Его друзья, очень умные и ответственные люди, предложили ему бизнес,
сначала он не соглашался, он порядочный человек, его отец был главным
архитектором города Милана, правда, в плохие времена, когда варварство
вернулось на итальянскую землю, прикрываясь традициями Рима... Но Массимо
воспитывали в Швейцарии, потом в Англии, колледж Церкви Христовой.
Предложенный ему друзьями бизнес был оскорбителен для него, как для
джентльмена. Все-таки его сумели убедить, он мог принести пользу многим
людям и помочь законной наследнице вступить в права на свободной земле,
там, где государство не вырывает из рук своих подданных всякую
значительную собственность, где человек волен в словах и мыслях, в
передвижениях и всяком выборе. Он имел возможность, овдовев в результате
авиационной катастрофы, страшном столкновения "Боинга" с истребителем над
тунисским аэродромом два года назад, помочь бедной служащей тоталитарного
режима стать свободным и достойно обеспеченным человеком. Он согласился
помочь ей и людям, которые были заинтересованы в том, чтобы ее доля
участия в производстве аэронавигационных приборов, а также другие
наследственные доходы, оказавшиеся весьма значительными к концу жизни
старой армянской синьоры, - покойная чрезвычайно умно вкладывала средства,
- чтобы все это оказалось в руках человека, который получит свободу и
права в цивилизованных условиях. Вознаграждение - пятнадцать процентов от
всех наследуемых ценностей, в соответствии с полученным от
заинтересованных лиц обещанием - не слишком интересовало Массимо,
правительство Итальянской республики хорошо оплачивало службу третьего
секретаря своего посольства, а от покойной жены он унаследовал и кое-какое
независимое состояние. Но он решил просто помочь хотя бы одному
несчастному гражданину этой несчастной страны - увы, он достаточно
насмотрелся райской социалистической действительности за эти полгода в
Москве...
Она слушала молча, и вдруг ей показалось, что она давно, чуть ли не с
самого эвакуационном самарского детства была готова ко всему этому - к
какому-то сказочному богатству, к эмиграции, к прощанию навсегда с этой
жестокой, ленивой, подлой страной, где местные звали ее "выковыренной
жидовкой" и одобряли "Гитлера, который до вас добрался", где она всегда
была второсортной, хотя на самом деле не имела даже никакого отношения к
евреям - просто в глазах был томный отблеск армянской четверти крови, да
непозволительная интеллигентность во всем... Ей показалось, что она всегда
была готова к другой жизни, к другому миру, о котором тогда, в бараке на
окраине Куйбышева иногда говорили - или теперь ей уже и это казалось? -
шепотом: "тетки Женя и Зоя из Италии"...
Она слушала, кивала, улыбалась светлоглазому - глаза сияли в полутьме
- седому человеку со смешным выговором, а за соседним столом хрипел,
давился и вздрагивал во сне пьяный командированный, и бешено плясали
вокруг московские негры...
Итак, они сидели на кухне и обсуждали подробности предстоящего
отъезда и будущей жизни...
В тот вечер в кафе Массимо сказал: "Но теперь, когда я увидел вас,
Элена... вы не будете поверить... я наплеваю на это наследство... это
правда, Элена, та ночь карнавала все сделала другое... по-другому, да?.."
Итак, они сидели на кухне. Уже давно было решено, что они поженятся,
как только Елена Валентиновна окончательно оправится от своего нервного
срыва, а это благодаря американскому средству должно быть не позже, как
через месяц. Врачи не будут держать ее на инвалидности ни на день дольше,
чем минимально возможно - их за это не хвалят. А вот когда они ее выпихнут
на работу, тогда и можно будет затевать все дела с регистрацией брака - в
нынешнем ее положении, подай они заявление в ЗАГС, ничего не стоит ее и в
Кащенко усадить... А к тому времени Оля как раз закончит школу. И уже июль
они проведут скорей всего в Испании - если лето не будет слишком жарким.
Жену и падчерицу дипломата ОВИР не станет особенно задерживать.
Так они проводили вечер за вечером. Массимо обязательно привозил
что-нибудь для дочки - какие-то розовые брюки, какие-то тапки, маленький
магнитофон, чтобы носить на поясе и слушать на ходу... Ольга на все это -
Массимо, мать, новое барахло - смотрела своим обычным внимательным,
запоминающим взглядом. Знакомясь с итальянцем, называлась с какой-то
незнакомой Елене Валентиновне кокетливостью - "Ол-и-а..." - и мать
подумала, что уже давно в мыслях не называла дочь по имени, просто дочь -
как должность... Внешне Ольга стала сильно похожа на Елену Валентиновну -
высока, большерука, большенога и, кажется, уже близорука, сходство это
сама Елена Валентиновна и принимала как вполне достаточное объяснение для
холодности и даже некоторой ревнивой отчужденности, возникшей между ними в
последние месяцы, - да и события, наверное, на пользу отношениям между
матерью и дочерью не пошли... Роман Ольга благополучно пережила, школу
заканчивала прилично, даже лучшим подругам про тряпки и магнитофон
говорила, что подарены новым мужем матери, богатым грузином - ума хватило
сообразить - и ждала, не могла дождаться отъезда из страны счастливого
детства, чем очень удивляла Елену Валентиновну. Откуда что взялось? И ведь
не говорили раньше никогда ни о чем эдаком...
Для Элены итальянец привозил все более чудодейственные лекарства, и
она уже действительно чувствовала себя гораздо лучше: пару раз прошлась на
лыжах и - с помощью Массимо, конечно - купила абонемент в олимпийский
бассейн. Подарков ей он не делал, только к первому апреля - смехотворному,
как она говорила, ее дню рождения - принес колечко с синим камнем, про
который впоследствии от знакомой по бассейну узнала, что это сапфир, а
услышав предполагаемую цену, едва не утонула. Да еще привозил все время
журналы, видимо, с дальней целью приохотить ее к красивым тряпкам, но она,
рассматривая яркие картинки и восхищаясь прелестными девушками и еще более
прелестными юношами, барахло как-то не воспринимала, модные тонкости не
понимала и только удивлялась, как все замечает, понимает и схватывает
Ольга - дочь сама все больше становилась похожа на девушку с такой
картинки.
Поздно вечером Массимо уезжал, Елена Валентиновна выходила проводить
его и пройтись с Сомсиком. Шли в соседний квартал, где из соображений
маскировки оставлялась машина. Такс важно полз брюхом по весенней грязи,
по слякотному асфальту, солидно, снизу и искоса поглядывал на знакомых
колли и догов - понимал, и что эта шикарная машина принадлежит уже
практически ему, ездил в ней пару раз, и что справка, необходимая для его
выезда за рубежи великой собачьей родины, будет выправлена своевременно,
не забудут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37