— усмехнулась в ответ на ее невысказанный вопрос Нина. — Но тогда мне было все равно…
«Странно, женщина выходила замуж, и ей было все равно, за кого?»
— Когда не хочешь жить, такие вопросы кажутся не важными. А он думал, что спас меня от петли и потому я буду всю жизнь ему благодарна. Ко всему прочему, он ждал награды за то, что воспитывает чужого ребенка как своего!
«Чужой ребенок! Откуда чужой? Разве оба сына — не Толяна, как все считали? Выходит, Ярослав ему не родной?»
— Какая я все-таки гадина! Какая гадина! — вдруг тяжело вздохнула Нина. — Даже в благородстве Толика стараюсь найти изъян! А сама всю жизнь мстила ему за подлость, которую совершил совсем другой человек! Будто это он бросил меня, беременную! Будто это из-за него я решила свести счеты с жизнью!
«А ведь Толян никогда и словом об этом не обмолвился!»
— Я испортила ему жизнь! Я испортила себе жизнь! — почти бессвязно лепетала Нина. — Я так и не смогла его полюбить! Потому что до сих пор, когда я вижу на улице человека, который напоминает Романа, я ощущаю такое сердцебиение…
— Нинуля, а гости-то заскучали! — стала тормошить подругу Евгения, чувствуя, что больше не может выдерживать ее откровений.
Так это было вчера. Сегодня образ Нины отходит на второй план, а на первом проступает Толян. Жесткий ежик волос, нарочито злые глаза, холодное лихачество… и уязвимая душа, в чем он никогда не признается!
Утром машина Виталия стояла у подъезда, а сам Аристов в «мерседесе» ждал, пока они выйдут, чтобы вручить ключи от машины. Не стал подниматься, звонить в дверь. Ему это было неприятно, или он не хотел смущать Евгению… Что бы он ни хотел, лучше ему держаться от нее подальше!
Хорошо, что кончился юбилей. Больше осенью ничего подобного не предвидится, а до ее дня рождения еще столько воды утечет!
Евгения так задумалась, что вздрагивает от телефонного звонка.
— Жень, я почти уволилась! — радостно сообщает Надя. — Завтра могла бы выйти на работу, но договорилась с Валентином, что доживем врозь до понедельника. Согласись, у невесты столько дел!
— У чьей невесты?
— Вопрос справедливый. Докладываю: Вовик не поверил своим ушам, когда услышал новость о втором претенденте. Разнылся, что я совершаю ошибку, что ему некуда идти… А второй развелся с женой. Представляешь? За один день! Это стоило ему сто баксов и миллион нервных клеток всем остальным. Теперь он договорился в загсе насчет регистрации. На пятницу, в четверг у них выходной. Здесь люди оказались поскромнее, удовлетворились суммой в пятьдесят зеленых.
— Второй — это Эдик? — напрямую спрашивает Евгения.
— Он. А как ты догадалась?
— Наша главбухша билась в истерике — Эдик с женой развелся.
— Она подруга жены?
— Она подруга Эдика, но он ей говорил, что с женой никогда не разведется.
— Скажи, что я ее увольняю.
— Вот ты сама и скажи!
— Намекаешь, что мы все трое станем тереться бок о бок в одном дружном коллективе?
— Именно.
Надя некоторое время молчит. Размышляет.
— Тогда Эдику придется перейти на другую работу.
— Ты уверена? Может, лучше иметь его перед глазами?
— Предлагаешь мне пойти на роль жандарма? Держать мужика под колпаком, да еще такого бешеного, — артель «Напрасный труд»! Лучше обратиться к народной мудрости. Помнишь, что говорил Фигаро у Бомарше? Чтобы отвратить графа от нашей собственности, надо внушить ему, что на его собственность тоже покушаются. Или что-то в этом роде… В общем, заставить Эдика бояться, что меня могут увести.
— Надька! Ты хоть понимаешь, на что идешь?
— Я создаю себе трудности, чтобы потом их преодолевать!
— Смейся, смейся, как бы плакать потом не пришлось!
— Не каркайте, Лопухина! В конце концов, что я теряю, кроме своих цепей? Еще мама не знает! Еще тут будет море крови и куча зубов!
— Вы собираетесь жить с ней?
— Мы собираемся снимать квартиру. А мама так долго распространялась, что хочет пожить одна, без нас! Без суеты и беспорядка, которые вносит в ее жизнь наше присутствие. Мы поможем человеку осуществить ее мечты… А тут еще Вовик! Он говорит, что настроен весьма решительно. Правда, я думаю: против Эдика ему не устоять!
— Не станут же они за тебя драться?
— Кто знает… Словом, данный отрезок моей жизни можно определить как хождение по лезвию бритвы.
На обед Евгения идет одна — никто ее сегодня не приглашает. Впрочем, стоит ей отойти от здания фирмы метров на сто, как ее догоняет начальник охраны:
— Здравствуйте, Евгения Андреевна! Если ваш путь лежит в кафе, то позвольте вас сопроводить.
— Сопровождайте, — милостиво разрешает Евгения. Он подстраивается к ее шагу.
— Вы на меня сердитесь?
— А есть за что?
— Есть, — честно признается он и смотрит на нее сверху вниз; она отмечает невольно, что его лицо вовсе не лишено приятности — темно-голубые глаза, нос с горбинкой. На первый взгляд великоват, но придает его лицу больше мужественности, чем некрасивости. Раздвоенный, четко вылепленный подбородок.
— Вы меня обманули? Выяснилось, что я вовсе не женщина вашей мечты?
— Смеетесь? Поделом! Да, и это тоже.
— Как? Есть еще что-нибудь? Он кивает.
— Немедленно колитесь! Что вы против меня замышляли? Они заходят в кафе, и Эдуард подводит ее к отдельному столику. Ирина и Лада уже здесь и, кажется, не верят своим глазам. Неужели все-таки она?
— Не возражаете, я распоряжусь? — спрашивает он и, получив согласие, сам идет к официантам и что-то заказывает.
Евгения делает вид, что не замечает женщин. Пусть умирают от любопытства! Удрали в кафе без нее! Главбух обиделась? Так ей и надо! Когда Эдуард Тихонович возвращается к столику, она ему напоказ улыбается.
— Учтите, я не забыла. Разговор продолжим с того самого места: со злодеяния против референта фирмы.
Он оглушительно хохочет.
— Обычная мужская подлянка! Я на вас с Петькой поспорил. Мол, все равно уговорю!
— И кто еще при этом присутствовал?
— Валентин.
Она чуть не падает со стула.
— Имеете в виду президента фирмы?
— А то кого ж еще?
Тут Евгения не выдерживает и произносит сакраментальную женскую фразу:
— Какие же вы все козлы!
Чем вызывает у него новый приступ хохота.
Наверное, порядочная женщина должна на это обидеться. А она лишь снисходительно усмехается про себя. Почему она не чувствует обиды? А только спрашивает:
— На что спорили-то?
— На ящик водки.
Видите, Евгения Андреевна, не какой-нибудь там «Анапы». Водки! В ящике двадцать бутылок, а это не меньше четырехсот рублей.
— Срок оговорили?
— Оговорили. Месяц.
— Значит, за этот срок вы должны были меня охмурить? Ну что ж, скажите им, что вы своего добились, а я подтвержу!
Он пугается:
— Пожалуйста, Женя, не надо! У Петра такой язык! Мне и прежних грехов хватит, до конца жизни не отмолю. Отдам я им этот ящик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Странно, женщина выходила замуж, и ей было все равно, за кого?»
— Когда не хочешь жить, такие вопросы кажутся не важными. А он думал, что спас меня от петли и потому я буду всю жизнь ему благодарна. Ко всему прочему, он ждал награды за то, что воспитывает чужого ребенка как своего!
«Чужой ребенок! Откуда чужой? Разве оба сына — не Толяна, как все считали? Выходит, Ярослав ему не родной?»
— Какая я все-таки гадина! Какая гадина! — вдруг тяжело вздохнула Нина. — Даже в благородстве Толика стараюсь найти изъян! А сама всю жизнь мстила ему за подлость, которую совершил совсем другой человек! Будто это он бросил меня, беременную! Будто это из-за него я решила свести счеты с жизнью!
«А ведь Толян никогда и словом об этом не обмолвился!»
— Я испортила ему жизнь! Я испортила себе жизнь! — почти бессвязно лепетала Нина. — Я так и не смогла его полюбить! Потому что до сих пор, когда я вижу на улице человека, который напоминает Романа, я ощущаю такое сердцебиение…
— Нинуля, а гости-то заскучали! — стала тормошить подругу Евгения, чувствуя, что больше не может выдерживать ее откровений.
Так это было вчера. Сегодня образ Нины отходит на второй план, а на первом проступает Толян. Жесткий ежик волос, нарочито злые глаза, холодное лихачество… и уязвимая душа, в чем он никогда не признается!
Утром машина Виталия стояла у подъезда, а сам Аристов в «мерседесе» ждал, пока они выйдут, чтобы вручить ключи от машины. Не стал подниматься, звонить в дверь. Ему это было неприятно, или он не хотел смущать Евгению… Что бы он ни хотел, лучше ему держаться от нее подальше!
Хорошо, что кончился юбилей. Больше осенью ничего подобного не предвидится, а до ее дня рождения еще столько воды утечет!
Евгения так задумалась, что вздрагивает от телефонного звонка.
— Жень, я почти уволилась! — радостно сообщает Надя. — Завтра могла бы выйти на работу, но договорилась с Валентином, что доживем врозь до понедельника. Согласись, у невесты столько дел!
— У чьей невесты?
— Вопрос справедливый. Докладываю: Вовик не поверил своим ушам, когда услышал новость о втором претенденте. Разнылся, что я совершаю ошибку, что ему некуда идти… А второй развелся с женой. Представляешь? За один день! Это стоило ему сто баксов и миллион нервных клеток всем остальным. Теперь он договорился в загсе насчет регистрации. На пятницу, в четверг у них выходной. Здесь люди оказались поскромнее, удовлетворились суммой в пятьдесят зеленых.
— Второй — это Эдик? — напрямую спрашивает Евгения.
— Он. А как ты догадалась?
— Наша главбухша билась в истерике — Эдик с женой развелся.
— Она подруга жены?
— Она подруга Эдика, но он ей говорил, что с женой никогда не разведется.
— Скажи, что я ее увольняю.
— Вот ты сама и скажи!
— Намекаешь, что мы все трое станем тереться бок о бок в одном дружном коллективе?
— Именно.
Надя некоторое время молчит. Размышляет.
— Тогда Эдику придется перейти на другую работу.
— Ты уверена? Может, лучше иметь его перед глазами?
— Предлагаешь мне пойти на роль жандарма? Держать мужика под колпаком, да еще такого бешеного, — артель «Напрасный труд»! Лучше обратиться к народной мудрости. Помнишь, что говорил Фигаро у Бомарше? Чтобы отвратить графа от нашей собственности, надо внушить ему, что на его собственность тоже покушаются. Или что-то в этом роде… В общем, заставить Эдика бояться, что меня могут увести.
— Надька! Ты хоть понимаешь, на что идешь?
— Я создаю себе трудности, чтобы потом их преодолевать!
— Смейся, смейся, как бы плакать потом не пришлось!
— Не каркайте, Лопухина! В конце концов, что я теряю, кроме своих цепей? Еще мама не знает! Еще тут будет море крови и куча зубов!
— Вы собираетесь жить с ней?
— Мы собираемся снимать квартиру. А мама так долго распространялась, что хочет пожить одна, без нас! Без суеты и беспорядка, которые вносит в ее жизнь наше присутствие. Мы поможем человеку осуществить ее мечты… А тут еще Вовик! Он говорит, что настроен весьма решительно. Правда, я думаю: против Эдика ему не устоять!
— Не станут же они за тебя драться?
— Кто знает… Словом, данный отрезок моей жизни можно определить как хождение по лезвию бритвы.
На обед Евгения идет одна — никто ее сегодня не приглашает. Впрочем, стоит ей отойти от здания фирмы метров на сто, как ее догоняет начальник охраны:
— Здравствуйте, Евгения Андреевна! Если ваш путь лежит в кафе, то позвольте вас сопроводить.
— Сопровождайте, — милостиво разрешает Евгения. Он подстраивается к ее шагу.
— Вы на меня сердитесь?
— А есть за что?
— Есть, — честно признается он и смотрит на нее сверху вниз; она отмечает невольно, что его лицо вовсе не лишено приятности — темно-голубые глаза, нос с горбинкой. На первый взгляд великоват, но придает его лицу больше мужественности, чем некрасивости. Раздвоенный, четко вылепленный подбородок.
— Вы меня обманули? Выяснилось, что я вовсе не женщина вашей мечты?
— Смеетесь? Поделом! Да, и это тоже.
— Как? Есть еще что-нибудь? Он кивает.
— Немедленно колитесь! Что вы против меня замышляли? Они заходят в кафе, и Эдуард подводит ее к отдельному столику. Ирина и Лада уже здесь и, кажется, не верят своим глазам. Неужели все-таки она?
— Не возражаете, я распоряжусь? — спрашивает он и, получив согласие, сам идет к официантам и что-то заказывает.
Евгения делает вид, что не замечает женщин. Пусть умирают от любопытства! Удрали в кафе без нее! Главбух обиделась? Так ей и надо! Когда Эдуард Тихонович возвращается к столику, она ему напоказ улыбается.
— Учтите, я не забыла. Разговор продолжим с того самого места: со злодеяния против референта фирмы.
Он оглушительно хохочет.
— Обычная мужская подлянка! Я на вас с Петькой поспорил. Мол, все равно уговорю!
— И кто еще при этом присутствовал?
— Валентин.
Она чуть не падает со стула.
— Имеете в виду президента фирмы?
— А то кого ж еще?
Тут Евгения не выдерживает и произносит сакраментальную женскую фразу:
— Какие же вы все козлы!
Чем вызывает у него новый приступ хохота.
Наверное, порядочная женщина должна на это обидеться. А она лишь снисходительно усмехается про себя. Почему она не чувствует обиды? А только спрашивает:
— На что спорили-то?
— На ящик водки.
Видите, Евгения Андреевна, не какой-нибудь там «Анапы». Водки! В ящике двадцать бутылок, а это не меньше четырехсот рублей.
— Срок оговорили?
— Оговорили. Месяц.
— Значит, за этот срок вы должны были меня охмурить? Ну что ж, скажите им, что вы своего добились, а я подтвержу!
Он пугается:
— Пожалуйста, Женя, не надо! У Петра такой язык! Мне и прежних грехов хватит, до конца жизни не отмолю. Отдам я им этот ящик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89