захаров почувствовал себя героем дня, наивно полагая, что слава его долетела до всех академических уголков. Однако интуиция заставила его напрячь память: откуда он мог знать этого благодушного человека со стеклянными глазами?
- А вот мне все-таки непонятно, - лукаво прищурив глаз, произнес второй незнакомец в таком же как у первого, костюме, - каким образом таблицы Улугбека оказались у англичан задолго до российских раскопок?
Тут Шурик призадумался. Этих двоих он не знает, а их осведомленность просто настораживает. Что это? Въедливая любознательность ученого или за державу обидно? Между Россией и Англией искони велась подспудная борьба за влияние на Востоке. Только видела ли земля Маверанахра хоть одного европейца при последнем из тимуридов? Нет. Само предположение - полная нелепость. Нажитые богатства, как талая вода, растворялись после смерти Тимура прямо на глазах. Уплывали тайными и проторенными тропами в иные страны. Нашли свои пути и сокровища знаний. И ни при чем здесь ни русские, ни англичане. Виною всему - смута. Смерть Великого Хромого разъединила его потомков. Потянули, каждый на себя, завоеванные им земли, как лоскутное одеяло, раздирая на цветастые латки полей, городов. Недолго удерживал поставленные Тимуром границы его сын Шахрух. В нерушимом Самарканде праздно гуляли шейх-уль-исламы при дворе просвещенного внука Тимура и его наместника. Злой рок или светские празднества восстановили против него недовольных дервишей религиозного ордена наджбандийя? Улугбек был убит, а рукописи "Зиджа" попали в Стамбул... Все эти рассуждения остались в мыслях, вслух Шурик высказал поверхностное предположение:
- Ректором высшей школы при мечети Айя-София в Константинополе был самаркандский ученый Али Кушчи. Вскоре после смерти Улугбека он снарядил караван в Стамбул. Возможно, решил уберечь труды астрономов Самарканда и часть списков перевез с собой? В Россию они пришли значительно позже.
- И надо полагать, западным путем? - В вопросе слышался потаенный намек, что несколько смутило Шурика.
Дело в том, что он принадлежал к тому типу ученых, которым всегда до всего есть дело. Работал в институте востоковедения, читал какой-то спецкурс в университете. Студенты и аспиранты роились вокруг него, ловили каждое слово учителя и считали его непререкаемым авторитетом во всех областях знаний. Таких домов, как у Захарова, было несколько в городе. На тесной кухоньке забивалось множество всякого люда, нередко не имеющего ничего общего с наукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Как это ни странно может показаться, но виной всему были все те же "русские дороги". Не далее как два дня назад он чуть было не потонул в непролазной грязи. Пошел было напрямик - и завяз по уши. Дорога была перерыта, пласты асфальта развороченными грудами преграждали путь. И все же, не желая обходить котлован за три версты, Шурик пошел напролом, через рытвины и ухабы. Изгваздавшись по щиколотку, он удрученно посмотрел на выглаженные женой брюки и решил забежать в ближайший дворик почиститься. Наиболее оптимальным для этого местом ему показался дом, в котором жила Клавдия Петровна Розенблат, в девичестве Клавка Стечкина, давняя его приятельница и однокашница по Ленинградскому университету.
Отношения между друзьями были, можно сказать, самыми свойскими еще с общежитейских времен на Мытнинской набережной. Посему Захаров, подвернув до колена штанины, попросту позвонил в дверь ее квартиры. Клавка открыла и ахнула, разглядывая его голые, покрытые курчавой порослью ноги.
- Брось шалить, Шурка, - басом профундо возмутилась она и затянулась гнутой беломориной. - Что мой Левка подумает?
- Я к тебе за советом, - нашелся Захаров. - Дело не терпит отлагательства.
Клава его впустила и, заинтересованно заглядывая в глаза, навострила пушистые ушки.
Пока Шурик мыл в ее ванной ноги и чистил костюм, ему в голову пришла идея разыграть Клаву. Розыгрыши у них еще со студенческой поры всячески приветствовались, а Клавка с тех самых времен и со свойственным ей одной шармом легко на них попадалась. "Грех упустить такую возможность", - подумал Шурик и сочинил вполне правдоподобную байку о грандиозной по своей научной ценности археологической находке, и не где-нибудь, а в строительном могильнике возле музея.
Главное, чтобы история изобиловала красочными деталями и терминологическими выкладками для вящей достоверности. Клава была потрясена известием, усомниться в котором ей не позволило открытое сердце и преданность науке. "Убедил!" - обрадовался Захаров, даже не предполагая, какой переполох вызовет его буйная фантазия.
Для начала Клава призвала в свидетели Левку Розенблата, затребовав с него припасенную для особо важных гостей бутылку армянского "Ани" и палку сервелата. Захаров сорвал прикуп тем, что на славу угостился, разомлел и, очень довольный и, кстати сказать, умытый, отправился домой...
Правильность его умозрительных вычислений и догадки подтвердило присутствие Клавдии Петровны в приемной.
Президент Таджикской академии наук был мрачен. Восточная дипломатия, впитанная сызмальства и выручавшая в самые лихие годины, не позволяла ему окончательно довериться непроверенным слухам, тем более что некоторых фигурантов дела он без сомнения окрестил бы просто "повесами", не будь у них заслуженной научной репутации. Из-под насупленных бровей попрыскивали зоркие глазки. Президент сурово молчал.
- Ну, что там с согдийскими плитами? - заговорщицким шепотом спросила Клава.
Шурик воззрился на нее с недоумением, перевел взгляд на начальство и чистым ангельским голосом признался во всех тяжких прегрешениях. Речь его была спонтанной, но пламенной: он творчески интерпретировал события прошлого, плавно переходя к перспективам. На этом месте президент поднял руку и тяжело, очень тяжело опустил ее на стол. Вздох его почему-то вызвал трепет у Клавы. Она взвилась:
- Как ты мог!
- Помилуй, Клава! - Шурик пожал плечами. - Это всего лишь розыгрыш...
Дружеская шутка обернулась для него строгим взысканием, благо устным, но с напоминанием, чем следует заниматься вообще, а чего не имеет права себе позволить секретарь партийной ячейки научного учреждения. Клавдия Петровна руки для поцелуя на прощание не подала, разобиделась, и расстроенный Захаров решил укрепить бодрое с утра расположение духа в подвальном баре гостиницы "Вахш". Место было людным, однако раствориться в народе Захарову не удалось. Там с ним и побеседовали "кому надо".
- Побалуйте кулуарными сплетнями из первоисточников, Александр Маркович? - как старого знакомого, спросил посетитель в изысканном сером костюме.
- Сыт по горло, но за доверие спасибо.
Захаров почувствовал себя героем дня, наивно полагая, что слава его долетела до всех академических уголков. Однако интуиция заставила его напрячь память: откуда он мог знать этого благодушного человека со стеклянными глазами?
- А вот мне все-таки непонятно, - лукаво прищурив глаз, произнес второй незнакомец в таком же как у первого, костюме, - каким образом таблицы Улугбека оказались у англичан задолго до российских раскопок?
Тут Шурик призадумался. Этих двоих он не знает, а их осведомленность просто настораживает. Что это? Въедливая любознательность ученого или за державу обидно? Между Россией и Англией искони велась подспудная борьба за влияние на Востоке. Только видела ли земля Маверанахра хоть одного европейца при последнем из тимуридов? Нет. Само предположение - полная нелепость. Нажитые богатства, как талая вода, растворялись после смерти Тимура прямо на глазах. Уплывали тайными и проторенными тропами в иные страны. Нашли свои пути и сокровища знаний. И ни при чем здесь ни русские, ни англичане. Виною всему - смута. Смерть Великого Хромого разъединила его потомков. Потянули, каждый на себя, завоеванные им земли, как лоскутное одеяло, раздирая на цветастые латки полей, городов. Недолго удерживал поставленные Тимуром границы его сын Шахрух. В нерушимом Самарканде праздно гуляли шейх-уль-исламы при дворе просвещенного внука Тимура и его наместника. Злой рок или светские празднества восстановили против него недовольных дервишей религиозного ордена наджбандийя? Улугбек был убит, а рукописи "Зиджа" попали в Стамбул... Все эти рассуждения остались в мыслях, вслух Шурик высказал поверхностное предположение:
- Ректором высшей школы при мечети Айя-София в Константинополе был самаркандский ученый Али Кушчи. Вскоре после смерти Улугбека он снарядил караван в Стамбул. Возможно, решил уберечь труды астрономов Самарканда и часть списков перевез с собой? В Россию они пришли значительно позже.
- И надо полагать, западным путем? - В вопросе слышался потаенный намек, что несколько смутило Шурика.
Дело в том, что он принадлежал к тому типу ученых, которым всегда до всего есть дело. Работал в институте востоковедения, читал какой-то спецкурс в университете. Студенты и аспиранты роились вокруг него, ловили каждое слово учителя и считали его непререкаемым авторитетом во всех областях знаний. Таких домов, как у Захарова, было несколько в городе. На тесной кухоньке забивалось множество всякого люда, нередко не имеющего ничего общего с наукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75