Оказывается, не имеет ни света, ни водопровода — дорого. Задержался один бедняк в деревне, некуда больше идти. А где же остальные? По городам, по трущобам, там есть шанс хоть что-то заработать. Треть домов по деревням заколочены, а много поселков совсем пусты. Едешь ночью по малым шоссе — много деревень-призраков.
Есть ли классовая солидарность с третью отверженных? Я бы сказал, что классовой нет (или есть на уровне лозунгов). Родственная — пока да, родные не дают опуститься. Но если не удержался — попадаешь в совсем иной мир. Двойное общество! Еще четче это видно в «третьем мире». Вот Бразилия, это общество «двух половин». Его уже приходится контролировать террором, и в трущобах (фавелах) регулярно устраивают акции устрашения, пускают кровь в больших количествах. Повод всегда найдется. А рабочие живут пусть по европейским меркам бедно, но с известными гарантиями. И в постоянной войне с фавелами они, скорее, союзники буржуазии, чем отверженных. А Россия становится для мира одной огромной фавелой. Во всяком случае, такой образ создается западными СМИ. Можно ли сказать о рабочем классе и на Западе, и в Бразилии, что «им нечего терять, кроме своих цепей»? Считаю, что нельзя. И соединяться с пролетариями всех стран они вовсе не хотят.
Сравнивая поведение рабочих в разных странах, мы должны были бы прийти к выводу, что революционным, отрицающим сам буржуазный порядок как неправду, был рабочий класс именно там, где он не потерял связь с землей, со своими крестьянскими корнями. Шесть кpупных pеволюций потpясли миp в ХХ веке, и все они опиpались на кpестьянство и пpолетаpиат с сельскими коpнями: в Мексике в 1910 г., в России, в Китае начиная с 1921 г., во Вьетнаме, в Алжиpе в 1954 и на Кубе в 1958 г. Истоpик кpестьянства Э.Вольф пишет: «Революционная активность, очевидно, является pезультатом не столько pоста пpомышленного пpолетаpиата как такового, сколько pасшиpения пpомышленной pабочей силы, все еще тесно связанной с деpевенской жизнью. Сама попытка сpеднего и „свободного“ кpестьянина остаться в pамках тpадиций делает его pеволюционным».
Общинное мышление pусских pабочих было важнее для сплочения, чем организация работы в цехе. Сейчас мы по-новому читаем знатока всех участников pусской дpамы — Гоpького. Его пьеса «Вpаги», пpекpасно поставленная театpом «Содpужества актеpов Таганки», замечательно показывает именно кpестьянское (а значит, в большой степени pелигиозное) миpоощущение поднимающихся pабочих. И надо, наконец, пpизнать, что хотя кpестьянин (в любом обличье) тяжел на подъем, именно он, после длительного «инкубационного» пеpиода, доходит до pеволюционной стpасти, и его уже тpудно подкупить или запугать. Видный истоpик Б.Муp пишет, анализиpуя все pеволюции начиная с Кpестьянской войны в Геpмании и кончая Китаем: «Главной социальной базой pадикализма были кpестьяне и мелкие pемесленники в гоpодах. Из этих фактов можно сделать вывод о том, что дух человеческой свободы выpажается не только в том, в чем видел Маpкс — то есть в устpемлениях классов, идущих к власти, но также — и, веpоятно, даже больше — в пpедсмеpтном вопле класса, котоpый вот-вот будет захлестнут волной пpогpесса». В виде СССР овладел прогрессом и спасся человек с общинным мироощущением, которого клеймят как «совка».
Революции, совершенные таким рабочим классом были прыжком в «индустриальную общинную цивилизацию» — совершенно иной социализм, нежели «шведская модель» социал-демократии. В СССР мы как бы вернулись к общине ранней, слишком уравнительной, нас возмущали даже невинные привилегии номенклатурного сословия. Япония же восстановила клановую иерархическую структуру раннего средневековья и смогла приспособить к себе многое из западного капитализма. У каждого своя история.
Наши державники говорят, что они в принципе против революций. Но внедрение капиталистических отношений в общинную цивилизацию — это самая разрушительная революция из всех известных в истории. Это самый болезненный разрыв с традицией и привычными нормами жизни. Эта революция XVI-XVIII веков в Европе породила цепь взаимоистребительных конфликтов, включая мировые и гражданские войны. Почему же коммунисты допускают в России именно эту, самую страшную революцию? Ведь уже видно, куда она ведет и чего нам будет стоить. Да, теоретически после этой революции возникнет настоящий пролетариат, опираясь на который можно будет идти к социал-демократической модели. Но это только теоретически, а реально этот путь приведет или к угасанию нации, или к большой войне.
Обоим изложенным проектам есть альтернатива: затормозить, переварить и преодолеть буржуазно-криминальную революцию, опираясь не на классовое сознание, а на сознание советского человека. Объявить не классовую, а отечественную войну, в которой могут объединиться все сословия страны, не перешедшие на сторону противника. Взять целью не классовое общество с «нормальной» зарплатой, вырванной забастовкой и булыжником, а общество солидарное, без рынка людей, денег и земли, а с распределением по труду и с законным, а не благотворительным минимумом благ для каждого. В такой борьбе у России будут союзники не только 140 млн. «совков» на землях СССР, но и все те три миллиарда человек с общинным чувством, которые сегодня издают «предсмертный вопль перед волной прогресса» — Нового Мирового Порядка. Более того, и в недрах самого Запада, в его духовно развитой части зреют силы, которые поддержат именно такой проект — преодолевающий, а не углубляющий раскол мира и разрушение среды обитания.
Ни классовой войны, ни капитализма в России — в этом, на мой взгляд, трудный путь к спасению.
1995
Привет соседям слева
На всех собраниях избирателей встает один и тот же вопрос: почему у нас так много компартий? Говорят: пришел к нам кандидат от партии Тюлькина, поставил красный флаг, серп и молот — хорошо! А теперь вы от Зюганова, и опять красный флаг. Чего же вы не можете договориться? Почему не собраться в одну партию? Это крик души, а есть и холодный вопрос: в чем разница этих партий?
На публике кандидаты отвечают в меру своей тактичности. И тактическую же выгоду ищут, стараются соответствовать настроениям. Но полезно разобраться и по существу. Предлагаю схему разбора и мое мнение.
Тяга к единству — важная черта общинной психологии народов России. Эта тяга сильна у тех, кто уже отверг в душе своей курс «демократов». Прав был Зиновьев, говоря, что советский строй в точности соответствовал нашей психологии: нам было покойно, когда Верховный Совет голосовал единогласно. В этом — сила, особенно во время войн. В этом — и слабость, особенно в моменты глубоких изменений любого типа, когда общество на распутье и нужен поиск, «рысканье». 70-80-е годы — начало мирового кризиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Есть ли классовая солидарность с третью отверженных? Я бы сказал, что классовой нет (или есть на уровне лозунгов). Родственная — пока да, родные не дают опуститься. Но если не удержался — попадаешь в совсем иной мир. Двойное общество! Еще четче это видно в «третьем мире». Вот Бразилия, это общество «двух половин». Его уже приходится контролировать террором, и в трущобах (фавелах) регулярно устраивают акции устрашения, пускают кровь в больших количествах. Повод всегда найдется. А рабочие живут пусть по европейским меркам бедно, но с известными гарантиями. И в постоянной войне с фавелами они, скорее, союзники буржуазии, чем отверженных. А Россия становится для мира одной огромной фавелой. Во всяком случае, такой образ создается западными СМИ. Можно ли сказать о рабочем классе и на Западе, и в Бразилии, что «им нечего терять, кроме своих цепей»? Считаю, что нельзя. И соединяться с пролетариями всех стран они вовсе не хотят.
Сравнивая поведение рабочих в разных странах, мы должны были бы прийти к выводу, что революционным, отрицающим сам буржуазный порядок как неправду, был рабочий класс именно там, где он не потерял связь с землей, со своими крестьянскими корнями. Шесть кpупных pеволюций потpясли миp в ХХ веке, и все они опиpались на кpестьянство и пpолетаpиат с сельскими коpнями: в Мексике в 1910 г., в России, в Китае начиная с 1921 г., во Вьетнаме, в Алжиpе в 1954 и на Кубе в 1958 г. Истоpик кpестьянства Э.Вольф пишет: «Революционная активность, очевидно, является pезультатом не столько pоста пpомышленного пpолетаpиата как такового, сколько pасшиpения пpомышленной pабочей силы, все еще тесно связанной с деpевенской жизнью. Сама попытка сpеднего и „свободного“ кpестьянина остаться в pамках тpадиций делает его pеволюционным».
Общинное мышление pусских pабочих было важнее для сплочения, чем организация работы в цехе. Сейчас мы по-новому читаем знатока всех участников pусской дpамы — Гоpького. Его пьеса «Вpаги», пpекpасно поставленная театpом «Содpужества актеpов Таганки», замечательно показывает именно кpестьянское (а значит, в большой степени pелигиозное) миpоощущение поднимающихся pабочих. И надо, наконец, пpизнать, что хотя кpестьянин (в любом обличье) тяжел на подъем, именно он, после длительного «инкубационного» пеpиода, доходит до pеволюционной стpасти, и его уже тpудно подкупить или запугать. Видный истоpик Б.Муp пишет, анализиpуя все pеволюции начиная с Кpестьянской войны в Геpмании и кончая Китаем: «Главной социальной базой pадикализма были кpестьяне и мелкие pемесленники в гоpодах. Из этих фактов можно сделать вывод о том, что дух человеческой свободы выpажается не только в том, в чем видел Маpкс — то есть в устpемлениях классов, идущих к власти, но также — и, веpоятно, даже больше — в пpедсмеpтном вопле класса, котоpый вот-вот будет захлестнут волной пpогpесса». В виде СССР овладел прогрессом и спасся человек с общинным мироощущением, которого клеймят как «совка».
Революции, совершенные таким рабочим классом были прыжком в «индустриальную общинную цивилизацию» — совершенно иной социализм, нежели «шведская модель» социал-демократии. В СССР мы как бы вернулись к общине ранней, слишком уравнительной, нас возмущали даже невинные привилегии номенклатурного сословия. Япония же восстановила клановую иерархическую структуру раннего средневековья и смогла приспособить к себе многое из западного капитализма. У каждого своя история.
Наши державники говорят, что они в принципе против революций. Но внедрение капиталистических отношений в общинную цивилизацию — это самая разрушительная революция из всех известных в истории. Это самый болезненный разрыв с традицией и привычными нормами жизни. Эта революция XVI-XVIII веков в Европе породила цепь взаимоистребительных конфликтов, включая мировые и гражданские войны. Почему же коммунисты допускают в России именно эту, самую страшную революцию? Ведь уже видно, куда она ведет и чего нам будет стоить. Да, теоретически после этой революции возникнет настоящий пролетариат, опираясь на который можно будет идти к социал-демократической модели. Но это только теоретически, а реально этот путь приведет или к угасанию нации, или к большой войне.
Обоим изложенным проектам есть альтернатива: затормозить, переварить и преодолеть буржуазно-криминальную революцию, опираясь не на классовое сознание, а на сознание советского человека. Объявить не классовую, а отечественную войну, в которой могут объединиться все сословия страны, не перешедшие на сторону противника. Взять целью не классовое общество с «нормальной» зарплатой, вырванной забастовкой и булыжником, а общество солидарное, без рынка людей, денег и земли, а с распределением по труду и с законным, а не благотворительным минимумом благ для каждого. В такой борьбе у России будут союзники не только 140 млн. «совков» на землях СССР, но и все те три миллиарда человек с общинным чувством, которые сегодня издают «предсмертный вопль перед волной прогресса» — Нового Мирового Порядка. Более того, и в недрах самого Запада, в его духовно развитой части зреют силы, которые поддержат именно такой проект — преодолевающий, а не углубляющий раскол мира и разрушение среды обитания.
Ни классовой войны, ни капитализма в России — в этом, на мой взгляд, трудный путь к спасению.
1995
Привет соседям слева
На всех собраниях избирателей встает один и тот же вопрос: почему у нас так много компартий? Говорят: пришел к нам кандидат от партии Тюлькина, поставил красный флаг, серп и молот — хорошо! А теперь вы от Зюганова, и опять красный флаг. Чего же вы не можете договориться? Почему не собраться в одну партию? Это крик души, а есть и холодный вопрос: в чем разница этих партий?
На публике кандидаты отвечают в меру своей тактичности. И тактическую же выгоду ищут, стараются соответствовать настроениям. Но полезно разобраться и по существу. Предлагаю схему разбора и мое мнение.
Тяга к единству — важная черта общинной психологии народов России. Эта тяга сильна у тех, кто уже отверг в душе своей курс «демократов». Прав был Зиновьев, говоря, что советский строй в точности соответствовал нашей психологии: нам было покойно, когда Верховный Совет голосовал единогласно. В этом — сила, особенно во время войн. В этом — и слабость, особенно в моменты глубоких изменений любого типа, когда общество на распутье и нужен поиск, «рысканье». 70-80-е годы — начало мирового кризиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121