Любовь – это ответственность и забота.
– Но у меня мама терпеть не может животных, – уже менее решительно возразила я, потому что мне самой хотелось взять Толстушку на выходные.
Мистер Тэйлор уловил это желание в моем выражении лица и вновь стал наседать на меня.
– Здесь будет жутко холодно, – сказал он, оценивая, какое впечатление производят на меня его доводы. – Если даже у Толстушки будут вода и еда, сильный холод убьет бедняжку, будущую маму.
– Но…
– Никаких «но». Это ваш долг, ваша обязанность. На выходные мы вместе с семьей уезжаем, иначе я сам взял бы Толстушку домой. Я мог бы оставить ее у себя дома, положив ей вдоволь еды и поставив воду, но она в любой момент может родить. Я хотел бы, чтобы вы были при ней и засняли на кинокамеру, которой я учил вас всех пользоваться, чудо появления малышей на свет. Если, конечно, это произойдет у вас.
Так меня убедили в моих благих намерениях, и в сверкающем чистотой бело-розовом доме Китти, среди блестящих керамических созданий, появилась бело-коричная Толстушка. Поместила я ее в полуподвале, куда Китти больше не заходила, поскольку у нее появилась рабыня, которая стирала и сушила белье.
Однако Китти была совершенно непредсказуемой. Перемены в ее настроении носили резкий, пугающий и, самое главное, опасный характер. Не без волнения подыскала я для большой клетки свободное и чистое местечко в стороне от сквозняков. Место под высоким окном показалось мне самым подходящим. Я нашла старую черную ширму с облупившимся лаком и загородила ею клетку. Теперь Толстушка была защищена не только от сквозняков, но и от случайного взгляда жестоких водянистых глаз Китти, если она все-таки спустится сюда. Я не видела причины, по которой она могла бы оказаться в этом укромном уголке у дальней стены. Так что у меня были только легкие опасения за безопасность Толстушки.
– Так, ты тут потихоньку себя веди, – наказывала я зверьку, сидевшему на задних лапках и аккуратно грызшему дольку Яблока. – Постарайся не злоупотреблять колесом. В твоем положении это может быть вредным.
Проклятое колесо здорово скрипело и, даже после того как я его вытащила и смазала, продолжало производить некоторый шум, когда я его крутанула пальцами. Толстушка носилась как угорелая по клетке, требуя вернуть ей ее «тренажер». И только я поставила колесо в клетку, зверюшка запрыгнула в него и побежала. Колесо поскрипывало, но уже не так сильно.
Поднявшись на первый этаж, я приложила ухо к закрытой подвальной двери. Там стояла тишина. Я открыла дверь и послушала – все равно ничего не слышно. Это хорошо. Я опустилась на пять, шесть, семь ступенек – и только тогда услышала слабый шум. Но это было не страшно. Китти все равно одна в полуподвал не спустится. И к тому же она ничего не сделает, когда Кэл будет работать за верстаком. Со стиркой я покончила, так что проверять ей нечего.
Потом я взяла несколько старых стульев и укрепила ими с обеих сторон ширму, чтобы та, часом, не свалилась на клетку. Проверив, я убедилась в прочности построения и еще раз наказала Толстушке, чтобы она была хорошей девочкой.
– И пожалуйста, не производи на свет своих детишек, пока я не приготовлю кинокамеру.
А Толстушка все носилась в колесе.
Это был один из тех редких вечеров, когда Китти не задержалась на работе. Взгляд ее бледных глаз был безумным от боли.
– Опять у меня мигрень разыгралась, – скулящим тоном сообщила она. – Пойду пораньше лягу, объявила она после раннего ужина. – Ты не включай посудомойку, слышишь? От нее дом дрожит. Пойду проглочу несколько таблеток – и спать, спать, спать. Замечательно.
Суббота началась, как и все субботы. Китти встала в дурном настроении, не отдохнувшая. Потирая припухшие, покрасневшие глаза, она пожаловалась, что перебрала лекарств.
– Не знаю, смогу ли я вести занятия, – пробормотала она за завтраком, на который я приготовила слегка отваренные и в меру подрумяненные сосиски. – Все время чувствую усталость. Что за жизнь у меня пошла, понять не могу.
– Сделай себе выходной, – предложил Кэл, разворачивая утреннюю газету и приступая к заголовкам. – Иди еще поспи и встань, когда почувствуешь, что отдохнула.
– Но мне надо идти на занятия. Меня же ученики будут ждать.
– Китти, тебе надо сходить к врачу.
– Ты же знаешь, я не перевариваю докторов!
– Да, знаю. Но когда у тебя все время головные боли, значит, что-то не в порядке или нужно выписать очки.
– Ты знаешь, что я не собираюсь носить эти проклятые очки. Не хватало, чтобы я стала похожа на пожилую леди!
– Можешь носить контактные линзы, – посоветовал он, с явным неудовольствием продолжая разговор, и посмотрел на меня. – Я буду сегодня работать целый день, как минимум до шести. Я взял двух новых людей, их надо подучить.
Тем самым он сообщил мне, что сегодня вечером не следует особенно рассчитывать на развлечения.
Китти снова стала тереть глаза, уставившись при этом в тарелку и словно не узнавая своей любимой еды – сосиски, яичница и овсяная каша на воде. – На еду совсем не тянет. – Она встала, повернулась и сказала, что пойдет поспит, пока головная боль не отпустит. – А ты можешь позвонить и извиниться.
Все утро я чистила и скребла, Китти было не видно и не слышно. Пообедала в одиночестве. Во второй половине дня я вытирала пыль и работала с пылесосом на первом этаже, ненадолго забегая к Толстушке поухаживать за ней. Ей явно не хотелось оставаться одной и лишаться моей компании. Она проявляла это очень трогательно: при моем появлении становилась игривой, садилась на задние лапки и выпрашивала угощения, а когда я поворачивалась, чтобы уйти, становилась беспокойной. Ой, если б не Китти, я приносила бы Толстушку домой каждый вечер и держала бы у себя в комнате.
– Все хорошо, маленькая, – говорила я, поглаживая ее мягкую, пушистую головку, и она издавала горлом звук удовлетворения. – Играй, сколько хочешь. Наш домашний демон наглотался валиума, так что ты в безопасности.
В эту субботу Кэл не водил меня в кино. Мы с ним вдвоем смотрели телевизор, почти не разговаривая.
Наступило воскресенье.
Рано утром меня разбудило громкое пение Китти.
– Я себя хорошо чувствую, – громко известила она Кэла.
Я вскочила и поторопилась вниз, в ванную.
– Сегодня я сходила бы в церковь. Хевен! – загремел ее голос, когда она через открытую дверь спальни услышала мои шаги. – Оторви свою ленивую задницу и двигай побыстрей на кухню, делай завтрак. Сегодня идем в церковь. Все-все. Хочу поблагодарить Господа, что он прогнал мои головные боли.
Да, сегодня она в своем лучшем стиле.
Я чувствовала себя усталой. На мне висела масса обязанностей, и я летала по дому, чтобы успеть все переделать до того, как Китти спустится вниз. Вначале надо поставить воду для кофе, а пока она греется, принять душ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Но у меня мама терпеть не может животных, – уже менее решительно возразила я, потому что мне самой хотелось взять Толстушку на выходные.
Мистер Тэйлор уловил это желание в моем выражении лица и вновь стал наседать на меня.
– Здесь будет жутко холодно, – сказал он, оценивая, какое впечатление производят на меня его доводы. – Если даже у Толстушки будут вода и еда, сильный холод убьет бедняжку, будущую маму.
– Но…
– Никаких «но». Это ваш долг, ваша обязанность. На выходные мы вместе с семьей уезжаем, иначе я сам взял бы Толстушку домой. Я мог бы оставить ее у себя дома, положив ей вдоволь еды и поставив воду, но она в любой момент может родить. Я хотел бы, чтобы вы были при ней и засняли на кинокамеру, которой я учил вас всех пользоваться, чудо появления малышей на свет. Если, конечно, это произойдет у вас.
Так меня убедили в моих благих намерениях, и в сверкающем чистотой бело-розовом доме Китти, среди блестящих керамических созданий, появилась бело-коричная Толстушка. Поместила я ее в полуподвале, куда Китти больше не заходила, поскольку у нее появилась рабыня, которая стирала и сушила белье.
Однако Китти была совершенно непредсказуемой. Перемены в ее настроении носили резкий, пугающий и, самое главное, опасный характер. Не без волнения подыскала я для большой клетки свободное и чистое местечко в стороне от сквозняков. Место под высоким окном показалось мне самым подходящим. Я нашла старую черную ширму с облупившимся лаком и загородила ею клетку. Теперь Толстушка была защищена не только от сквозняков, но и от случайного взгляда жестоких водянистых глаз Китти, если она все-таки спустится сюда. Я не видела причины, по которой она могла бы оказаться в этом укромном уголке у дальней стены. Так что у меня были только легкие опасения за безопасность Толстушки.
– Так, ты тут потихоньку себя веди, – наказывала я зверьку, сидевшему на задних лапках и аккуратно грызшему дольку Яблока. – Постарайся не злоупотреблять колесом. В твоем положении это может быть вредным.
Проклятое колесо здорово скрипело и, даже после того как я его вытащила и смазала, продолжало производить некоторый шум, когда я его крутанула пальцами. Толстушка носилась как угорелая по клетке, требуя вернуть ей ее «тренажер». И только я поставила колесо в клетку, зверюшка запрыгнула в него и побежала. Колесо поскрипывало, но уже не так сильно.
Поднявшись на первый этаж, я приложила ухо к закрытой подвальной двери. Там стояла тишина. Я открыла дверь и послушала – все равно ничего не слышно. Это хорошо. Я опустилась на пять, шесть, семь ступенек – и только тогда услышала слабый шум. Но это было не страшно. Китти все равно одна в полуподвал не спустится. И к тому же она ничего не сделает, когда Кэл будет работать за верстаком. Со стиркой я покончила, так что проверять ей нечего.
Потом я взяла несколько старых стульев и укрепила ими с обеих сторон ширму, чтобы та, часом, не свалилась на клетку. Проверив, я убедилась в прочности построения и еще раз наказала Толстушке, чтобы она была хорошей девочкой.
– И пожалуйста, не производи на свет своих детишек, пока я не приготовлю кинокамеру.
А Толстушка все носилась в колесе.
Это был один из тех редких вечеров, когда Китти не задержалась на работе. Взгляд ее бледных глаз был безумным от боли.
– Опять у меня мигрень разыгралась, – скулящим тоном сообщила она. – Пойду пораньше лягу, объявила она после раннего ужина. – Ты не включай посудомойку, слышишь? От нее дом дрожит. Пойду проглочу несколько таблеток – и спать, спать, спать. Замечательно.
Суббота началась, как и все субботы. Китти встала в дурном настроении, не отдохнувшая. Потирая припухшие, покрасневшие глаза, она пожаловалась, что перебрала лекарств.
– Не знаю, смогу ли я вести занятия, – пробормотала она за завтраком, на который я приготовила слегка отваренные и в меру подрумяненные сосиски. – Все время чувствую усталость. Что за жизнь у меня пошла, понять не могу.
– Сделай себе выходной, – предложил Кэл, разворачивая утреннюю газету и приступая к заголовкам. – Иди еще поспи и встань, когда почувствуешь, что отдохнула.
– Но мне надо идти на занятия. Меня же ученики будут ждать.
– Китти, тебе надо сходить к врачу.
– Ты же знаешь, я не перевариваю докторов!
– Да, знаю. Но когда у тебя все время головные боли, значит, что-то не в порядке или нужно выписать очки.
– Ты знаешь, что я не собираюсь носить эти проклятые очки. Не хватало, чтобы я стала похожа на пожилую леди!
– Можешь носить контактные линзы, – посоветовал он, с явным неудовольствием продолжая разговор, и посмотрел на меня. – Я буду сегодня работать целый день, как минимум до шести. Я взял двух новых людей, их надо подучить.
Тем самым он сообщил мне, что сегодня вечером не следует особенно рассчитывать на развлечения.
Китти снова стала тереть глаза, уставившись при этом в тарелку и словно не узнавая своей любимой еды – сосиски, яичница и овсяная каша на воде. – На еду совсем не тянет. – Она встала, повернулась и сказала, что пойдет поспит, пока головная боль не отпустит. – А ты можешь позвонить и извиниться.
Все утро я чистила и скребла, Китти было не видно и не слышно. Пообедала в одиночестве. Во второй половине дня я вытирала пыль и работала с пылесосом на первом этаже, ненадолго забегая к Толстушке поухаживать за ней. Ей явно не хотелось оставаться одной и лишаться моей компании. Она проявляла это очень трогательно: при моем появлении становилась игривой, садилась на задние лапки и выпрашивала угощения, а когда я поворачивалась, чтобы уйти, становилась беспокойной. Ой, если б не Китти, я приносила бы Толстушку домой каждый вечер и держала бы у себя в комнате.
– Все хорошо, маленькая, – говорила я, поглаживая ее мягкую, пушистую головку, и она издавала горлом звук удовлетворения. – Играй, сколько хочешь. Наш домашний демон наглотался валиума, так что ты в безопасности.
В эту субботу Кэл не водил меня в кино. Мы с ним вдвоем смотрели телевизор, почти не разговаривая.
Наступило воскресенье.
Рано утром меня разбудило громкое пение Китти.
– Я себя хорошо чувствую, – громко известила она Кэла.
Я вскочила и поторопилась вниз, в ванную.
– Сегодня я сходила бы в церковь. Хевен! – загремел ее голос, когда она через открытую дверь спальни услышала мои шаги. – Оторви свою ленивую задницу и двигай побыстрей на кухню, делай завтрак. Сегодня идем в церковь. Все-все. Хочу поблагодарить Господа, что он прогнал мои головные боли.
Да, сегодня она в своем лучшем стиле.
Я чувствовала себя усталой. На мне висела масса обязанностей, и я летала по дому, чтобы успеть все переделать до того, как Китти спустится вниз. Вначале надо поставить воду для кофе, а пока она греется, принять душ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113