«Господи, как же мне повезло, — суеверно подумал он. — Что я делал бы сейчас без нее?» Он хотел сказать это ей, но почувствовал, что засыпает.
75
Приказ об образовании нового отдела вывесили двенадцатого января. Один из четырех его пунктов гласил, что руководство вновь созданной тридцать первой лабораторией временно возлагается на доктора физико-математических наук Кайданова Д.А. Дмитрий прочел об этом утром, машинально задержавшись у доски приказов по пути в свой кабинет.
— Можно вас поздравить? — сказал кто-то, стоявший рядом.
— Да-да, благодарю, — пробормотал Дмитрий тщетно пытаясь вспомнить, кто это, и пошел к Дубровину. Не поздоровавшись, он сказал с порога:
— Алексей Станиславович, там приказ вывешен…
— И что же? — сказал Дубровин, протягивая ему Руку.
— Здравствуйте… В пункте третьем есть две маленькие неувязочки.
— Какие?
— Во-первых, формально я еще не доктор физико-математических наук…
— Насколько мне известно, позавчера ВАК утвердила твою кандидатуру. Диплом вышлют, вероятно, недели через две. Какая вторая неувязка?
— Я не давал согласия на руководство лабораторией. Даже временное.
— Ну, не давал, так и не руководи, — безразлично сказал Дубровин, разглядывая бумаги на столе.
— Как это понимать?
— А так, — вздохнул Дубровин. — Да ты сядь… Можешь считать, что никакого приказа не было. Тем более что ты не расписывался под ним и формально имеешь полное право ничего не делать. Ровным счетом ничего. Только прошу учесть, что в таком случае все твои обязанности, — Дубровин особенно подчеркнул это «все», — придется исполнять мне.
— Алексей Станиславович, зачем вы это сделали? — тихо спросил Дмитрий.
Дубровин промолчал.
— Вы это специально?
Дубровин устало посмотрел на него:
— А если и так?
И тут Дмитрий не выдержал. Он вскочил и закричал высоким, самому показавшимся незнакомым голосом:
— Да поймите вы, черт возьми, я не благородная институтка, меня не надо упрашивать! Если бы я мог работать, я бы не то что согласился, а сам бы потребовал, чтобы мне дали лабораторию, людей, средства! Но я не могу, поймите вы это наконец! Я сейчас способен только на то, чтобы читать детективы и решать кроссворды! Вы сами говорили, какую значительную работу я сделал, — так подумайте о том, чего это могло стоить мне! Я же интеллектуальный труп, развалина! Или вы думаете, что я набиваю себе цену и мне нравится, чтобы меня упрашивали? Скажите честно — вы так думаете?
— Нет, Дима, нет, — быстро сказал Дубровин. — И, пожалуйста, успокойся.
— Тогда зачем вы так делаете? — с горечью спросил Дмитрий. — Или вы думаете, мне приятно слышать, что вы, тяжело больной человек и человек мне очень дорогой, должны делать за меня мою работу? Неужели вы думаете, что я сам не сказал бы вам, что согласен, если бы мог сделать это?
— Сядь, Дима. — Дубровин вышел из-за стола и, положив ему руку на плечо, повторил: — Сядь, пожалуйста.
Дмитрий сел, и Дубровин сказал:
— Прости, я виноват. Действительно, не надо было так делать… Дай-ка закурить.
— Вам же нельзя, — тихо сказал Дмитрий, но полез за сигаретами.
— Одну можно.
Они закурили, и Дубровин, морщась то ли от дыма, то ли от боли, заговорил:
— Действительно, я сделал это специально. Думал, что так будет лучше. Ты весь ушел в себя, даже Жанна ничего не знает, и мы можем только гадать, что с тобой творится. Я и подумал, что этот приказ… как-то поможет тебе сдвинуться с мертвой точки. Это во-первых. А второе — раз уж лаборатория создана, ею должен кто-то руководить, хотя бы формально.
— Я же вам давно говорил — поищите кого-нибудь, если уж Ольф не подходит.
— Кого-нибудь нельзя, Дима, — твердо сказал Дубровин. — Нужен именно ты. Потому что не только твоя лаборатория, но и весь отдел будет работать над твоими проблемами — ты не забывай об этом. И мне, как начальнику отдела, теперь постоянно будет нужна твоя помощь. А потом… — Дубровин помолчал, — мое состояние. Мне очень скверно, Дима. Боюсь, что и до весны не дотяну. А уложат меня месяца на два, если не больше. У меня ведь и вторая почка не очень хорошо работает. А на кого отдел оставить? Ты же сам понимаешь, как важно с самого начала не наделать ошибок.
— Алексей Станиславович, — с отчаянием сказал Дмитрий, — я все понимаю, но я не могу… Верите вы мне?
— Ну разумеется, — торопливо сказал Дубровин. — Давай не будем об этом говорить. Подождем, пока ты придешь в себя.
— А вы уверены, что это будет?
— Конечно.
— А я нет…
— Дима, ты не думай об этом. Это пройдет, обязательно пройдет.
Дмитрию показалось, что Дубровин и сам напуган его словами, и он попытался улыбнуться:
— Будем надеяться.
— Ты постарайся не думать так. Ты думай, что это обязательно пройдет, и очень скоро. Ну все, хватит. Знаешь что? — вдруг оживился Дубровин. — Давай-ка выпьем, а?
— Да что вы, ей-богу! — изумился Дмитрий. — Вот этого вам уж точно нельзя.
— Это мы еще посмотрим. — Дубровин встал, налил из графина воды в два стакана и довольно улыбнулся. — К этому ни один эскулап не придерется. А знаешь, к чему я все это веду?
— Нет.
— Будем пить на брудершафт. А то ты кричишь на меня — и в то же время на «вы» величаешь. Неестественно как-то.
— Извините.
— Вот выпьем, тогда и извиню. Давай-ка, как это делается… — Дубровин с самым серьезным видом продел свою руку в руку Дмитрия и кивнул: — Ну, пей.
И, поцеловав его, сказал:
— Вот теперь можешь еще раз извиниться.
— Извини, — улыбнулся Дмитрий.
— То-то. А вообще — правильно накричал на меня. Дураков надо учить. А то я тоже хорош… разнюнился. Ничего, Дима, я выдержу, не смотри так жалостливо. Нам с тобой еще долго вместе работать. Только бы мне совсем не свалиться… Ну все, иди.
Дубровин легонько подтолкнул его, и Дмитрий, оглянувшись на него с порога, ушел.
Придя в свой кабинет, он с отвращением засунул недочитанную «Королеву Марго» в нижний ящик стола и, придвинув папку с бумагами, еще долго не решался открыть ее, страшась очередной неудачи. И неудача, как и прежде, была полная. Насилуя себя, он просидел над выкладками до обеда, но у него ничего не получалось. После обеда он с полчаса поболтал с Жанной и Ольфом, всячески оттягивая минуту, когда придется идти к себе в кабинет.
Дмитрий засел, за одну из своих старых статей, надеясь, что так будет легче восстановить утраченные навыки, — и к вечеру с грустью обнаружил, что если и есть какие-то сдвиги, то иначе чем ничтожными их не назовешь. И статья представлялась ничтожной, и тратить на нее время казалось бессмысленным. Но на следующий день, обложившись черновиками, он снова взялся за нее, шаг за шагом проделав выкладки двухлетней давности. Время все равно девать было некуда, и он весь день просидел над статьей и к концу дня, просматривая эту бессмысленную работу, подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
75
Приказ об образовании нового отдела вывесили двенадцатого января. Один из четырех его пунктов гласил, что руководство вновь созданной тридцать первой лабораторией временно возлагается на доктора физико-математических наук Кайданова Д.А. Дмитрий прочел об этом утром, машинально задержавшись у доски приказов по пути в свой кабинет.
— Можно вас поздравить? — сказал кто-то, стоявший рядом.
— Да-да, благодарю, — пробормотал Дмитрий тщетно пытаясь вспомнить, кто это, и пошел к Дубровину. Не поздоровавшись, он сказал с порога:
— Алексей Станиславович, там приказ вывешен…
— И что же? — сказал Дубровин, протягивая ему Руку.
— Здравствуйте… В пункте третьем есть две маленькие неувязочки.
— Какие?
— Во-первых, формально я еще не доктор физико-математических наук…
— Насколько мне известно, позавчера ВАК утвердила твою кандидатуру. Диплом вышлют, вероятно, недели через две. Какая вторая неувязка?
— Я не давал согласия на руководство лабораторией. Даже временное.
— Ну, не давал, так и не руководи, — безразлично сказал Дубровин, разглядывая бумаги на столе.
— Как это понимать?
— А так, — вздохнул Дубровин. — Да ты сядь… Можешь считать, что никакого приказа не было. Тем более что ты не расписывался под ним и формально имеешь полное право ничего не делать. Ровным счетом ничего. Только прошу учесть, что в таком случае все твои обязанности, — Дубровин особенно подчеркнул это «все», — придется исполнять мне.
— Алексей Станиславович, зачем вы это сделали? — тихо спросил Дмитрий.
Дубровин промолчал.
— Вы это специально?
Дубровин устало посмотрел на него:
— А если и так?
И тут Дмитрий не выдержал. Он вскочил и закричал высоким, самому показавшимся незнакомым голосом:
— Да поймите вы, черт возьми, я не благородная институтка, меня не надо упрашивать! Если бы я мог работать, я бы не то что согласился, а сам бы потребовал, чтобы мне дали лабораторию, людей, средства! Но я не могу, поймите вы это наконец! Я сейчас способен только на то, чтобы читать детективы и решать кроссворды! Вы сами говорили, какую значительную работу я сделал, — так подумайте о том, чего это могло стоить мне! Я же интеллектуальный труп, развалина! Или вы думаете, что я набиваю себе цену и мне нравится, чтобы меня упрашивали? Скажите честно — вы так думаете?
— Нет, Дима, нет, — быстро сказал Дубровин. — И, пожалуйста, успокойся.
— Тогда зачем вы так делаете? — с горечью спросил Дмитрий. — Или вы думаете, мне приятно слышать, что вы, тяжело больной человек и человек мне очень дорогой, должны делать за меня мою работу? Неужели вы думаете, что я сам не сказал бы вам, что согласен, если бы мог сделать это?
— Сядь, Дима. — Дубровин вышел из-за стола и, положив ему руку на плечо, повторил: — Сядь, пожалуйста.
Дмитрий сел, и Дубровин сказал:
— Прости, я виноват. Действительно, не надо было так делать… Дай-ка закурить.
— Вам же нельзя, — тихо сказал Дмитрий, но полез за сигаретами.
— Одну можно.
Они закурили, и Дубровин, морщась то ли от дыма, то ли от боли, заговорил:
— Действительно, я сделал это специально. Думал, что так будет лучше. Ты весь ушел в себя, даже Жанна ничего не знает, и мы можем только гадать, что с тобой творится. Я и подумал, что этот приказ… как-то поможет тебе сдвинуться с мертвой точки. Это во-первых. А второе — раз уж лаборатория создана, ею должен кто-то руководить, хотя бы формально.
— Я же вам давно говорил — поищите кого-нибудь, если уж Ольф не подходит.
— Кого-нибудь нельзя, Дима, — твердо сказал Дубровин. — Нужен именно ты. Потому что не только твоя лаборатория, но и весь отдел будет работать над твоими проблемами — ты не забывай об этом. И мне, как начальнику отдела, теперь постоянно будет нужна твоя помощь. А потом… — Дубровин помолчал, — мое состояние. Мне очень скверно, Дима. Боюсь, что и до весны не дотяну. А уложат меня месяца на два, если не больше. У меня ведь и вторая почка не очень хорошо работает. А на кого отдел оставить? Ты же сам понимаешь, как важно с самого начала не наделать ошибок.
— Алексей Станиславович, — с отчаянием сказал Дмитрий, — я все понимаю, но я не могу… Верите вы мне?
— Ну разумеется, — торопливо сказал Дубровин. — Давай не будем об этом говорить. Подождем, пока ты придешь в себя.
— А вы уверены, что это будет?
— Конечно.
— А я нет…
— Дима, ты не думай об этом. Это пройдет, обязательно пройдет.
Дмитрию показалось, что Дубровин и сам напуган его словами, и он попытался улыбнуться:
— Будем надеяться.
— Ты постарайся не думать так. Ты думай, что это обязательно пройдет, и очень скоро. Ну все, хватит. Знаешь что? — вдруг оживился Дубровин. — Давай-ка выпьем, а?
— Да что вы, ей-богу! — изумился Дмитрий. — Вот этого вам уж точно нельзя.
— Это мы еще посмотрим. — Дубровин встал, налил из графина воды в два стакана и довольно улыбнулся. — К этому ни один эскулап не придерется. А знаешь, к чему я все это веду?
— Нет.
— Будем пить на брудершафт. А то ты кричишь на меня — и в то же время на «вы» величаешь. Неестественно как-то.
— Извините.
— Вот выпьем, тогда и извиню. Давай-ка, как это делается… — Дубровин с самым серьезным видом продел свою руку в руку Дмитрия и кивнул: — Ну, пей.
И, поцеловав его, сказал:
— Вот теперь можешь еще раз извиниться.
— Извини, — улыбнулся Дмитрий.
— То-то. А вообще — правильно накричал на меня. Дураков надо учить. А то я тоже хорош… разнюнился. Ничего, Дима, я выдержу, не смотри так жалостливо. Нам с тобой еще долго вместе работать. Только бы мне совсем не свалиться… Ну все, иди.
Дубровин легонько подтолкнул его, и Дмитрий, оглянувшись на него с порога, ушел.
Придя в свой кабинет, он с отвращением засунул недочитанную «Королеву Марго» в нижний ящик стола и, придвинув папку с бумагами, еще долго не решался открыть ее, страшась очередной неудачи. И неудача, как и прежде, была полная. Насилуя себя, он просидел над выкладками до обеда, но у него ничего не получалось. После обеда он с полчаса поболтал с Жанной и Ольфом, всячески оттягивая минуту, когда придется идти к себе в кабинет.
Дмитрий засел, за одну из своих старых статей, надеясь, что так будет легче восстановить утраченные навыки, — и к вечеру с грустью обнаружил, что если и есть какие-то сдвиги, то иначе чем ничтожными их не назовешь. И статья представлялась ничтожной, и тратить на нее время казалось бессмысленным. Но на следующий день, обложившись черновиками, он снова взялся за нее, шаг за шагом проделав выкладки двухлетней давности. Время все равно девать было некуда, и он весь день просидел над статьей и к концу дня, просматривая эту бессмысленную работу, подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122