А твой папа сказал, что ты умеешь готовить. Молю Бога, чтобы это не оказалось неправдой.
– Я умею готовить, – тихим голосом ответила я. – Но я никогда не делала ничего сложного.
В моем голосе легко было распознать страх. Как я поняла, эта женщина ожидает, что я буду готовить заковыристые блюда, в то время как я хорошо делала пышные бисквиты и вкусную подливу из топленого сала.
Странное выражение было на лице у отца – наполовину досадливое, наполовину удовлетворенное. Он перевел глаза с меня на Китти и Кэла Деннисона.
– Ты сделала правильный выбор, – торжественным тоном произнес он, а потом отвернулся, чтобы спрятать то ли улыбку, то ли горе.
Я подумала, что он скрыл улыбку, и это наполнило мое сердце таким страхом, какого я еще не ведала. Из глаз у меня брызнули слезы и покатились по щекам. Я проплыла мимо отца, не проронив ни слова. Он тоже ничего мне не сказал.
В дверях я обернулась. В горле появилось какое-то сладковато-кислое ощущение. Мне больно было покидать эту халупу, которая помнила мои первые шаги, а также Тома, Фанни, и мне стало еще больнее, когда я подумала о Кейте и Нашей Джейн.
– О Господи, дай мне вернуться сюда хоть раз, – прошептала я и направилась к ступенькам террасы.
Я решительно шла к симпатичной белой машине с красными сиденьями, и солнце поздней зимы пригревало мне голову. Отец вышел на террасу. У его ног собрались его охотничьи собаки, которые все вернулись, словно он отдавал их напрокат, а теперь востребовал обратно. На крыше дома, на крышках бочек с дождевой водой пристроились кошки, они выглядывали и из-под террасы. С хрюканьем и визгом возились в грязи свиньи. По двору бродили куры, а за ними бегал петух с явным намерением воспроизвести себя. Я смотрела на все это с изумлением. Откуда все они взялись? И где они действительно находились все это время? Может, они мне просто мерещатся? Я потерла опухшие от слез глаза. Давно я не видела тут собак, кошек, свиней и кур. Отец, что ли, привез их на пикапе, собираясь пожить здесь и поухаживать за дедушкой?
Ветер и облака рисовали на небе светлые картины счастья и исполнения желаний.
Кэл и Китти Деннисон сели впереди, а мне сказали, что я могу располагаться на всем заднем сиденье. В расстроенных чувствах я обернулась назад и взглянула на то, что мне было столь хорошо знакомо и что, как я когда-то думала, захочу забыть как можно скорее.
Скажи «прощай» бедности и урчащим животам, которые никогда не бывали по-настоящему сытыми.
Скажи «прощай» старому зловонному домику на отшибе, чадящей кухонной печи, видавшим виды тюфякам на полу.
Скажи «прощай» всем страданиям, а также красотам гор: дикой ягоде, пылающим краскам осени, журчанию струй и прыгающей форели, рыбалке вместе с Томом и Логаном.
Скажи «прощай» местам, связанным с воспоминаниями о Кейте и Нашей Джейн, Томе и Фанни.
Скажи «прощай» смеху и слезам, уезжая в лучшее место, более богатое и счастливое.
И плакать не о чем. О чем же я плачу?
Вон отец – стоит себе на террасе и не думает рыдать, а смотрит куда-то в бесконечность, и на лице у него – абсолютное спокойствие.
Кэл включил зажигание, завел машину, и она так рванулась с места, что Китти бросило на спинку сиденья. Она визгливо воскликнула:
– Потише, ты, дурила несчастный! – А потом мирно добавила: – Я знала, что там будет ужасно. Теперь от этой вони неделю целую не отмоешься. Но зато у нас есть дочка, за этим мы и ехали.
У меня мурашки поползли по спине.
Ничего, все нормально, все хорошо. Я еду навстречу лучшей жизни, в лучшее место, настойчиво повторяла я про себя.
Я думала о том, что наделал мой отец. Распродал своих детей по пятьсот долларов за штуку. Я не видела никаких бумаг при последней сделке и не слышала про цену. Душа отца будет гнить в аду, в этом я не сомневалась ни на миг.
Как я поняла из разговора между Китти и ее мужем, они направлялись сейчас в Уиннерроу, где я всегда и мечтала жить – в крашеном доме недалеко от аптеки Стоунуолла. Там я закончу среднюю школу, поступлю в колледж. Я буду часто видеть Фанни, увижу дедушку, когда он будет приходить в церковь.
Но что такое?
Почему Кэл повернул направо и едет мимо Уиннерроу? У меня комок встал в горле.
– Папа ведь говорил, что вы из долины? – тихим, испуганным голосом спросила я.
– Все правильно, детка, – сказала Китти, обернувшись ко мне с улыбкой. – Я родилась и росла в этом паршивом Уиннерроу. – В своей манере говорить она все больше переходила на деревенский стиль, характерный для горных районов. – Только и думала, как бы свалить оттуда. В тринадцать лет сбежала с шофером грузовика. Поженились с ним, а потом узнала, что он давно уже женат. Мне так стало все противно, я возненавидела мужчин. А потом я встретила моего милого Кэла и влюбилась в него с первого взгляда. Мы женаты пять лет, и все бы хорошо, если бы мы не затеяли ремонт дома, снаружи и внутри. Меня тошнит от свежей краски, я просто болею от всяких паршивых запахов, от всяких лосьонов и прочей ерунды. Пришлось остановиться на белых стенах по всему дому. Белые обои – вроде бы красиво, чисто. Кэл говорит: чистота, стерильность, как в больнице. Вот сама приедешь и увидишь. Какая там красота, у меня все задумано на контрасте цветов. Я правильно говорю, Кэл?
– Конечно.
– Что «конечно»?
– Что красота.
Она погладила его по щеке, потом наклонилась к нему и поцеловала.
– Теперь, когда мы далеко от твоего дома, – продолжала говорить Китти, оперевшись острым подбородком на сложенные руки, – я могу быть с тобой более откровенной. Я знала твою маму, твою настоящую маму, а не эту, не Сару. Да, твоя мама была не просто хорошенькая, а красивая. И как же я ее ненавидела!
У меня перехватило дыхание при этих словах.
– А почему же вы ненавидели ее?
– Потому что она захомутала Люка Кастила. Я еще девочкой нацелилась на Люка Кастила. Он, думала я, и больше никто. Какой же я тогда была идиоткой. Думала, что главное – это красивая физиономия и крепкая фигура. А теперь я ненавижу его, ненавижу до глубины души.
Казалось бы, такое признание должно было поднять мне настроение, однако нет. Зачем Китти нужна дочь человека, которого она ненавидит?
Значит, я была права: она давно знала отца. И произношение у нее было такое же скверное, как у отца и всех прочих в нашей местности.
– Да, – продолжала Китти странным, довольным, словно мурлыкающим голосом, – я видела твою маму каждый раз, как она приезжала в Уиннерроу. Все городские бабники слюни пускали, увидев ангела Люка. Никто не понимал, как она могла выйти за такого, как Люк. Я так думала, что любовь сделала ее слепой. Бывают такие женщины.
– Помолчи, Китти, – строго сказал Кэл, но Китти пропустила его требование мимо ушей.
– А во мне зуд был по твоему симпатичному папочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Я умею готовить, – тихим голосом ответила я. – Но я никогда не делала ничего сложного.
В моем голосе легко было распознать страх. Как я поняла, эта женщина ожидает, что я буду готовить заковыристые блюда, в то время как я хорошо делала пышные бисквиты и вкусную подливу из топленого сала.
Странное выражение было на лице у отца – наполовину досадливое, наполовину удовлетворенное. Он перевел глаза с меня на Китти и Кэла Деннисона.
– Ты сделала правильный выбор, – торжественным тоном произнес он, а потом отвернулся, чтобы спрятать то ли улыбку, то ли горе.
Я подумала, что он скрыл улыбку, и это наполнило мое сердце таким страхом, какого я еще не ведала. Из глаз у меня брызнули слезы и покатились по щекам. Я проплыла мимо отца, не проронив ни слова. Он тоже ничего мне не сказал.
В дверях я обернулась. В горле появилось какое-то сладковато-кислое ощущение. Мне больно было покидать эту халупу, которая помнила мои первые шаги, а также Тома, Фанни, и мне стало еще больнее, когда я подумала о Кейте и Нашей Джейн.
– О Господи, дай мне вернуться сюда хоть раз, – прошептала я и направилась к ступенькам террасы.
Я решительно шла к симпатичной белой машине с красными сиденьями, и солнце поздней зимы пригревало мне голову. Отец вышел на террасу. У его ног собрались его охотничьи собаки, которые все вернулись, словно он отдавал их напрокат, а теперь востребовал обратно. На крыше дома, на крышках бочек с дождевой водой пристроились кошки, они выглядывали и из-под террасы. С хрюканьем и визгом возились в грязи свиньи. По двору бродили куры, а за ними бегал петух с явным намерением воспроизвести себя. Я смотрела на все это с изумлением. Откуда все они взялись? И где они действительно находились все это время? Может, они мне просто мерещатся? Я потерла опухшие от слез глаза. Давно я не видела тут собак, кошек, свиней и кур. Отец, что ли, привез их на пикапе, собираясь пожить здесь и поухаживать за дедушкой?
Ветер и облака рисовали на небе светлые картины счастья и исполнения желаний.
Кэл и Китти Деннисон сели впереди, а мне сказали, что я могу располагаться на всем заднем сиденье. В расстроенных чувствах я обернулась назад и взглянула на то, что мне было столь хорошо знакомо и что, как я когда-то думала, захочу забыть как можно скорее.
Скажи «прощай» бедности и урчащим животам, которые никогда не бывали по-настоящему сытыми.
Скажи «прощай» старому зловонному домику на отшибе, чадящей кухонной печи, видавшим виды тюфякам на полу.
Скажи «прощай» всем страданиям, а также красотам гор: дикой ягоде, пылающим краскам осени, журчанию струй и прыгающей форели, рыбалке вместе с Томом и Логаном.
Скажи «прощай» местам, связанным с воспоминаниями о Кейте и Нашей Джейн, Томе и Фанни.
Скажи «прощай» смеху и слезам, уезжая в лучшее место, более богатое и счастливое.
И плакать не о чем. О чем же я плачу?
Вон отец – стоит себе на террасе и не думает рыдать, а смотрит куда-то в бесконечность, и на лице у него – абсолютное спокойствие.
Кэл включил зажигание, завел машину, и она так рванулась с места, что Китти бросило на спинку сиденья. Она визгливо воскликнула:
– Потише, ты, дурила несчастный! – А потом мирно добавила: – Я знала, что там будет ужасно. Теперь от этой вони неделю целую не отмоешься. Но зато у нас есть дочка, за этим мы и ехали.
У меня мурашки поползли по спине.
Ничего, все нормально, все хорошо. Я еду навстречу лучшей жизни, в лучшее место, настойчиво повторяла я про себя.
Я думала о том, что наделал мой отец. Распродал своих детей по пятьсот долларов за штуку. Я не видела никаких бумаг при последней сделке и не слышала про цену. Душа отца будет гнить в аду, в этом я не сомневалась ни на миг.
Как я поняла из разговора между Китти и ее мужем, они направлялись сейчас в Уиннерроу, где я всегда и мечтала жить – в крашеном доме недалеко от аптеки Стоунуолла. Там я закончу среднюю школу, поступлю в колледж. Я буду часто видеть Фанни, увижу дедушку, когда он будет приходить в церковь.
Но что такое?
Почему Кэл повернул направо и едет мимо Уиннерроу? У меня комок встал в горле.
– Папа ведь говорил, что вы из долины? – тихим, испуганным голосом спросила я.
– Все правильно, детка, – сказала Китти, обернувшись ко мне с улыбкой. – Я родилась и росла в этом паршивом Уиннерроу. – В своей манере говорить она все больше переходила на деревенский стиль, характерный для горных районов. – Только и думала, как бы свалить оттуда. В тринадцать лет сбежала с шофером грузовика. Поженились с ним, а потом узнала, что он давно уже женат. Мне так стало все противно, я возненавидела мужчин. А потом я встретила моего милого Кэла и влюбилась в него с первого взгляда. Мы женаты пять лет, и все бы хорошо, если бы мы не затеяли ремонт дома, снаружи и внутри. Меня тошнит от свежей краски, я просто болею от всяких паршивых запахов, от всяких лосьонов и прочей ерунды. Пришлось остановиться на белых стенах по всему дому. Белые обои – вроде бы красиво, чисто. Кэл говорит: чистота, стерильность, как в больнице. Вот сама приедешь и увидишь. Какая там красота, у меня все задумано на контрасте цветов. Я правильно говорю, Кэл?
– Конечно.
– Что «конечно»?
– Что красота.
Она погладила его по щеке, потом наклонилась к нему и поцеловала.
– Теперь, когда мы далеко от твоего дома, – продолжала говорить Китти, оперевшись острым подбородком на сложенные руки, – я могу быть с тобой более откровенной. Я знала твою маму, твою настоящую маму, а не эту, не Сару. Да, твоя мама была не просто хорошенькая, а красивая. И как же я ее ненавидела!
У меня перехватило дыхание при этих словах.
– А почему же вы ненавидели ее?
– Потому что она захомутала Люка Кастила. Я еще девочкой нацелилась на Люка Кастила. Он, думала я, и больше никто. Какой же я тогда была идиоткой. Думала, что главное – это красивая физиономия и крепкая фигура. А теперь я ненавижу его, ненавижу до глубины души.
Казалось бы, такое признание должно было поднять мне настроение, однако нет. Зачем Китти нужна дочь человека, которого она ненавидит?
Значит, я была права: она давно знала отца. И произношение у нее было такое же скверное, как у отца и всех прочих в нашей местности.
– Да, – продолжала Китти странным, довольным, словно мурлыкающим голосом, – я видела твою маму каждый раз, как она приезжала в Уиннерроу. Все городские бабники слюни пускали, увидев ангела Люка. Никто не понимал, как она могла выйти за такого, как Люк. Я так думала, что любовь сделала ее слепой. Бывают такие женщины.
– Помолчи, Китти, – строго сказал Кэл, но Китти пропустила его требование мимо ушей.
– А во мне зуд был по твоему симпатичному папочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113