Косяками пойдут мужики, предлагая Лопухиной свое пылающее сердце?
— Знаешь, сытый голодного не разумеет! — взрывается Евгения. — Забыла, как твой Сашенька в командировку на месяц уезжал?
— Помню! — Голос Любы лишается воинственности, а глаза затуманиваются. — Тогда мы сутки пролежали в постели обнявшись. Все не могли оторваться друг от друга.
— А почему ты считаешь, что я хуже тебя?
— Что ты, дурочка, что ты! — пугается Люба. — У меня и в мыслях не было тебя обидеть! Но ты ведь никогда прежде не собиралась взять и пустить свою семью под откос…
Она опять впадает в прежний покровительственный тон. Воистину «чужую беду — руками разведу»…
— А ты все средства перепробовала? — спрашивает Надя, другая ее подруга.
Надо отдать им должное: обе стараются удержать ее от опрометчивого шага. Люба — потому, что у нее есть семья и она хочет того же для Евгении. Надя — потому, что у нее нет семьи и она не хочет, чтобы Евгения шла по ее стопам.
Но никто из них не знает о Викторе. Почему-то Евгения вдруг перестала делиться с ними, знающими всю ее подноготную чуть ли не с материнской утробы. И сейчас они отговаривают ее не по причине своей душевной черствости или невнимательности, а потому, что просто не знают! Даже не представляют себе, как Евгения изменилась!
Пойти на суд Аркадий никак не соглашался. Она его еле уговорила. Пригрозила — со слов юриста, конечно! — что если он не придет два раза, на третий ее все равно разведут, но уже без его участия.
Конечно, судья стал допытываться, в чем причина их развода. Трудно поверить в то, что они не сошлись характерами… после семнадцати лет совместной жизни!
— Не знаю, что с ней случилось! — горестно сказал Аркадий и при всех заплакал.
Судья закашлялся, а женщины-заседатели суровыми взглядами окинули Евгению.
— Спросите мою жену, в чем она может меня обвинить? — продолжал публично горевать Аркадий. — Разве все эти годы я жил не для семьи?
— А вы что на это скажете? — обратился к Евгении судья. Что она скажет? Да уж не правду! Она представила, как округлятся глаза у дам-заседательниц, если она произнесет:
«Мой муж меня не удовлетворяет!» Или: «Хочу развестись, потому что мы не живем как муж и жена».
Она вспомнила, как горько плакала на днях в женском туалете ее сотрудница:
— Эта тварь — любимый муж — во всеуслышание объявил, что я шлюха. Представляешь? Только за то, что я робко… понимаешь, робко намекнула: мол, Коля, мы с тобой совсем перестали заниматься любовью! Фразу эту дурацкую у сверстников дочери подцепила, чтобы не называть вещи своими именами. Зато он не стал стесняться. А ведь я и забыла, когда в последний раз…
Подруга Надя, как человек, с мужем разведенный и в житейских делах опытный, сразу предположила:
— Может, у твоего Аркадия есть женщина? Он с ней накувыркается, а на тебя уже сил не остается?
— А когда?
— Что — когда?
— Когда он с ней кувыркается? С работы приходит минута в минуту, вечера и выходные дни — дома.
— Ну, такие истории рассказывают даже в анекдотах. О том, что у мужа есть любовница, узнают порой лишь на его похоронах. А на вопрос, как им удавалось это скрывать, слышат объяснение: «А нам хватало обеденного перерыва и его премии…»
Евгения могла бы радоваться: ее муж — пока еще муж! — вдруг воспылал к ней страстью. Следующее судебное заседание отложили на три месяца, и за это время Аркадий, надо понимать, стремился вновь завоевать так легкомысленно отданные позиции. Если прежде он ее месяцами не трогал, то теперь прямо-таки нагло пер! А она не хотела его принимать. И это было ужасно. Отказывать в близости человеку, который до недавнего времени был единственным мужчиной в ее жизни.
Теперь с ним она больше этого не хотела. Во-первых, она прежде не догадывалась, что это таинство вовсе не так примитивно, как было у них с Аркадием. Во-вторых, оказалось, что в интимных отношениях мужчина вовсе не должен был в первую очередь заботиться о самом себе. Скорее наоборот, он должен думать о ней, а женщина воздаст мужчине сторицей за заботу. Так, заботясь друг о друге, они и приходят к высшему наслаждению. И супружеский долг здесь вовсе ни при чем.
Что-то в этом словосочетании Евгению возмущало и одновременно смешило. Разве можно считать долгом чувство близости? Что же тогда долг? Наверное, необходимость совокупления при отсутствии чувств…
Несмотря ни на что, Аркадий ее отказ воспринимать не желал. Он просто-таки кипел и пенился от бессилия: его жена, прежде существо скромное и податливое, на глазах превратилась в фурию, которую нельзя было взять даже силой. Разве что убить!
Нельзя сказать, что Евгения так сразу взяла и очерствела. Она жалела Аркадия, но эта жалость была какая-то отстраненная. Теперь она четко разграничивала: вот жизнь Аркадия — он ее хозяин и все в ней обустроил по своему разумению. Необременительные обязанности, неслышная поступь, незыблемые принципы: никогда не бегать, ничего быстро не делать, не выказывать никаких эмоций, беречь свое здоровье — обязательно спать днем. Молодым, эмоциональным, безрассудным Евгения его не знала. Любил ли он когда-нибудь?
А вот ее жизнь. Она тоже не менее ценна, и поскольку у Евгении другой нет, то просто принести ее в жертву Аркадию она не может. Да и какая в этом необходимость? Евгения вдруг стала относиться к себе по-другому. С уважением, как к личности. И решила впредь руководствоваться не только чьими-то интересами, но и своими собственными…
Попытался Аркадий вернуть и расположение сына. Не то чтобы он его прежде не любил или чего-то для него жалел. Но Никите всегда не хватало именно отца-друга, а не принципиального наставника, который ни за что не пойдет с тобой на стадион, но охотно прочтет лекцию о пользе спорта.
Теперь он стал жаловаться сыну на мать. Евгения об этом не догадывалась, пока однажды не услышала:
— Папа, разбирайся с мамой без меня! Что я ей скажу? Не бросай папу? Но она и сама взрослая.
Всему свое время. Евгения сына на свою сторону не перетягивала. Она только сказала:
— Мы с папой разводимся.
Они были хорошими товарищами и не стеснялись говорить друг другу все, что думают, но тут собственный сын удивил ее.
— Если честно, мам, я этого ждал.
— Ждал?!
— Ну хорошо, не ждал. Но не удивился. Знаешь, обычно говорят: муж и жена — одна сатана. А вы так и остались разными. Ты пыталась под отца подлаживаться, ломать себя, но нельзя же переродиться! Удивляюсь, как отец этого не понимал, когда на тебе женился! У меня есть знакомые ребята, родители которых тоже развелись. Так один на стороне отца, другой на стороне матери… А мне не хотелось бы выбирать, понимаешь? Отец — это отец. Ты — это ты. Лучше я пока поживу у бабушки… Что ты сразу заволновалась? Я обещаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Знаешь, сытый голодного не разумеет! — взрывается Евгения. — Забыла, как твой Сашенька в командировку на месяц уезжал?
— Помню! — Голос Любы лишается воинственности, а глаза затуманиваются. — Тогда мы сутки пролежали в постели обнявшись. Все не могли оторваться друг от друга.
— А почему ты считаешь, что я хуже тебя?
— Что ты, дурочка, что ты! — пугается Люба. — У меня и в мыслях не было тебя обидеть! Но ты ведь никогда прежде не собиралась взять и пустить свою семью под откос…
Она опять впадает в прежний покровительственный тон. Воистину «чужую беду — руками разведу»…
— А ты все средства перепробовала? — спрашивает Надя, другая ее подруга.
Надо отдать им должное: обе стараются удержать ее от опрометчивого шага. Люба — потому, что у нее есть семья и она хочет того же для Евгении. Надя — потому, что у нее нет семьи и она не хочет, чтобы Евгения шла по ее стопам.
Но никто из них не знает о Викторе. Почему-то Евгения вдруг перестала делиться с ними, знающими всю ее подноготную чуть ли не с материнской утробы. И сейчас они отговаривают ее не по причине своей душевной черствости или невнимательности, а потому, что просто не знают! Даже не представляют себе, как Евгения изменилась!
Пойти на суд Аркадий никак не соглашался. Она его еле уговорила. Пригрозила — со слов юриста, конечно! — что если он не придет два раза, на третий ее все равно разведут, но уже без его участия.
Конечно, судья стал допытываться, в чем причина их развода. Трудно поверить в то, что они не сошлись характерами… после семнадцати лет совместной жизни!
— Не знаю, что с ней случилось! — горестно сказал Аркадий и при всех заплакал.
Судья закашлялся, а женщины-заседатели суровыми взглядами окинули Евгению.
— Спросите мою жену, в чем она может меня обвинить? — продолжал публично горевать Аркадий. — Разве все эти годы я жил не для семьи?
— А вы что на это скажете? — обратился к Евгении судья. Что она скажет? Да уж не правду! Она представила, как округлятся глаза у дам-заседательниц, если она произнесет:
«Мой муж меня не удовлетворяет!» Или: «Хочу развестись, потому что мы не живем как муж и жена».
Она вспомнила, как горько плакала на днях в женском туалете ее сотрудница:
— Эта тварь — любимый муж — во всеуслышание объявил, что я шлюха. Представляешь? Только за то, что я робко… понимаешь, робко намекнула: мол, Коля, мы с тобой совсем перестали заниматься любовью! Фразу эту дурацкую у сверстников дочери подцепила, чтобы не называть вещи своими именами. Зато он не стал стесняться. А ведь я и забыла, когда в последний раз…
Подруга Надя, как человек, с мужем разведенный и в житейских делах опытный, сразу предположила:
— Может, у твоего Аркадия есть женщина? Он с ней накувыркается, а на тебя уже сил не остается?
— А когда?
— Что — когда?
— Когда он с ней кувыркается? С работы приходит минута в минуту, вечера и выходные дни — дома.
— Ну, такие истории рассказывают даже в анекдотах. О том, что у мужа есть любовница, узнают порой лишь на его похоронах. А на вопрос, как им удавалось это скрывать, слышат объяснение: «А нам хватало обеденного перерыва и его премии…»
Евгения могла бы радоваться: ее муж — пока еще муж! — вдруг воспылал к ней страстью. Следующее судебное заседание отложили на три месяца, и за это время Аркадий, надо понимать, стремился вновь завоевать так легкомысленно отданные позиции. Если прежде он ее месяцами не трогал, то теперь прямо-таки нагло пер! А она не хотела его принимать. И это было ужасно. Отказывать в близости человеку, который до недавнего времени был единственным мужчиной в ее жизни.
Теперь с ним она больше этого не хотела. Во-первых, она прежде не догадывалась, что это таинство вовсе не так примитивно, как было у них с Аркадием. Во-вторых, оказалось, что в интимных отношениях мужчина вовсе не должен был в первую очередь заботиться о самом себе. Скорее наоборот, он должен думать о ней, а женщина воздаст мужчине сторицей за заботу. Так, заботясь друг о друге, они и приходят к высшему наслаждению. И супружеский долг здесь вовсе ни при чем.
Что-то в этом словосочетании Евгению возмущало и одновременно смешило. Разве можно считать долгом чувство близости? Что же тогда долг? Наверное, необходимость совокупления при отсутствии чувств…
Несмотря ни на что, Аркадий ее отказ воспринимать не желал. Он просто-таки кипел и пенился от бессилия: его жена, прежде существо скромное и податливое, на глазах превратилась в фурию, которую нельзя было взять даже силой. Разве что убить!
Нельзя сказать, что Евгения так сразу взяла и очерствела. Она жалела Аркадия, но эта жалость была какая-то отстраненная. Теперь она четко разграничивала: вот жизнь Аркадия — он ее хозяин и все в ней обустроил по своему разумению. Необременительные обязанности, неслышная поступь, незыблемые принципы: никогда не бегать, ничего быстро не делать, не выказывать никаких эмоций, беречь свое здоровье — обязательно спать днем. Молодым, эмоциональным, безрассудным Евгения его не знала. Любил ли он когда-нибудь?
А вот ее жизнь. Она тоже не менее ценна, и поскольку у Евгении другой нет, то просто принести ее в жертву Аркадию она не может. Да и какая в этом необходимость? Евгения вдруг стала относиться к себе по-другому. С уважением, как к личности. И решила впредь руководствоваться не только чьими-то интересами, но и своими собственными…
Попытался Аркадий вернуть и расположение сына. Не то чтобы он его прежде не любил или чего-то для него жалел. Но Никите всегда не хватало именно отца-друга, а не принципиального наставника, который ни за что не пойдет с тобой на стадион, но охотно прочтет лекцию о пользе спорта.
Теперь он стал жаловаться сыну на мать. Евгения об этом не догадывалась, пока однажды не услышала:
— Папа, разбирайся с мамой без меня! Что я ей скажу? Не бросай папу? Но она и сама взрослая.
Всему свое время. Евгения сына на свою сторону не перетягивала. Она только сказала:
— Мы с папой разводимся.
Они были хорошими товарищами и не стеснялись говорить друг другу все, что думают, но тут собственный сын удивил ее.
— Если честно, мам, я этого ждал.
— Ждал?!
— Ну хорошо, не ждал. Но не удивился. Знаешь, обычно говорят: муж и жена — одна сатана. А вы так и остались разными. Ты пыталась под отца подлаживаться, ломать себя, но нельзя же переродиться! Удивляюсь, как отец этого не понимал, когда на тебе женился! У меня есть знакомые ребята, родители которых тоже развелись. Так один на стороне отца, другой на стороне матери… А мне не хотелось бы выбирать, понимаешь? Отец — это отец. Ты — это ты. Лучше я пока поживу у бабушки… Что ты сразу заволновалась? Я обещаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89