— Сын мой, возьмите себе в пример их набожность и позабудьте свои мелкие боли и огорчения. Сей пример…
— Какое они имеют отношение к Кошмару?
— Кошмар беспределен. По утверждению Нико…
— Что общего у этого ордена с Лазарем?
— Он основал орден прокаженных рыцарей. Если позволите мне вернуться к Нико…
— А Лазарь какое отношение имеет к Арабскому Кошмару?
— Лазарь десять дней и ночей пролежал в могиле, прежде чем Господь наш Иисус Христос воскресил его из мертвых. По этой причине мы должны понять, что… Нет, я вижу, рассуждения о Господе нашем вас не интересуют. Поймите в таком случае, что, когда Лазарь воскрес из мертвых и вновь начал ходить среди людей, он стал носить с собой насекомое, которое десять дней и ночей пролежало рядом с ним. Это насекомое было из тех, что обитают по преимуществу на могилах и кладбищах. Тварь сия пожирает мысли умерших. Она проедает мозг и селится в месте, где расположен дар воображения, хотя покойник, будучи мертвым, о ее чудовищном аппетите не подозревает. Добавил ли я, что это насекомое не следует понимать в буквальном смысле? По утверждению Блаженного Нико, это всего лишь метафора, выражающая страхи христианской души, которые в силу невежества могут довести до греха.
— Благодарю вас, монах. Это я и хотел узнать. Значит, это просто христианская притча.
— Просто притча! Просто притча! Христианские притчи правдивее самой правды. Не предавайтесь иллюзиям, сын мой. Прокаженные рыцари уже в Каире. В Каире уже и Арабский Кошмар. Быть может, как раз в этот самый момент согласно проклятию Лазареву ниспосланы на ложа еще живых муки смертные. В жизни своей мы…
Бэльян уже утратил всякий интерес. Что-то смутно беспокоило его, что-то в том, как произнес монах ранее имя Зулейки. Самоуверенность, с которой монах произносил это имя, возбудила в нем подозрения.
— Вы знаете женщину по имени Зулейка, о которой я ранее говорил?
— Э-э… знаю ли я ее? Ну что вы, какой мужчина может с уверенностью сказать, что знает другого мужчину или даже женщину? Знать самого себя, по утверждению древних…
— Порой мне кажется, что все мало-мальски значительные персоны в этом городе знают всех прочих значительных персон — то есть, конечно, значительных в рамках моей истории.
— Вашей истории! Что такое ваша история, чтобы ею гордиться?
— Святой отец, я уже, по-моему, говорил вам, что сны мои мне кажутся явью. Это происходит потому, что вся моя жизнь стала казаться мне сном, театром теней, мистерией, разыгрываемой марионетками, карточной игрой, в которой я — козырь.
— Игрой? Игрой вокруг вас? Не только леность, но и самонадеянность!
— Возможно, но такое у меня чувство. Кукольник дергает за мои ниточки. Те, кто знает, как разыграть мою карту, разыгрывают ее — Кошачий Отец, Йолл, возможно, и вы. Только я, похоже, в игре не участвую.
— Быть может, это признак не самонадеянности, а чрезмерной смиренности… Посмотрим. Что это за шарада, в которую, как вы полагаете, все мы играем?
— Не то чтобы шарада, но принципы, по которым здесь подразделяются люди, очень зыбкие. Вейн говорит, что служит христианскому миру, и берет деньги у султана Египта. Йолл тоже утверждает, что работает на христианский мир, а сам стремится сорвать планы Кошачьего Отца и Вейна. Все, кому он служит, похоже, сговорились не выпускать меня из Каира. Все ведут со мной какие-то игры. Думаю, и вы — один из игроков. Вы и сейчас со мной играете.
Монах вздохнул и сказал:
— Идемте со мной.
Решив, что монах ведет его к алтарю, в противоположный конец караван-сарая, Бэльян последовал за ним. Однако, остановившись лишь у ворот, дабы монах сунул в протянутую руку арабского мальчишки монетку и прошептал ему на ухо слова, наверняка бывшие благословением, они направились по улицам города на юг, в направлении Цитадели. Но когда они приблизились к ее внешним стенам и начали подниматься, монах повел его вдоль стен немного восточнее, и вскоре они уже карабкались по склону горы Мукаттам к вершине, которая смутно виднелась вдали, над самыми высокими стенами Цитадели. По мере их восхождения покрывавшие нижние склоны заросли низкорослых платанов и пальм редели, а потом и вовсе исчезли. При каждом шаге вниз сползали ручейки камней и песка. Монах без остановки поднимался почти до самой вершины, а Бэльян плелся позади, запыхавшись и чувствуя головокружение. Солнце зашло, хотя на западе все еще пламенели в его лучах высокие облака. Город уже погрузился в сумерки. Они остановились и сверху взглянули на него.
Казалось, монах должен заговорить, должен сам исповедоваться и признать, что не происходит борьбы добра и зла на земле, что нет противников в этой борьбе, а есть лишь одна сторона — те, которые знают. А те, коим знать не дано, — всего лишь игрушки в их руках. Бэльяну казалось, что этот самоуверенный, ученый монах должен признаться ему в существовании тайной доктрины.
Наконец монах и вправду заговорил:
— Видите город внизу? Видите? Не кажется ли он вам в вечернем полумраке детской игрушкой или игральной доской, а люди, толпящиеся на улицах, — крошечными куколками, а то и насекомыми? Разве отсюда, сверху, не кажутся смехотворными их усилия, идеалы и страсти?
Бэльян кивнул.
— Так я и думал. Сын мой, лелея подобные мысли, вы играете соблазнами столь же сильными и богомерзкими, как те, коими искушал Господа нашего Люцифер, когда в единый миг показал ему все царства земные. И все же задумайтесь теперь о том, что, в то время как Господу нашему дьявол сулил реальную мирскую власть над всеми этими царствами, вам он сулит всего лишь иллюзорное чувство превосходства над ними. Иллюзия сия возникает на большом расстоянии. Вам следует видеть город душ людских, а не доску игральную. Следует видеть людей, а не насекомых. Вы молоды, и заблуждения ваши — от свойственного молодости высокомерия. Вы считаете, что души других людей не имеют значения, потому что не способны поверить в свою. Но все и реально, и важно, независимо от вашего мнения. Время игр и мистерий прошло. Вам предстоит серьезное дело. Вы дали обет совершить паломничество. Посвящен я и в то, что вы также дали некое обещание королю Франции. И его надо выполнить, ибо королю необходима информация о численности полков басурманских. Поэтому возвращайтесь вниз и выполните взятые на себя обязательства. Праздность есть ваше проклятие. Не случайно вас во сне поражает недуг.
— Ах, но откуда же мне знать, что я и нынче не сплю, откуда мне знать, что вы не дьявол, искушающий меня во сне?
Монах опустился на колени. Бэльян подумал, что он хочет расцеловать его ноги, но монах ничего подобного не сделал. Взамен он с криком «Это явь! Это не сон! Это явь!» принялся ритмично биться головой о землю. Когда он наконец поднял голову, с темени его стекали тонкие струйки крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72