— Может быть, ты не прочь бы узнать, что ты гений?
— И это неплохо было бы, — серьезно сказал Ольф и склонился над столом.
И когда они сделали последние эксперименты, обработали результаты и увидели, что это действительно конец — самый что ни на есть настоящий, долгожданный, — они с каким-то недоумением переглянулись. Ольф засмеялся, поднялся из-за стола и с наслаждением потянулся.
— Все, Матильда, конец. Ася! — заорал Ольф. — Конец!
Это было в воскресенье вечером, они сидели у Дмитрия — квартиры, как и обещал Дубровин, они получили еще осенью, — Ася возилась на кухне и с испуганным лицом выглянула оттуда:
— Что конец?
— Работе конец! — Ольф обнял ее и чмокнул в щеку. — Совсем, понимаешь?
Ася взглянула на Дмитрия, тот улыбнулся и кивнул, и она облегченно вздохнула, оттолкнула Ольфа:
— Фу ты, психопат. Я уж думала, случилось что.
— Случилось, Асенька, случилось, — засмеялся Ольф. — По этому случайно случившемуся случаю не мешало бы случайно выпить. Субсидируй, доцентша! Ты же у нас самая богатая! — по привычке поддразнил он ее.
— Тебе бы только выпить, — заворчала Ася.
— Асенька, да ведь случай-то какой, а? И опять же, случившийся совершенно случайно! — продолжал дурачиться Ольф.
Они, конечно, на радостях «поддали» в этот вечер, а на следующее утро пошли к Дубровину.
Дубровин молча просмотрел результаты и довольно хмыкнул:
— Недурно, весьма недурно. А что вы такие кислые? Перебрали, что ли?
— Есть маленько, — нехотя сказал Ольф, — да не в этом дело.
— А в чем же? Работой недовольны?
— Относительно, — буркнул Дмитрий.
— А-а… Тоже правильно. Подкузьмили вас американцы, да что делать, друзья мои, такова сэ ля ви.
Дубровин перенял это выражение от Ольфа и с удовольствием употреблял его, особенно когда хотел поддеть их.
— Не журитесь, у вас все впереди. А кроме того, это действительно неплохо сделано, честно говорю. Сами знаете, на комплименты я не слишком щедр, так что оцените. Ну-с, а теперь быстренько, но не спеша сработайте статью, и чтобы через неделю она лежала у меня на столе.
И через неделю статья лежала на столе Дубровина. Он торопился и, не читая, сунул ее в портфель.
— Мне некогда, голубчики, завтра уезжаю на две недели в Швейцарию, а потому — коротенько. Неделю вам на похмелье, на отсыпание, на догуляние, а потом будьте добры за работу.
— За какую работу? — с отчаянием спросил Ольф.
Дубровин, не обращая на него внимания, продолжал:
— Составьте подробнейший отчет со всеми причиндалами — графиками, таблицами, диаграммами и прочей дребеденью — и отпечатайте в трех экземплярах, на отличной бумажке. В общем, все как полагается, чтобы получился приличный кирпич в приличном переплете. Приложите все свои публикации, месячишка через два и эта появится, так что капиталец у вас будет. В начале июля намечено остепенить вас, — значит, за месяц до этого бумажки должны быть в порядке.
— Как это остепенить? — опешил Ольф.
— Обыкновенно, — невозмутимо сказал Дубровин, убирая со стола бумаги. — Докторов вы не заслужили, а кандидатов — в самый раз.
— Да разве кандидатов дают без официальной защиты? — удивился Дмитрий.
— Вообще-то нет, но у нас, в виде исключения, это можно.
— И мы, стало быть, и есть эти исключительные личности? — повеселел Ольф.
— Вроде того… Понимаю, что скучно такой работенкой заниматься, от души сочувствую вам, да что делать, надо. Ну, будьте здоровы, мне некогда. — И он тряхнул им руки, выпроводил из кабинета и захлопнул дверь.
— Алексей Станиславович! — попытался остановить его Дмитрий, но Дубровин даже руками замахал:
— Потом, потом, некогда…
И им пришлось засесть за эту скучную и неблагодарную работу. Делали они ее, как нерадивые школьники, с постной физиономией зубрящие заданный урок, — с утра намечали, что надо сделать за день, и, кое-как разделавшись с «барщиной», больше не возвращались к ней.
Дубровин только посмеивался, глядя на их героические усилия:
— Заставить бы вас годиков пять каким-нибудь чиновником четырнадцатого класса в канцелярии поработать — вот тогда запели бы!
— Боже упаси! — с ужасом сказал Дмитрий.
Они уже намекали, что неплохо было бы перенести «остепенение», но Дубровин только отмахивался:
— Работайте, работайте.
Но однажды они дружно взмолились.
— Алексей Станиславович, давайте перенесем месяца на два! — сказал Дмитрий. — Мочи моей больше нет.
Дубровин внимательно посмотрел на них:
— Что, совсем плохо?
— Плохо! — почти с радостью сказал Дмитрий, уже решив, что Дубровин согласен. Но тот только покачал головой:
— Терпите, друзья, месяц всего осталось.
— Алексей Станиславович, да что будет, если перенесем? Почему обязательно в июле?
— Потому что у меня и других дел хватает, кроме ваших, — напомнил Дубровин. — В августе симпозиум, а я член оргкомитета. А в сентябре поеду в отпуск.
— А на октябрь?
— А вдруг я до октября умру? — отшутился Дубровин, но, заметив, что они по-прежнему серьезны, сказал: — Понимаю, что надоело, но все-таки придется закончить сейчас.
Они еще пытались выклянчить у него отсрочку, но Дубровин был непреклонен.
Когда они вышли, Ольф с недоумением потер подбородок.
— Что-то химичит наш шеф, а? Почему он так торопится?
— Ну вот, пошел, — недовольно сказал Дмитрий. — Тебе с твоей подозрительностью только в угрозыске служить.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Ольф.
Но у Дмитрия и самого закралось подозрение, что Дубровин чего-то недоговаривает. Да и зачем ему, в самом деле, так торопиться?
И им пришлось снова сесть за опостылевшую работу и срочно заканчивать ее.
Все сильнее раздражал их Шумилов, его салонная вежливость. Он по-прежнему не упускал случая похвалить их, хотя они давно уже ничего не делали для него и просто не представляли, в каком состоянии его работа. Дмитрий как-то спросил у Жанны:
— Как ваши дела? Продвигаетесь?
— Кажется, да, — не очень уверенно сказала Жанна. — Моя работа, во всяком случае, идет неплохо, — поправилась она. — У других тоже как будто ничего. А как в общем — понятия не имею. Ведь у каждого из нас какая-то частная проблема. Николай Владимирович ставит их перед нами, мы выполняем, а дальше уже его дело. Это вы, корифеи, можете позволить себе работать по-своему, — с завистью сказала Жанна. — А мы что…
— Ну, пошла прибедняться… Но неужели он не держит вас в курсе дела?
— Он не балует нас своим вниманием, — насмешливо сказала Жанна.
Дмитрий рассказал об этом разговоре Ольфу, тот присвистнул:
— Если уж его собственная любовница так отзывается о нем…
— Ну вот, — разозлился Дмитрий, — я так и знал, что ты это ляпнешь. Любовница не любовница — какое это имеет значение?
— Не кипятись. В принципе — никакого, конечно, да ведь все мы люди, все мы человеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— И это неплохо было бы, — серьезно сказал Ольф и склонился над столом.
И когда они сделали последние эксперименты, обработали результаты и увидели, что это действительно конец — самый что ни на есть настоящий, долгожданный, — они с каким-то недоумением переглянулись. Ольф засмеялся, поднялся из-за стола и с наслаждением потянулся.
— Все, Матильда, конец. Ася! — заорал Ольф. — Конец!
Это было в воскресенье вечером, они сидели у Дмитрия — квартиры, как и обещал Дубровин, они получили еще осенью, — Ася возилась на кухне и с испуганным лицом выглянула оттуда:
— Что конец?
— Работе конец! — Ольф обнял ее и чмокнул в щеку. — Совсем, понимаешь?
Ася взглянула на Дмитрия, тот улыбнулся и кивнул, и она облегченно вздохнула, оттолкнула Ольфа:
— Фу ты, психопат. Я уж думала, случилось что.
— Случилось, Асенька, случилось, — засмеялся Ольф. — По этому случайно случившемуся случаю не мешало бы случайно выпить. Субсидируй, доцентша! Ты же у нас самая богатая! — по привычке поддразнил он ее.
— Тебе бы только выпить, — заворчала Ася.
— Асенька, да ведь случай-то какой, а? И опять же, случившийся совершенно случайно! — продолжал дурачиться Ольф.
Они, конечно, на радостях «поддали» в этот вечер, а на следующее утро пошли к Дубровину.
Дубровин молча просмотрел результаты и довольно хмыкнул:
— Недурно, весьма недурно. А что вы такие кислые? Перебрали, что ли?
— Есть маленько, — нехотя сказал Ольф, — да не в этом дело.
— А в чем же? Работой недовольны?
— Относительно, — буркнул Дмитрий.
— А-а… Тоже правильно. Подкузьмили вас американцы, да что делать, друзья мои, такова сэ ля ви.
Дубровин перенял это выражение от Ольфа и с удовольствием употреблял его, особенно когда хотел поддеть их.
— Не журитесь, у вас все впереди. А кроме того, это действительно неплохо сделано, честно говорю. Сами знаете, на комплименты я не слишком щедр, так что оцените. Ну-с, а теперь быстренько, но не спеша сработайте статью, и чтобы через неделю она лежала у меня на столе.
И через неделю статья лежала на столе Дубровина. Он торопился и, не читая, сунул ее в портфель.
— Мне некогда, голубчики, завтра уезжаю на две недели в Швейцарию, а потому — коротенько. Неделю вам на похмелье, на отсыпание, на догуляние, а потом будьте добры за работу.
— За какую работу? — с отчаянием спросил Ольф.
Дубровин, не обращая на него внимания, продолжал:
— Составьте подробнейший отчет со всеми причиндалами — графиками, таблицами, диаграммами и прочей дребеденью — и отпечатайте в трех экземплярах, на отличной бумажке. В общем, все как полагается, чтобы получился приличный кирпич в приличном переплете. Приложите все свои публикации, месячишка через два и эта появится, так что капиталец у вас будет. В начале июля намечено остепенить вас, — значит, за месяц до этого бумажки должны быть в порядке.
— Как это остепенить? — опешил Ольф.
— Обыкновенно, — невозмутимо сказал Дубровин, убирая со стола бумаги. — Докторов вы не заслужили, а кандидатов — в самый раз.
— Да разве кандидатов дают без официальной защиты? — удивился Дмитрий.
— Вообще-то нет, но у нас, в виде исключения, это можно.
— И мы, стало быть, и есть эти исключительные личности? — повеселел Ольф.
— Вроде того… Понимаю, что скучно такой работенкой заниматься, от души сочувствую вам, да что делать, надо. Ну, будьте здоровы, мне некогда. — И он тряхнул им руки, выпроводил из кабинета и захлопнул дверь.
— Алексей Станиславович! — попытался остановить его Дмитрий, но Дубровин даже руками замахал:
— Потом, потом, некогда…
И им пришлось засесть за эту скучную и неблагодарную работу. Делали они ее, как нерадивые школьники, с постной физиономией зубрящие заданный урок, — с утра намечали, что надо сделать за день, и, кое-как разделавшись с «барщиной», больше не возвращались к ней.
Дубровин только посмеивался, глядя на их героические усилия:
— Заставить бы вас годиков пять каким-нибудь чиновником четырнадцатого класса в канцелярии поработать — вот тогда запели бы!
— Боже упаси! — с ужасом сказал Дмитрий.
Они уже намекали, что неплохо было бы перенести «остепенение», но Дубровин только отмахивался:
— Работайте, работайте.
Но однажды они дружно взмолились.
— Алексей Станиславович, давайте перенесем месяца на два! — сказал Дмитрий. — Мочи моей больше нет.
Дубровин внимательно посмотрел на них:
— Что, совсем плохо?
— Плохо! — почти с радостью сказал Дмитрий, уже решив, что Дубровин согласен. Но тот только покачал головой:
— Терпите, друзья, месяц всего осталось.
— Алексей Станиславович, да что будет, если перенесем? Почему обязательно в июле?
— Потому что у меня и других дел хватает, кроме ваших, — напомнил Дубровин. — В августе симпозиум, а я член оргкомитета. А в сентябре поеду в отпуск.
— А на октябрь?
— А вдруг я до октября умру? — отшутился Дубровин, но, заметив, что они по-прежнему серьезны, сказал: — Понимаю, что надоело, но все-таки придется закончить сейчас.
Они еще пытались выклянчить у него отсрочку, но Дубровин был непреклонен.
Когда они вышли, Ольф с недоумением потер подбородок.
— Что-то химичит наш шеф, а? Почему он так торопится?
— Ну вот, пошел, — недовольно сказал Дмитрий. — Тебе с твоей подозрительностью только в угрозыске служить.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Ольф.
Но у Дмитрия и самого закралось подозрение, что Дубровин чего-то недоговаривает. Да и зачем ему, в самом деле, так торопиться?
И им пришлось снова сесть за опостылевшую работу и срочно заканчивать ее.
Все сильнее раздражал их Шумилов, его салонная вежливость. Он по-прежнему не упускал случая похвалить их, хотя они давно уже ничего не делали для него и просто не представляли, в каком состоянии его работа. Дмитрий как-то спросил у Жанны:
— Как ваши дела? Продвигаетесь?
— Кажется, да, — не очень уверенно сказала Жанна. — Моя работа, во всяком случае, идет неплохо, — поправилась она. — У других тоже как будто ничего. А как в общем — понятия не имею. Ведь у каждого из нас какая-то частная проблема. Николай Владимирович ставит их перед нами, мы выполняем, а дальше уже его дело. Это вы, корифеи, можете позволить себе работать по-своему, — с завистью сказала Жанна. — А мы что…
— Ну, пошла прибедняться… Но неужели он не держит вас в курсе дела?
— Он не балует нас своим вниманием, — насмешливо сказала Жанна.
Дмитрий рассказал об этом разговоре Ольфу, тот присвистнул:
— Если уж его собственная любовница так отзывается о нем…
— Ну вот, — разозлился Дмитрий, — я так и знал, что ты это ляпнешь. Любовница не любовница — какое это имеет значение?
— Не кипятись. В принципе — никакого, конечно, да ведь все мы люди, все мы человеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122