Если обвинители окажутся правы, виновные понесут наказание за свое преступление!»
«Очень правильно! Очень правильно!»
Будапешт!
Картофельный суп с клецками. Жареная капуста со сметаной по-клаузенбургски. Пирожки с творогом.
Будапешт. Городские газовые заводы. Зоопарк. Медведь поднимает голову. Гиена безостановочно ходит туда-сюда.
«Летающая африканская собака-охотник». Ее клетка пуста, виден лишь вход в ее пещеру, перед ней порция дерьма, и больше ничего.
«Ты видел это, Лаци? Она на меня посмотрела».
«Однако, у нее высокоинтеллигентное тело, дорогой. Как ты думаешь, у нее уже было или еще не было?»
«Скажи, где ты живешь, собственно говоря?»
Анн-Клер далеко, где-то совсем далеко. Я лежу на этой черной постели, как больной, разбрасывающийся в лихорадке и с высохшей глоткой, умоляющей о капле воды.
Вещи Иштвана Цинеге перевязаны бечевкой. Что может быть там? Старые штаны, зубная щетка и сломанная расческа. Расческа специально завернута в отодранный клочок газеты:
От наших читателей (за сообщения в этой рубрике редакция ответственности не несет)
ПУСИК, вернись назад, все простили. Директор ни о чем не знает. ТВОЯ МУСИК.
Двадцать восьмая глава
Около Пантеона стоит старейшая церковь Парижа – Сент-Этьен-дю-Монт. Она построена в тринадцатом столетии. Сохранилась башня, все остальное за прошедшее время перестраивалось, но и обновлениям уже не менее четырехсот лет. Церковь выглядит издали как ржавый утюг. Но и внутри она очень причудлива. Подобие роскошной галереи соединяет в нефе две могучие колонны; вдоль одной из колонн к ней ведет винтовая лестница, посреди которой расположен амвон, кафедра.
Святая Женевьева, заступница Парижа, вынудившая к отступлению войско Аттилы перед городскими воротами, похоронена здесь, в боковом алтаре.
Слева от Сент-Этьен-дю-Монт находится старейшая часть Парижа. Узкие древние переулочки тянутся вдоль берегов Сены, старый завод на углу, диковинной формы дома. Здесь еще незнакомы с водопроводом и электрическим светом. Здесь еще жгут керосин и достают воду из водоразборных колонок.
Не знаю почему, но всякий раз, когда я сюда прихожу, сердце мое сжимается. Старые ворота тут и там кажутся мне столь знакомыми, словно я в немыслимо далекое время уже жил здесь. Смешно, но меня охватывает ностальгическое чувство, когда я рассматриваю эти дома. Почему мне все кажется знакомым? Ведь мне это ни о чем не напоминает. Люди, жившие здесь, мне незнакомы, только дома и улицы, и то внешне. И все же, я думаю, если я дольше пробуду здесь, мне наряду со старыми воротами откроются и старые лица. Возможно, даже фамилия. Постой-ка, фамилия, фамилия… Медленно приближается ко мне отдаленная мысль. Безумие. Сердце мое дико колотится. Лучше, если я пойду назад, в гостиницу.
На улице Сен-Жакоб я встречаю Анн-Клер, она несет небольшую дорожную сумку.
– Что случилось?
– Я жду тебя уже целых полчаса. Идем скорее. Мне нужно уезжать.
– Ты уезжаешь? Куда?
– В Лион, но я вернусь. Ты можешь проводить меня на вокзал. Моя сестра очень больна.
– У тебя есть сестра? Ты никогда об этом не говорила, то есть ты всегда это говорила, и именно потому…
– Нам надо срочно идти.
– А твои родители?
– Они уже уехали.
Прежде чем я успеваю вмешаться, она подзывает такси.
– Побыстрее, иначе я опоздаю.
Пока я с диким ужасом пытаюсь пересчитать деньги в кармане, Анн-Клер безо всякого перехода бросается мне на шею и целует меня как одержимая.
– Боже мой, я вижу, ты тоже грустишь.
– Да. Скажи, мы поедем на этом такси еще далеко?
– На Лионский вокзал. У меня для тебя небольшой сувенир.
Она вынимает малюсенький медальон и подносит к губам, чтобы поцеловать.
Недавно мы видели такую сцену в кино. Любовники прощаются, она целует небольшой медальон и дарит ему. Анн-Клер хотела повторить это, но ей эта сцена не удалась. Она поцеловала медальон. Потом повсюду принялась искать его, но нигде найти не смогла. Он был так мал, что приклеился к ее губе.
Она не разрешила мне платить за такси. Не знаю, что было бы, если бы она это разрешила.
Она мчится прямиком к вокзалу и бросает в весы-автомат двадцать пять сантимов.
– Для чего ты делаешь это?
– Ой! Я думала, здесь покупают перронные билеты. Я хотела тебе купить билет.
Черные поезда стоят на перроне. Носильщики носятся, обвязанные по шею вещами, отъезжающие целуются с родственниками.
– Напиши сразу, как приедешь.
– Газеты, газеты не угодно ли?
– Этот поезд на Лион?
– Дети, смотрите не простужайтесь!
– Значит, ты все-таки уезжаешь, мой дорогой Жюль?
– Следи за собой… и пиши! Я не знаю, как я смогу существовать без тебя.
– Видишь вон ту стерву, блондинку? Она провожает своего хахаля. Я ей мигнул, и она мне в ответ тоже.
– Не садитесь в это купе, оно как раз над колесами.
– Другое купе уже занято.
– Этот поезд на Лион?
Мсье в сером дорожном костюме и спортивной шапочке, упитанный, во рту серебряный мундштук с сигаретой, презирая все и вся, прогуливается вдоль вагона.
– Я ведь тебе говорил, что мы придем слишком поздно, но тебе приспичило рассиживаться у парикмахера!
– Не лапай мое лицо, а то я заеду тебе!
– Носильщик!
– Ну вот, опять начинается.
– Этот поезд на Лион?
– Справа впереди – первый путь.
– Куда опять этот озорник спрятался? Может, тебе влепить парочку, ты, дерьмоед?
– Большой привет тетушке Люси.
– Вагоны третьего класса – в голове поезда.
– Этот поезд на Лион?
– Анн-Клер, не спрашивай так часто, на Лион ли поезд, иначе я сойду с ума.
– Оставь, пожалуйста. Вот так я один раз по ошибке уехала в Марсель.
Я поднимаюсь с ней в вагон. Люди, глазеющие из окон, уже немного спокойнее. Они болтают с родственниками, стоящими на перроне, которые в данный момент стараются почему-то казаться равнодушными.
– Хелло! Носильщик! Пятьдесят два! Вот идиотизм. Малый реагирует как чучело.
– Дорогуша, у тебя есть мелочь?
– Главное – у вас хорошее место.
– Поистине нам будет очень не хватать вашего милого общества.
– Ма-а-ма! Я хочу смотреть в окошко!
– Замолчи!
– Поезд до отказа переполнен. Как хорошо, что вы вовремя пришли.
В первом купе еще есть места. Даже священник здесь, тоже едет и читает уже свой псалтырь.
– Садись сюда.
Она не слушает меня, идет дальше. В следующем купе никого, но все места заняты, кругом лежат вещи. Третье пусто.
– Я хочу сесть здесь.
– Вот как? Пожалуйста.
– Что с тобой? Почему ты сердишься?
– Когда молодая девушка едет одна, она напрашивается на случайные знакомства.
– Ну, в моем случае ты можешь быть совершенно спокойным.
– Я совсем не беспокоюсь, ибо вижу, что ты как раз заинтересована в этом.
– Я?
– Да, да, ты! Я сказал тебе: садись в купе со священником, но ты не садишься туда, где уже другие сидят…
– Этого ты даже не говорил…
– …потому что там ты не сможешь провоцировать такие сомнительные знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
«Очень правильно! Очень правильно!»
Будапешт!
Картофельный суп с клецками. Жареная капуста со сметаной по-клаузенбургски. Пирожки с творогом.
Будапешт. Городские газовые заводы. Зоопарк. Медведь поднимает голову. Гиена безостановочно ходит туда-сюда.
«Летающая африканская собака-охотник». Ее клетка пуста, виден лишь вход в ее пещеру, перед ней порция дерьма, и больше ничего.
«Ты видел это, Лаци? Она на меня посмотрела».
«Однако, у нее высокоинтеллигентное тело, дорогой. Как ты думаешь, у нее уже было или еще не было?»
«Скажи, где ты живешь, собственно говоря?»
Анн-Клер далеко, где-то совсем далеко. Я лежу на этой черной постели, как больной, разбрасывающийся в лихорадке и с высохшей глоткой, умоляющей о капле воды.
Вещи Иштвана Цинеге перевязаны бечевкой. Что может быть там? Старые штаны, зубная щетка и сломанная расческа. Расческа специально завернута в отодранный клочок газеты:
От наших читателей (за сообщения в этой рубрике редакция ответственности не несет)
ПУСИК, вернись назад, все простили. Директор ни о чем не знает. ТВОЯ МУСИК.
Двадцать восьмая глава
Около Пантеона стоит старейшая церковь Парижа – Сент-Этьен-дю-Монт. Она построена в тринадцатом столетии. Сохранилась башня, все остальное за прошедшее время перестраивалось, но и обновлениям уже не менее четырехсот лет. Церковь выглядит издали как ржавый утюг. Но и внутри она очень причудлива. Подобие роскошной галереи соединяет в нефе две могучие колонны; вдоль одной из колонн к ней ведет винтовая лестница, посреди которой расположен амвон, кафедра.
Святая Женевьева, заступница Парижа, вынудившая к отступлению войско Аттилы перед городскими воротами, похоронена здесь, в боковом алтаре.
Слева от Сент-Этьен-дю-Монт находится старейшая часть Парижа. Узкие древние переулочки тянутся вдоль берегов Сены, старый завод на углу, диковинной формы дома. Здесь еще незнакомы с водопроводом и электрическим светом. Здесь еще жгут керосин и достают воду из водоразборных колонок.
Не знаю почему, но всякий раз, когда я сюда прихожу, сердце мое сжимается. Старые ворота тут и там кажутся мне столь знакомыми, словно я в немыслимо далекое время уже жил здесь. Смешно, но меня охватывает ностальгическое чувство, когда я рассматриваю эти дома. Почему мне все кажется знакомым? Ведь мне это ни о чем не напоминает. Люди, жившие здесь, мне незнакомы, только дома и улицы, и то внешне. И все же, я думаю, если я дольше пробуду здесь, мне наряду со старыми воротами откроются и старые лица. Возможно, даже фамилия. Постой-ка, фамилия, фамилия… Медленно приближается ко мне отдаленная мысль. Безумие. Сердце мое дико колотится. Лучше, если я пойду назад, в гостиницу.
На улице Сен-Жакоб я встречаю Анн-Клер, она несет небольшую дорожную сумку.
– Что случилось?
– Я жду тебя уже целых полчаса. Идем скорее. Мне нужно уезжать.
– Ты уезжаешь? Куда?
– В Лион, но я вернусь. Ты можешь проводить меня на вокзал. Моя сестра очень больна.
– У тебя есть сестра? Ты никогда об этом не говорила, то есть ты всегда это говорила, и именно потому…
– Нам надо срочно идти.
– А твои родители?
– Они уже уехали.
Прежде чем я успеваю вмешаться, она подзывает такси.
– Побыстрее, иначе я опоздаю.
Пока я с диким ужасом пытаюсь пересчитать деньги в кармане, Анн-Клер безо всякого перехода бросается мне на шею и целует меня как одержимая.
– Боже мой, я вижу, ты тоже грустишь.
– Да. Скажи, мы поедем на этом такси еще далеко?
– На Лионский вокзал. У меня для тебя небольшой сувенир.
Она вынимает малюсенький медальон и подносит к губам, чтобы поцеловать.
Недавно мы видели такую сцену в кино. Любовники прощаются, она целует небольшой медальон и дарит ему. Анн-Клер хотела повторить это, но ей эта сцена не удалась. Она поцеловала медальон. Потом повсюду принялась искать его, но нигде найти не смогла. Он был так мал, что приклеился к ее губе.
Она не разрешила мне платить за такси. Не знаю, что было бы, если бы она это разрешила.
Она мчится прямиком к вокзалу и бросает в весы-автомат двадцать пять сантимов.
– Для чего ты делаешь это?
– Ой! Я думала, здесь покупают перронные билеты. Я хотела тебе купить билет.
Черные поезда стоят на перроне. Носильщики носятся, обвязанные по шею вещами, отъезжающие целуются с родственниками.
– Напиши сразу, как приедешь.
– Газеты, газеты не угодно ли?
– Этот поезд на Лион?
– Дети, смотрите не простужайтесь!
– Значит, ты все-таки уезжаешь, мой дорогой Жюль?
– Следи за собой… и пиши! Я не знаю, как я смогу существовать без тебя.
– Видишь вон ту стерву, блондинку? Она провожает своего хахаля. Я ей мигнул, и она мне в ответ тоже.
– Не садитесь в это купе, оно как раз над колесами.
– Другое купе уже занято.
– Этот поезд на Лион?
Мсье в сером дорожном костюме и спортивной шапочке, упитанный, во рту серебряный мундштук с сигаретой, презирая все и вся, прогуливается вдоль вагона.
– Я ведь тебе говорил, что мы придем слишком поздно, но тебе приспичило рассиживаться у парикмахера!
– Не лапай мое лицо, а то я заеду тебе!
– Носильщик!
– Ну вот, опять начинается.
– Этот поезд на Лион?
– Справа впереди – первый путь.
– Куда опять этот озорник спрятался? Может, тебе влепить парочку, ты, дерьмоед?
– Большой привет тетушке Люси.
– Вагоны третьего класса – в голове поезда.
– Этот поезд на Лион?
– Анн-Клер, не спрашивай так часто, на Лион ли поезд, иначе я сойду с ума.
– Оставь, пожалуйста. Вот так я один раз по ошибке уехала в Марсель.
Я поднимаюсь с ней в вагон. Люди, глазеющие из окон, уже немного спокойнее. Они болтают с родственниками, стоящими на перроне, которые в данный момент стараются почему-то казаться равнодушными.
– Хелло! Носильщик! Пятьдесят два! Вот идиотизм. Малый реагирует как чучело.
– Дорогуша, у тебя есть мелочь?
– Главное – у вас хорошее место.
– Поистине нам будет очень не хватать вашего милого общества.
– Ма-а-ма! Я хочу смотреть в окошко!
– Замолчи!
– Поезд до отказа переполнен. Как хорошо, что вы вовремя пришли.
В первом купе еще есть места. Даже священник здесь, тоже едет и читает уже свой псалтырь.
– Садись сюда.
Она не слушает меня, идет дальше. В следующем купе никого, но все места заняты, кругом лежат вещи. Третье пусто.
– Я хочу сесть здесь.
– Вот как? Пожалуйста.
– Что с тобой? Почему ты сердишься?
– Когда молодая девушка едет одна, она напрашивается на случайные знакомства.
– Ну, в моем случае ты можешь быть совершенно спокойным.
– Я совсем не беспокоюсь, ибо вижу, что ты как раз заинтересована в этом.
– Я?
– Да, да, ты! Я сказал тебе: садись в купе со священником, но ты не садишься туда, где уже другие сидят…
– Этого ты даже не говорил…
– …потому что там ты не сможешь провоцировать такие сомнительные знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75