Она на секунду задумалась, внимательно взглянула мне в глаза, потом просто кивнула и мы пошли. Просто пошли в никуда.
— Андрей, — посмотрела она на меня, — можно тебя спросить?
— Конечно…
— Почему ты сейчас ко мне подошел?
— Ты мне понравилась, — спокойно ответил я. Она согласно кивнула.
— Ты мне тоже. Зачем ты напился, и почему на вечере ко мне не подошел?
— Хотел уйти от тебя, от твоих глаз… — не стал обманывать я, тем более понимая, что она моментально почувствует ложь и фальшь.
— Я не красавица, что тебе во мне понравилось?
— Ты личность. Только меня пугает боль и тоска в твоих глазах. Ты напоминаешь надломленную розу, которая либо засохнет, либо сумеет выжить, но уже никогда не будет прежней. У тебя глаза солдата, прошедшего войну.
— А ты, наверное, мнишь себя принцем на белом коне, приехавшим спасать принцессу, — горько усмехнулась она.
— Не паясничай, — попросил я, — каждый человек сам выбирает себе судьбу, если ты выбрала себе роль принцессы, то я — не принц.
Мы гуляли с ней до утра. Нам было о чем поговорить, одинаковый подход к жизни сближал нас, мы говорили обо всем, у нас не было тайн друг от друга, мы задавали любые вопросы и получали на них откровенные ответы.
Петр, узнавший о том, что я загулял с Татьяной, неодобрительно покачал головой:
— Командир, девка она конечно видная, да только разное говорят про нее…
Мне было глубоко плевать на то, что говорили про нее. Мы встречались с ней каждый день, и нам было хорошо вместе. Мы оба не верили в любовь, в то, что сможем быть рядом и жили настоящим моментом, наслаждаясь общением друг с другом. Она рассказала про свою первую любовь. Мента. Как она гордилась, что этот высокий, красивый парень, гораздо старше ее, обратил на нее, школьницу, внимание. Как завидовали ей подружки. Как она спала и видела себя его женой. Он был ее первым мужчиной в жизни и последним, кого она любила. Однажды, когда он взял ее с собой на гулянку, где собрались его друзья менты, неожиданно его вызвали на работу. Он уехал, доверив ее своим друзьям. Ей было шестнадцать лет. Они напоили ее и изнасиловали. Она очень боялась, что он узнает об этом и бросит ее. Его друзья вызывали ее вечерами, когда он дежурил и не мог с ней встречаться, и, угрожая, что все расскажут ему, вывозили ее за село, поили и снова насиловали. Тогда она возненавидела мужчин. В деревне секрета не утаишь. О ней поползла слава последней дряни. Дурные слухи достигли и ушей возлюбленного. От чужих людей она узнала, что он женится на другой. Уже назначен день свадьбы. Тогда у ней окаменело сердце. Он приехал попрощаться с ней. Она рассказала ему правду о его друзьях. Он плакал, и спрашивал, почему она не рассказала ему сразу? В деревне вести разносятся сразу. Так она стала местной прокаженной, которую никто из местных замуж не возьмет. Уехать куда-то, нет средств и возможностей, и осталась в сердце только тоска и понимание того, что жизнь окончилась, так и не начавшись….
Нам было интересно вместе. Я чувствовал, как оттаивает ее душа, но боялся, что она привыкнет ко мне. Как говорил Экзюпери, «мы в ответе за тех, кого приручили», и я боялся, что «приручу» ее. И уехав, нанесу ей еще один удар….
Пока в один момент не понял, что мне самому не хватает ее, и не только она, но и я буду страдать без нее. Я понял, что люблю. Люблю по настоящему, зрелой мужской любовью. Как не должен любить. Потому что на войне любовь мешает. Инстинкт самосохранения тормозит и гасит боевые чувства. И вдруг понял, что устал воевать. Что я хочу обычной мещанской жизни, когда рядом любимый человек и дети. Что я хочу иметь свой дом, свой очаг.
— Андрей, ты для меня загадка, — глядя сквозь меня, произнесла она, — я не могу понять тебя. Ты настолько разносторонний человек, и в то же время ты — не счастлив.
Я удивленно взглянул на нее:
— Иногда ты удивляешь своими оценками. Да, я — не счастлив. Разве может быть счастлив человек, у которого нет цели в жизни. Который не смог сделать то, чего хотел. Которому бог не дал того, что он хотел. Видимо все, чего я хотел — было грешно….
Мы оба не заметили, как наша дружба переросла в любовь. Подходил день моего отъезда, и однажды она прямо сказала мне то, чего я боялся и ждал:
— Ты уезжаешь, — она смотрела с грустью и пониманием, — я хочу, чтобы мой ребенок походил на тебя. Я хочу от тебя ребенка.
— Черная вдова, — прошептал я, обняв ее. Она доверчиво прислонила мне на плечо голову.
— Что это значит? Ты говоришь загадками.
— Ничего, — я не хотел объяснять ей, что это жаргонное название наших групп. Групп смертников, которые редко доживают до свадеб. Людей, женатых на смерти — черной вдове. И принял решение. У меня будет ребенок. От нее. И если я вернусь из последней, предстоящей командировки в Чечню, я женюсь на ней и уйду из «Черных вдов».
И мы любили друг друга. Мы возносились на небеса, которые презирали и пред которыми преклонялись. Мы занимались любовью, не веря в любовь и счастье, и, надеясь, что они все-таки есть. И мы верили, что у нас будет сын. И мечтая под звездным небом о счастье, мы уснули с глазами, полными звезд….
Перед отъездом я оставил ей деньги на дорогу и адрес Генки в Москве. Она смотрела недоверчиво и с каким-то испугом, что это сон, который вот-вот кончится. Она должна была выехать следом за мной. Мы не успевали встретиться в Москве, потому что я должен буду уже уехать в командировку. Я сказал, что ее будут в Москве ждать.
— Береги себя — попросила она и по щеке скатилась хрустальная слезинка.
Я ничего не сказал, а лишь нежно обнял ее, привлекая к себе. Что говорить? На беспристрастных весах истории моя жизнь не дороже жизни бабочки…
Уже в поезде я вдруг осознал, что последние годы засыхал, как жалкое, срубленное дерево, лишенное всякой связи с землей, и только сильная привязанность могла заставить меня пустить новые корни в жизнь. Не имея мужества жить больше для себя и абстрактного понятия Родины, которое в последние годы становилось все более расплывчатым и неясным, я понял, что должен жить для какого-то конкретного человека. Которого люблю. И под равномерный стук колес я писал первое письмо этому человеку, который вдруг, сам того не осознавая, наполнил смыслом мою жизнь.
Август 1998 года. Москва. Онищенко Геннадий.
На днях ко мне в офис пришел коротко стриженный, с военной выправкой и жестким взглядом профессионального убийцы молодой парень. Он передал мне запечатанный конверт и целлофановый пакет с двадцатью тысячами долларов, которые попросил пересчитать. Расписки не взял, сказав, что тот, кто передал, доверяет мне. Как я и предполагал, письмо и деньги были от Андрея.
«Генка! Поверишь, или нет, но я устал воевать. Когда десятый год на войне, где меняются только декорации и лица, иногда хочется простого человеческого счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Андрей, — посмотрела она на меня, — можно тебя спросить?
— Конечно…
— Почему ты сейчас ко мне подошел?
— Ты мне понравилась, — спокойно ответил я. Она согласно кивнула.
— Ты мне тоже. Зачем ты напился, и почему на вечере ко мне не подошел?
— Хотел уйти от тебя, от твоих глаз… — не стал обманывать я, тем более понимая, что она моментально почувствует ложь и фальшь.
— Я не красавица, что тебе во мне понравилось?
— Ты личность. Только меня пугает боль и тоска в твоих глазах. Ты напоминаешь надломленную розу, которая либо засохнет, либо сумеет выжить, но уже никогда не будет прежней. У тебя глаза солдата, прошедшего войну.
— А ты, наверное, мнишь себя принцем на белом коне, приехавшим спасать принцессу, — горько усмехнулась она.
— Не паясничай, — попросил я, — каждый человек сам выбирает себе судьбу, если ты выбрала себе роль принцессы, то я — не принц.
Мы гуляли с ней до утра. Нам было о чем поговорить, одинаковый подход к жизни сближал нас, мы говорили обо всем, у нас не было тайн друг от друга, мы задавали любые вопросы и получали на них откровенные ответы.
Петр, узнавший о том, что я загулял с Татьяной, неодобрительно покачал головой:
— Командир, девка она конечно видная, да только разное говорят про нее…
Мне было глубоко плевать на то, что говорили про нее. Мы встречались с ней каждый день, и нам было хорошо вместе. Мы оба не верили в любовь, в то, что сможем быть рядом и жили настоящим моментом, наслаждаясь общением друг с другом. Она рассказала про свою первую любовь. Мента. Как она гордилась, что этот высокий, красивый парень, гораздо старше ее, обратил на нее, школьницу, внимание. Как завидовали ей подружки. Как она спала и видела себя его женой. Он был ее первым мужчиной в жизни и последним, кого она любила. Однажды, когда он взял ее с собой на гулянку, где собрались его друзья менты, неожиданно его вызвали на работу. Он уехал, доверив ее своим друзьям. Ей было шестнадцать лет. Они напоили ее и изнасиловали. Она очень боялась, что он узнает об этом и бросит ее. Его друзья вызывали ее вечерами, когда он дежурил и не мог с ней встречаться, и, угрожая, что все расскажут ему, вывозили ее за село, поили и снова насиловали. Тогда она возненавидела мужчин. В деревне секрета не утаишь. О ней поползла слава последней дряни. Дурные слухи достигли и ушей возлюбленного. От чужих людей она узнала, что он женится на другой. Уже назначен день свадьбы. Тогда у ней окаменело сердце. Он приехал попрощаться с ней. Она рассказала ему правду о его друзьях. Он плакал, и спрашивал, почему она не рассказала ему сразу? В деревне вести разносятся сразу. Так она стала местной прокаженной, которую никто из местных замуж не возьмет. Уехать куда-то, нет средств и возможностей, и осталась в сердце только тоска и понимание того, что жизнь окончилась, так и не начавшись….
Нам было интересно вместе. Я чувствовал, как оттаивает ее душа, но боялся, что она привыкнет ко мне. Как говорил Экзюпери, «мы в ответе за тех, кого приручили», и я боялся, что «приручу» ее. И уехав, нанесу ей еще один удар….
Пока в один момент не понял, что мне самому не хватает ее, и не только она, но и я буду страдать без нее. Я понял, что люблю. Люблю по настоящему, зрелой мужской любовью. Как не должен любить. Потому что на войне любовь мешает. Инстинкт самосохранения тормозит и гасит боевые чувства. И вдруг понял, что устал воевать. Что я хочу обычной мещанской жизни, когда рядом любимый человек и дети. Что я хочу иметь свой дом, свой очаг.
— Андрей, ты для меня загадка, — глядя сквозь меня, произнесла она, — я не могу понять тебя. Ты настолько разносторонний человек, и в то же время ты — не счастлив.
Я удивленно взглянул на нее:
— Иногда ты удивляешь своими оценками. Да, я — не счастлив. Разве может быть счастлив человек, у которого нет цели в жизни. Который не смог сделать то, чего хотел. Которому бог не дал того, что он хотел. Видимо все, чего я хотел — было грешно….
Мы оба не заметили, как наша дружба переросла в любовь. Подходил день моего отъезда, и однажды она прямо сказала мне то, чего я боялся и ждал:
— Ты уезжаешь, — она смотрела с грустью и пониманием, — я хочу, чтобы мой ребенок походил на тебя. Я хочу от тебя ребенка.
— Черная вдова, — прошептал я, обняв ее. Она доверчиво прислонила мне на плечо голову.
— Что это значит? Ты говоришь загадками.
— Ничего, — я не хотел объяснять ей, что это жаргонное название наших групп. Групп смертников, которые редко доживают до свадеб. Людей, женатых на смерти — черной вдове. И принял решение. У меня будет ребенок. От нее. И если я вернусь из последней, предстоящей командировки в Чечню, я женюсь на ней и уйду из «Черных вдов».
И мы любили друг друга. Мы возносились на небеса, которые презирали и пред которыми преклонялись. Мы занимались любовью, не веря в любовь и счастье, и, надеясь, что они все-таки есть. И мы верили, что у нас будет сын. И мечтая под звездным небом о счастье, мы уснули с глазами, полными звезд….
Перед отъездом я оставил ей деньги на дорогу и адрес Генки в Москве. Она смотрела недоверчиво и с каким-то испугом, что это сон, который вот-вот кончится. Она должна была выехать следом за мной. Мы не успевали встретиться в Москве, потому что я должен буду уже уехать в командировку. Я сказал, что ее будут в Москве ждать.
— Береги себя — попросила она и по щеке скатилась хрустальная слезинка.
Я ничего не сказал, а лишь нежно обнял ее, привлекая к себе. Что говорить? На беспристрастных весах истории моя жизнь не дороже жизни бабочки…
Уже в поезде я вдруг осознал, что последние годы засыхал, как жалкое, срубленное дерево, лишенное всякой связи с землей, и только сильная привязанность могла заставить меня пустить новые корни в жизнь. Не имея мужества жить больше для себя и абстрактного понятия Родины, которое в последние годы становилось все более расплывчатым и неясным, я понял, что должен жить для какого-то конкретного человека. Которого люблю. И под равномерный стук колес я писал первое письмо этому человеку, который вдруг, сам того не осознавая, наполнил смыслом мою жизнь.
Август 1998 года. Москва. Онищенко Геннадий.
На днях ко мне в офис пришел коротко стриженный, с военной выправкой и жестким взглядом профессионального убийцы молодой парень. Он передал мне запечатанный конверт и целлофановый пакет с двадцатью тысячами долларов, которые попросил пересчитать. Расписки не взял, сказав, что тот, кто передал, доверяет мне. Как я и предполагал, письмо и деньги были от Андрея.
«Генка! Поверишь, или нет, но я устал воевать. Когда десятый год на войне, где меняются только декорации и лица, иногда хочется простого человеческого счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45