— Ну и что? — не сразу понял Амир.
— Все, кто отправится в лес погулять, наши. Ты понял?
Амир кивнул. Он подобное уже видел, когда король предложил морискам перебираться в Марокко.
— Здесь какой-то подвох. А главное, зачем тебе мелочиться? Что, если всю редукцию взять? Там ведь тысячи три-четыре…
— А зачем я буду рисковать? — резонно возразил Муса. — Да у меня и людей столько нет, чтоб охрану перебить.
— А у кого они есть?
Марокканец с подозрением оглядел Амира.
— А ты, брат, бунтарь…
— А ты — марокканец, — парировал Амир. — И по-настоящему, что такое Орден, не знаешь. Эту заразу лучше сразу выжечь, под корень.
Как только дозорные сообщили, что мамелюки уже здесь, Бруно переговорил с братом Херонимо и лично открыл ворота.
— Скажите им, что желающие могут уходить.
Покрасневший от волнения монах быстро затараторил на индейском языке и несколько раз решительно ткнул рукой в сторону распахнутых ворот. Индейцы загомонили, начали переглядываться, и постепенно из толпы начали выходить самые смелые.
— Подбодрите их, брат Херонимо, — попросил Бруно.
Монах выкрикнул несколько слов, и смельчаки, ухмыляясь, тронулись в сторону ворот.
— Дети, — покачал головой Херонимо, — чистые дети.
Бруно так не считал. Да, материал в целом был податливый, мягкий, но те, кто вышли из толпы, определенно прошли какую-то закалку — в неправильной форме, а потому их всех можно было смело пускать в переплавку.
Толпа замерла. Все смотрели вслед выходящим за ворота соплеменникам и ждали одного: действительно ли их отпустят.
— Может, закрыть за ними? — осторожно начал Херонимо.
— Ни в коем случае, — отрезал Бруно.
И в следующий миг раздался этот вой:
— А-ла-ла-ла-ла!
Индейцы охнули, и почти сразу с той стороны начали кричать.
— Они просят о помощи, — забеспокоился Херонимо.
— Пусть просят.
Толпа волновалась, как озеро в непогоду. А потом крики стихли, и Бруно снова повернулся к индейцам.
— Переведите им, что отныне никто их в редукции силой держать не будет. Напротив, за нарушение порядка их начнут нещадно изгонять за частокол.
— Гениально… — выдохнул брат Херонимо.
Амир переговорил с половиной Сан-Паулу, и все, в общем, держались одной линии. Да, взять новых рабов у каплунов было бы неплохо, но вот начинать войну… присоединиться можно, но не начинать. Все помнили, что прошлое восстание комунерос кончилось поражением. И тогда он забрал своих рабов у Иосифа и двинулся от поселка к поселку.
— А все честно будет? — не отрываясь от разделывания индейской ноги и прикорма собак, интересовался какой-нибудь небогатый землевладелец. — Мне мою долю краснокожих без фокусов отдадут?
— Вы и будете устанавливать правила, — обещал Амир. — Это — единственная гарантия.
Землевладелец хмыкал и соглашался.
Помогало производить впечатление и то, что, с точки зрения местных, Амир был безумно богат. Свита из восемнадцати жмущихся к хозяину рабов позволяла предположить, что на плантациях у него в десятки раз больше, а значит, человек он сильный и уважаемый. И даже его походная одежда, как и то, что он едет впереди вереницы рабов на выпрошенном у Иосифа дешевом муле, а не на безумно дорогом жеребце, лишь говорило в его пользу: скуп, значит, головой думает.
Конечно же, Амир видел, сколь жуткое будущее ожидает крещеных индейцев, но он по опыту знал: если Орден не остановить, нечто подобное ожидает здесь всех.
Брат Херонимо сильно сомневался, следует ли сразу после такой сильной меры делать что-либо еще, но Бруно знал: железо нужно греть беспрерывно, пока оно не начнет поддаваться ковке.
— Первым делом ставим общие столы, — распорядился он.
— Но семейные у нас едят отдельно, — начал было Херонимо.
— Так написано в одобренной Папой книге, — отрезал Бруно и постучал пальцем по томику Кампанеллы.
И в считанные часы, уже к ужину, длинные — на всю общину — столы были сколочены.
— Женщины садятся с одной стороны, мужчины — с другой. И никаких разговоров за едой.
Херонимо перевел сказанное изумленным старейшинам.
— Кто возразит, сразу за частокол! — жестко предупредил Бруно.
Херонимо перевел и это. И через две недели непрерывного введения все новых и новых ограничений, когда целых четырнадцать непосед отправилось в руки мамелюков, а все остальные поняли, что с ними не шутят, Бруно приступил к основному.
— Ваша главная беда — личная привязанность мужчин и женщин друг к другу, — почти процитировал он слова книги брату Херонимо.
Тот растерянно моргнул, и Бруно уточнил:
— Брак по привязанности — это как заклинившие шестеренки, что с ними ни делай, они будут держаться вместе. Так?
Монах растерянно кивнул.
— Но нам-то нужно, чтобы они вращались! Так?
Брат Херонимо криво улыбнулся:
— Ну… в общем, да.
— Смотрите, что он пишет, — раскрыл Бруно одобренную Папой книгу Кампанеллы. — Женщин полных следует сочетать с худыми мужами, а худых — с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга.
Брат Херонимо молчал.
— Хорошо и с пользою! — яростно повторил Бруно. — Вы меня понимаете?!
— Они не согласятся… — выдохнул монах.
— Значит, пойдут за частокол, — отрезал Бруно. На следующее утро всех индейцев выстроили в две шеренги одна напротив другой: мужчины справа, женщины слева.
— Пусть разденутся по обычаю древних спартанцев, — процитировал Бруно одобренную Папой книгу.
И понимающий, что с руководством Ордена, кто бы за «гостем» ни стоял, не поспоришь, Херонимо грозно и протяжно принялся кричать на индейском.
— …а если кто не хочет подчиняться, — за частокол!
Индейцы замерли, и стало так тихо, что было слышно, как шумят гигантские кроны далеких, там, за частоколом, деревьев.
— Ну?! — рявкнул Херонимо. — Кто смеет возразить воле наместника Христа на земле?! Кто хочет к мамелюкам — на корм псам?! Я никого насильно не держу!
И тогда индейцы стали раздеваться — один за другим.
Амир двигался от поселка к поселку и везде встречал понимание. Земледельцы понимали, что если Орден изгнать, то земли редукций с уже готовыми рабами можно будет переделить. Конезаводчики и скотоводы мечтали об устранении самого опасного конкурента. Купцы яро ненавидели Орден за право плавать под чужими флагами и провозить товар безо всяких пошлин. И все они слишком хорошо помнили и кровавую расправу после провала восстания комунерос, и то, что вытворяли над ними люди Церкви в Европе. А потом Амир встретился с голландцами и англичанами и понял, что можно начинать.
— И сколько общин уже готово выступить против Ордена? — осторожно поинтересовались они на первой же встрече.
— Все, — рубанул рукой воздух Амир.
— А сколько людей готовы встать под ружье?
— Было бы это ружье! — рассмеялся Амир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101