«О горе, моя арендная плата! О горе, моя плата!» Президент республики отводит меня в сторону и одалживает у меня десять франков. Он их мне наверняка никогда не отдаст. В груде правительственных дел он о них забудет. «Нет-нет… не завязывай никаких узлов на своем носовом платке, Гастоне. Лучше обсудим одно надежное дельце».
Неожиданно я вздрагиваю и просыпаюсь. Кто-то грохочет в дверь.
Испуганный, я поднимаюсь в постели. На часах одиннадцать.
– Войдите!
Появляется черный мужчина в соломенной шляпе.
– Votre passeport! Ваш заграничный паспорт!
Что это? Меня хотят арестовать? Кто-нибудь услыхал, что я называл утенка Наполеоном, и теперь меня отвезут в тюрьму. Предъявление паспорта, очевидно, всего лишь формальность.
Он мрачно разглядывает мою фотографию, потом меня, потом паспорт. Только бы побыстрее, я не люблю переходных состояний. Мужчина носит большую кожаную сумку, прикрепленную цепью к брючному ремню. Он вдруг замечает в висячей кровати Наполеона и приходит в полное смятение.
– Креди Лионе, – говорит он наконец, вытаскивает кучу банкнотов из кожаной сумки и отсчитывает прямо на стол восемьсот пятьдесят франков.
Я тоже так напуган, что со страху даю ему пятьдесят франков на чай.
Лишь когда он исчезает, я прихожу в себя.
Боже всемогущий на небесах, зачем ты проделываешь это со мной? Зачем ты моей рукой жалуешь ему целых пятьдесят франков? Опять начинается? Ведь он даже не поблагодарил. Конечно, он посчитал меня за кретина. Но может, он отец семейства и деньги ему позарез необходимы? У него двое маленьких больных деток. Жена в положении и срочно нуждается в деньгах. «Мой дорогой муж, хоть бы нам кто-нибудь дал пятьдесят франков». Наверняка его захлестнуло волнение, и потому он не сказал ни слова. Теперь он плачет от радости где-нибудь в укромном месте.
Нет-нет, что я. Это состоятельный человек; у него небольшая дача в окрестностях Парижа. И на книжке у него деньги есть. По выходным он подводит итог и пересчитывает свое состояние: «Еще один-два года помучаюсь, дитя мое, а затем мы обеспечены. Я куплю небольшое авто, и мы совсем переедем за город. Главное – найти побольше таких идиотов, каким был этот тип сегодня».
Лучше будет, если я выброшу всю эту дрянь из головы. Он был так отзывчив, что взял у меня пятьдесят франков? Да не давал я ему никаких пятидесяти франков, «Альманах» прислал мне всего восемьсот. Счастье, что у него было при себе пятьдесят франков, иначе я подарил бы ему сто франков. Радуйся, простофиля, ты сэкономил пятьдесят франков.
– Наполеон! Милейший Наполеон!
– Пип… пип…
– Посмотри сюда, глупый утище, а не то я размажу тебя по стене. Ты когда-нибудь в жизни видел столько денег? Я гений. Клянусь честью, гений. Так, прекрасно. Теперь надо быть дьявольски внимательным и осторожным. Никаких глупостей больше, все тщательно обдумывать. Сначала надо на бумаге подсчитать, как и на что можно потратить деньги. Скоро Рождество. Анн-Клер должна получить рождественский подарок. Это важно – никакого легкомыслия, нет. Шляпу или чулки… нет, что-нибудь другое, небольшую драгоценность. Сначала я заплачу за проживание. Это наиважнейшее, а там посмотрим. Я ни в коем случае не поеду в лучший ресторан и не стану есть маленьких черных рыбок!..
Тридцать первая глава
Я отобедал в русском ресторане, а затем пошел пропустить бокальчик пива в Латинский квартал. У моста Сен-Мишель старая женщина долго смотрела мне вслед. Определенно в своей прежней жизни я имел с ней связь. Могу себе представить, что она вытворяла бы, если бы узнала меня.
Во второй половине дня я получил от Анн-Клер письмо по пневматической почте.
«Mon petit, почему ты не был на вокзале? Я дважды извещала тебя телеграфом, когда я приезжаю. У меня сердце почти оборвалось, когда я не увидела тебя. Каждую женщину на вокзале встречают, всегда. На женщину, которую никто не ждет, другие женщины смотрят через плечо. Мне было так грустно. Такое ощущение, что тебе совсем не важно, приехала ли я. Ты бессердечный человек. Приходи сегодня вечером и жди меня около бюро, я хочу надрать тебе уши. Je t'embrasse comme une petite folle. Целую тебя как маленькая сумасшедшая.
Твоя Клер».
В половине шестого я и Наполеон едем на такси встречать Анн-Клер. Это событие для Наполеона. Никогда еще ни одна утка не жмурилась так от удовольствия, как эта, во время тряски на автомобиле.
Утром я тоже купил себе шляпу. Прекрасную модель голубиного цвета с небольшим ястребиным перышком. Сказали, что это последний писк моды в Париже. Действительно последняя мода! Самая последняя.
Когда мы подъехали к бюро, я вышел из машины, Наполеон же остался в салоне. Я погрузил его в коробку с позолоченными кантами, в которой проделал дырки.
Анн-Клер показалась мне совершенно изменившейся, когда выходила из конторы. Впечатление такое, будто она боится меня. За десять дней мы стали почти чужими. Она очень сдержанна и лишь протянула руку. Лицо ее округлилось, глаза, кажется, стали еще больше. Она с ужасом взирает на мою шляпу.
Если она меня спросит, я буду отрицать, что это новое приобретение.
Она совсем не пожимает мою руку. Не рискует. Я веду ее к машине. Она потрясена.
– Садись же!
В задумчивости она поворачивает голову, а в этот момент я как раз наклоняюсь вперед – и мы впервые целуемся таким образом: это чистая случайность…
Я показываю ей на утенка.
Она опасается его. Странно, что и он не доверяет ей.
– О! Что это?
– Это Его Величество Наполеон.
– О, какой уродец! Бедняжка! Oh, qu'il est moche, le pauvre!
– Заметь: тот, кто интеллигентен, не может быть красивым. – (Я чуть не сказал: «Посмотри на меня».) – Но есть и исключения.
Следующие строки я записываю с грустью и умилением.
Когда мы добрались до Буль'Миша, я сказал таксисту, чтобы он остановился. Я хотел зайти с Анн-Клер в небольшую кофейню, чтобы выпить с ней аперитив, так как мы условились поужинать вместе. Анн-Клер определенно не разрешит мне никаких черных рыбок. Она смотрит сначала на цены, а потом уже на блюда. Кроме того, дешевое ей почему-то кажется более вкусным. Когда я расплачивался с шофером и разменивал у него стофранковую купюру, коробка выскользнула у меня из-под мышки, упала наземь, раскрылась, и из нее выскочил бодрый и веселый Наполеон. Пятью секундами позже он уже помчался через мостовую, прямо в гущу уличного движения.
Приближается велосипедист.
– Опля! – кричит он, но переехать Наполеона ему не удается. Утенок издает громкий визг и шлепается брюхом о землю.
Сердце у меня бьется где-то возле горла.
Этот конопатый велосипедист нарочно хотел его переехать. Есть же такие подлые люди! Ну, погоди, на том свете, да… Я даже ничего с тобой делать не собираюсь. На небе все равно все твои грехи уже зафиксированы.
Между тротуаром и мостовой протекает небольшой канал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Неожиданно я вздрагиваю и просыпаюсь. Кто-то грохочет в дверь.
Испуганный, я поднимаюсь в постели. На часах одиннадцать.
– Войдите!
Появляется черный мужчина в соломенной шляпе.
– Votre passeport! Ваш заграничный паспорт!
Что это? Меня хотят арестовать? Кто-нибудь услыхал, что я называл утенка Наполеоном, и теперь меня отвезут в тюрьму. Предъявление паспорта, очевидно, всего лишь формальность.
Он мрачно разглядывает мою фотографию, потом меня, потом паспорт. Только бы побыстрее, я не люблю переходных состояний. Мужчина носит большую кожаную сумку, прикрепленную цепью к брючному ремню. Он вдруг замечает в висячей кровати Наполеона и приходит в полное смятение.
– Креди Лионе, – говорит он наконец, вытаскивает кучу банкнотов из кожаной сумки и отсчитывает прямо на стол восемьсот пятьдесят франков.
Я тоже так напуган, что со страху даю ему пятьдесят франков на чай.
Лишь когда он исчезает, я прихожу в себя.
Боже всемогущий на небесах, зачем ты проделываешь это со мной? Зачем ты моей рукой жалуешь ему целых пятьдесят франков? Опять начинается? Ведь он даже не поблагодарил. Конечно, он посчитал меня за кретина. Но может, он отец семейства и деньги ему позарез необходимы? У него двое маленьких больных деток. Жена в положении и срочно нуждается в деньгах. «Мой дорогой муж, хоть бы нам кто-нибудь дал пятьдесят франков». Наверняка его захлестнуло волнение, и потому он не сказал ни слова. Теперь он плачет от радости где-нибудь в укромном месте.
Нет-нет, что я. Это состоятельный человек; у него небольшая дача в окрестностях Парижа. И на книжке у него деньги есть. По выходным он подводит итог и пересчитывает свое состояние: «Еще один-два года помучаюсь, дитя мое, а затем мы обеспечены. Я куплю небольшое авто, и мы совсем переедем за город. Главное – найти побольше таких идиотов, каким был этот тип сегодня».
Лучше будет, если я выброшу всю эту дрянь из головы. Он был так отзывчив, что взял у меня пятьдесят франков? Да не давал я ему никаких пятидесяти франков, «Альманах» прислал мне всего восемьсот. Счастье, что у него было при себе пятьдесят франков, иначе я подарил бы ему сто франков. Радуйся, простофиля, ты сэкономил пятьдесят франков.
– Наполеон! Милейший Наполеон!
– Пип… пип…
– Посмотри сюда, глупый утище, а не то я размажу тебя по стене. Ты когда-нибудь в жизни видел столько денег? Я гений. Клянусь честью, гений. Так, прекрасно. Теперь надо быть дьявольски внимательным и осторожным. Никаких глупостей больше, все тщательно обдумывать. Сначала надо на бумаге подсчитать, как и на что можно потратить деньги. Скоро Рождество. Анн-Клер должна получить рождественский подарок. Это важно – никакого легкомыслия, нет. Шляпу или чулки… нет, что-нибудь другое, небольшую драгоценность. Сначала я заплачу за проживание. Это наиважнейшее, а там посмотрим. Я ни в коем случае не поеду в лучший ресторан и не стану есть маленьких черных рыбок!..
Тридцать первая глава
Я отобедал в русском ресторане, а затем пошел пропустить бокальчик пива в Латинский квартал. У моста Сен-Мишель старая женщина долго смотрела мне вслед. Определенно в своей прежней жизни я имел с ней связь. Могу себе представить, что она вытворяла бы, если бы узнала меня.
Во второй половине дня я получил от Анн-Клер письмо по пневматической почте.
«Mon petit, почему ты не был на вокзале? Я дважды извещала тебя телеграфом, когда я приезжаю. У меня сердце почти оборвалось, когда я не увидела тебя. Каждую женщину на вокзале встречают, всегда. На женщину, которую никто не ждет, другие женщины смотрят через плечо. Мне было так грустно. Такое ощущение, что тебе совсем не важно, приехала ли я. Ты бессердечный человек. Приходи сегодня вечером и жди меня около бюро, я хочу надрать тебе уши. Je t'embrasse comme une petite folle. Целую тебя как маленькая сумасшедшая.
Твоя Клер».
В половине шестого я и Наполеон едем на такси встречать Анн-Клер. Это событие для Наполеона. Никогда еще ни одна утка не жмурилась так от удовольствия, как эта, во время тряски на автомобиле.
Утром я тоже купил себе шляпу. Прекрасную модель голубиного цвета с небольшим ястребиным перышком. Сказали, что это последний писк моды в Париже. Действительно последняя мода! Самая последняя.
Когда мы подъехали к бюро, я вышел из машины, Наполеон же остался в салоне. Я погрузил его в коробку с позолоченными кантами, в которой проделал дырки.
Анн-Клер показалась мне совершенно изменившейся, когда выходила из конторы. Впечатление такое, будто она боится меня. За десять дней мы стали почти чужими. Она очень сдержанна и лишь протянула руку. Лицо ее округлилось, глаза, кажется, стали еще больше. Она с ужасом взирает на мою шляпу.
Если она меня спросит, я буду отрицать, что это новое приобретение.
Она совсем не пожимает мою руку. Не рискует. Я веду ее к машине. Она потрясена.
– Садись же!
В задумчивости она поворачивает голову, а в этот момент я как раз наклоняюсь вперед – и мы впервые целуемся таким образом: это чистая случайность…
Я показываю ей на утенка.
Она опасается его. Странно, что и он не доверяет ей.
– О! Что это?
– Это Его Величество Наполеон.
– О, какой уродец! Бедняжка! Oh, qu'il est moche, le pauvre!
– Заметь: тот, кто интеллигентен, не может быть красивым. – (Я чуть не сказал: «Посмотри на меня».) – Но есть и исключения.
Следующие строки я записываю с грустью и умилением.
Когда мы добрались до Буль'Миша, я сказал таксисту, чтобы он остановился. Я хотел зайти с Анн-Клер в небольшую кофейню, чтобы выпить с ней аперитив, так как мы условились поужинать вместе. Анн-Клер определенно не разрешит мне никаких черных рыбок. Она смотрит сначала на цены, а потом уже на блюда. Кроме того, дешевое ей почему-то кажется более вкусным. Когда я расплачивался с шофером и разменивал у него стофранковую купюру, коробка выскользнула у меня из-под мышки, упала наземь, раскрылась, и из нее выскочил бодрый и веселый Наполеон. Пятью секундами позже он уже помчался через мостовую, прямо в гущу уличного движения.
Приближается велосипедист.
– Опля! – кричит он, но переехать Наполеона ему не удается. Утенок издает громкий визг и шлепается брюхом о землю.
Сердце у меня бьется где-то возле горла.
Этот конопатый велосипедист нарочно хотел его переехать. Есть же такие подлые люди! Ну, погоди, на том свете, да… Я даже ничего с тобой делать не собираюсь. На небе все равно все твои грехи уже зафиксированы.
Между тротуаром и мостовой протекает небольшой канал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75