ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Я поставил бокал на стол. Марина рыдала. Ее мать, глядя на меня с ненавистью, успокаивала ее. Мы ушли не попрощавшись.
По дороге Сергей, задумчиво глядя на меня, произнес:
— Жестокий ты. Слишком жестокий.
— Может быть… — ответил я. На душе было противно и мерзко.
— И не пожрали… — недовольно пробурчал Генка.
1986 год. Жуков Сергей
Пролетели три года учебы. Казалась, что в погонах прошла целая жизнь, настолько они были наполнены трудностями армейской службы. Генка с Андреем часто до хрипоты спорят на всякие философские темы. Читают всякую муру, которую я никогда бы не взял. Может быть, я такой тупой, но мои способности меня устраивают, и учусь я даже очень неплохо. Сначала я не понимал умственных рассуждений Генки с Андреем об относительности счастья, но когда после зимнего полевого выхода на полигон, где жили в тридцатиградусный мороз в палатках, мы вернулись в родную казарму, я понял, что такое счастье.
Для меня было счастьем спать в кровати раздетым, а не на полигонских нарах в бушлате и зимней шапке под двумя одеялами и просыпаться околевшим. Счастьем было есть в теплой столовой за столом, где пища не замерзает и не превращается в лед, пока ты донесешь ее от раздачи до стола. Счастьем было сидеть в освещаемой электричеством казарме, а не в палатке, озаряемой светом лампы «летучая мышь».
Если бы кто-нибудь мне сказал на первом курсе, что я буду счастлив, возвращаясь в казарму, я бы не поверил, настолько она давила и пугала после жизни в домашних условиях.
На третьем курсе в нашем взводе была сыграна первая свадьба. Причем женился самый маленький по росту, полутораметровый Санька Силько. Жену он взял себе еще меньше ростом, чем был сам. Саня был в наряде, когда в перерыве между занятиями по тактике мы рассматривали его свадебные фотографии, которые он принес из последнего увольнения. Преподаватель по тактике подполковник Калинин просмотрел их с насмешливой улыбкой.
— Нет, ну нельзя же так делать. Всему вас учить надо.
— А что случилось, товарищ подполковник?
— Ну, как что? Смотрите, он сам маленького роста, жену взял еще меньшего роста, чем сам. Значит, дети будут в среднем по росту где-то между ним и женой, но точно еще меньше, чем он сам. Если дети будут брать в жены еще более маленьких женщин, то так и до тараканов дотрахаться можно. Неграмотно сделал он, породу ему срочно улучшать надо! И не надо торопиться жениться. Помните, что в войне с женщинами у нас в запасе есть преимущество — девки!
Генка свихнулся на гирях. После того, как стал на первом курсе чемпионом училища по гиревому спорту, складывается такое ощущение, что он и спит с ними. У него под кроватью постоянно стоят две двухпудовые гири, вызывая неизменную ругань дежурных по расположению и вынужденных постоянно двигать их, чтобы помыть полы. Генка же каждую свободную минуту посвящает гирям, тягая их то по одной, то сразу по две.
— Генка! Тупень! — издевается над ним Андрей. — Хватит ерундой страдать! Ты как дурак озабочен накачкой своего тела, в то время как умные люди думают об укреплении своего духа и ума.
— Сам тупень, — обижается Геннадий, — в здоровом теле — здоровый дух. Недаром древние восхищались красиво сложенными людьми с отличной мускулатурой.
— Ага, — кивает Андрей, — только история не сохранила сведений о тех, кто позировал, а вот те, кто творил, навечно остались гениями в истории человечества.
— Да что ты говоришь! А Геракл, Самсон, Давид?
— Так извини, они совершали подвиги, и о них в первую очередь помнят, что они герои, обладающие сильным духом и умом. А сколько было качков-Шварцнеггеров — одному богу известно, и не осталось от них после смерти ни мышц, ни имени, ни памяти.
Андрея я уважаю, но иногда побаиваюсь, насколько он отличается от других и насколько может быть жестоким. Он не жалеет себя и не жалеет других. Я до хрипоты спорил с ним, пытаясь объяснить, что не все люди такие же требовательные к себе и умные как он, но ничего не смог ему доказать. Он никогда не сидит без дела. Много занимается спортом, прогрессируя буквально на глазах. Сам научился творить невообразимые вещи на перекладине и брусьях. Везет же ему, столько дано от бога. Еще больше читает, или как он выражается сам — занимается самовоспитанием. Только какое это может быть самовоспитание, когда на лекции по военной психологии о воспитании силы воли человека, читаемой жирным женоподобным подполковником, Андрей, с презрением глядя на него, вгоняет себе в предплечье иголку по самое ушко! И еще усмехается при этом! Это просто какая-то ненормальность… Он считает, что каждый должен говорить о том, что знает, и учить тому, что умеет, а не рассуждать с умным видом о вещах, далеких своему пониманию и умениям.
В Кореневе жил какой-то бунтарский дух, пугающий своей откровенностью и прямолинейностью. Иногда от его слов становилось страшно и я несколько раз ловил себя, что иногда невольно оглядываюсь — не слышит ли нас кто-нибудь из посторонних. Однажды мы сидели на спортгородке, когда Андрей неожиданно сказал:
— Знаете, мужики, а у меня еще классе в пятом крамольные мысли появились… У нас в школе на втором этаже висело два стенда. Один — с портретами видных революционеров, другой — членов политбюро. Однажды мне прямо резануло глаза отличие их друг от друга…
— В чем? — удивленно взглянул на него Генка.
— Огромная разница… Худые, умные и одухотворенные лица революционеров и сытые, самодовольные и зажравшиеся лица членов политбюро. У которых нет никаких достоинств, кроме должностей, которые они занимают. Присмотришься, и мороз по коже — до чего же они ничтожны. Меня тогда самого напугали мои мысли, я боялся кому-нибудь рассказать об этом. Что бы тогда было… Из пионеров бы выгнали, в комсомол не приняли. Кто не пресмыкается перед властью — тот отступник, которого надо втоптать в грязь, и у которого нет будущего. Противно осознавать, что организация управления нашей страной заключается в организации пресмыкания перед вышестоящими чиновниками.
— А нам не боишься говорить об этом? — улыбнулся Максим.
— Нет, — покачал головой Андрей, — уж лучше нарваться на предательство друзей, чем жить без веры им.
— Опасно мыслишь, — серьезно произнес Генка.
— Мысль должна быть опасной, иначе это не мысль, — тихо сказал Коренев.
В очередной раз влюбился Максим. Но на этот раз старается тщательно скрыть свою любовь. В душе он, как и я, не согласился с тем, что сделал с его прошлой пассией Андрей, и видимо боится повторения истории. А зря. Во-первых, Андрей никогда не повторяется, а во-вторых, мне почему-то показалось, что у него самого остался отвратительный осадок оттого, что он сотворил.
Несмотря на все попытки Максима скрыть свою любовь, разумеется, у него ничего не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45