– Люди ценят приглашения на званые обеды. Секс был в моде где-то в начале восьмидесятых.
– А, да, – промямлила я. Сложно сконцентрироваться, когда ваше бедро ласкают нежными шелковистыми движениями мягкие теплые пальцы. Я смутилась, поняв, что ко мне обращается Роттерман.
– Простите?
– А ты заставь-ка муженька поскорее назначить день слушания. Иисус, мать его, у меня уже запланирован отпуск для моего мальчика.
– Где? – спросила я нервно. – В психиатрической больнице для невменяемых преступников? В Бродмуре?
Джулиан просверлил меня взглядом. А Закери откинул голову и засмеялся.
– Я предпочитаю более влажный климат… – ответил он жестко, засунув палец в мои эластичные трусики.
Я старалась представить его старым и разлагающимся, лысеющим, с волосами, вылезающими из ушей и носа. Это был единственный способ собраться с силами и убрать его руку. Я ущипнула его так сильно, что он вскрикнул.
– Все в порядке? – встревоженно спросил Джулиан.
– Ч-ч-черт, – ответил Закери. – Ногу судорогой свело, парень.
– Мы тоже собираемся уехать после этого дела. – Джулиан положил свою руку поверх моей. – В какое-нибудь романтичное место. Тогда ты сможешь наконец выйти за меня, Бек.
Я снова сделала мощный глоток вина.
– Ниче'о себе, так вы, ребята, не женаты? Да вы шутите! – растягивая слова, произнес Закери с невольной усмешкой.
– К сожалению, Ребекка еще не готова к супружеству…
– А-а-а… А я думал, что вы женаты… – Закери блеснул лучистой белоснежной улыбкой. – Ин'е-ре-с-на. – Он медленно облизал пальцы, только что блуждавшие в моих трусиках. – Отличный обед, кстати.
Я покрылась красными пятнами. Краснеть было не в моем репертуаре. Последний раз я краснела, когда носила лифчик нулевого размера. Это было явным поводом для беспокойства.
Пока Джулиан консультировался с официантом по поводу десертов, Закери нарочито окунул указательный палец в бокал и лукаво провел им по моей коленке, оставив капельку вина.
– Думаю, те'е стоит вернуться в мою хижину и избавиться от мокрых трусиков, – прошептал он.
– Я бы тоже хотела увидеть тебя голым, желательно с биркой на большом пальце ноги. Никогда больше со мной не заговаривай, – разозлившись, прошипела я. Мои щеки постепенно становились розовыми, опасный темно-красный румянец спадал. – А если ты что-нибудь вякнешь, я буду все отрицать и засажу тебя за клевету. Не зря же я живу с чертовски хорошим юристом, сам понимаешь.
Сделав вид, что меня ждет завтра утром много дел, я резко поднялась и направилась к вращающейся двери. Пока Джулиан и Роттерман копались, обсуждая размер денежной компенсации, если они проиграют дело, Закери последовал за мной. Он преградил мне путь и прижал меня к стеклянной двери. Его пах торпедировал прямо в меня, губы были на расстоянии языка от моего рта.
– Увидимся после «развода», – сказал он прохладно и, улыбнувшись, как Чеширский кот, исчез в темноте.
Пока «сааб» Джулиана описывал круги вокруг Парк-лейн, он вставил кассету Закери в магнитофон. Из колонок потекла развязная, отвязная и бессвязная какофония.
– Господи! Еще один бесталанный тинэйджер, призывающий страну, – он чуть уменьшил громкость, – к безумию и безразличию.
– Ох, Джулз. Ты считаешь ерундой все, что не в твоем вкусе.
– Я в курсе того, что происходит! Я держу руку на пульсе времени и знаю разницу между Ноэлем и Лайэмом Галахерами.
Он обогнул угол Гайд-парка, направляясь к Букингемскому дворцу.
– Черт возьми, насколько лучше была музыка, когда я был молодым. В наше время и тексты были лучше, и одежда лучше, и привычки, и прически…
– Господи… Скоро о вашем поколении будут снимать костюмные драмы.
Мы выехали на набережную. На чернильной поверхности Темзы сверкали цепочки волшебных огоньков.
– Бифштекс по-татарски, – негодовал Джулиан. – «Официант, я бы хотел заказать коровье бешенство средней прожаренности». – Он весело хлопнул ладонью по рулю. – «Сэр! Эта губчатая энцефалопатия не так приготовлена»… Да по одному его акценту можно догадаться, что у него на зеркале заднего вида понавешано всякой дряни. Какой-нибудь игральный кубик. А на бампере наверняка есть наклейка, предупреждающая о его сексуальной неблагонадежности. Один бог знает, какие еще за ним преступления!
Прекрасное преступление, подумала я. Совращение.
– Ты прав. Наверное, рэп – это тоже часть его имиджа «плохого мальчика».
Джулиан усмехнулся.
– Да уж, плохой рэп «плохого мальчика». Так и есть. Тебе нужно чаще ходить со мной на обеды с клиентами. Ты хорошо мне подыграла.
У меня пересохли губы. Избегая его взгляда, я изучала набережную Темзы с интересом туристки, впервые оказавшейся в Лондоне.
– Джулиан, честно говоря, я думаю, что тебе стоит передать это дело кому-нибудь другому.
– Почему? По крайней мере, Роттерман платит. Я думал, тебе это должно быть приятно. Фирме это явно на пользу.
– Но это ниже твоего достоинства, Джулз.
– А что такого? Ну, выскочки, «из грязи в князи». Ничего страшного.
– Да Роттерману самое место в зоопарке, причем под особой охраной. Он из тех, кто измывается над маленькими зверюшками. – Я вся дрожала.
– Бекки, клиенты могут быть достойны осуждения, но важен принцип. Свобода слова. За это стоит бороться.
Я кусала губы. Кое-какая свобода слова могла мне сейчас слишком дорого стоить.
Около Темпла Джулиан остановился. Так бывало довольно часто: он делал крюк, чтобы наведаться перед сном в офис и проверить свежие данные о «несправедливостях». Мы вместе поднимались в офис. Наши каблуки, словно кастаньеты, стучали по плиточному полу, мерцали античные масляные лампы, моя рука ютилась в его руке, словно в коконе.
В офисе он неожиданно обернулся ко мне и прижался носом к моей шее.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказал он, вручая мне лист бумаги.
– Что это?
– Письменное приглашение.
Я посмотрела на каракули, наскоро нацарапанные дорогой авторучкой, громко засмеялась и ответила поцелуем.
– Выключи свет.
* * *
Пока мы занимались любовью на его рабочем столе, в памяти непроизвольно складывались картинки: передо мной появлялось лицо Закери в тысяче вариаций. Образы его роились, тесня друг друга, подсознание искало тот самый ракурс. Этот чувственный калейдоскоп придал нашему сексу особые свойства и значительно повысил его температуру.
В офисе Джулиана три больших арочных окна с тонированными стеклами, которые пропускают минимум теплого света, излучаемого газовыми фонарями Темпла. Мы лежали рядом, наши тела купались в золотистом свете.
Джулиан включил настольную лампу, оперся на локоть и вгляделся в мое лицо.
– Ты думаешь о ком-то другом, ведь правда?
Сон растворился, я выплыла на поверхность, тяжело дыша.
– Не говори глупости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– А, да, – промямлила я. Сложно сконцентрироваться, когда ваше бедро ласкают нежными шелковистыми движениями мягкие теплые пальцы. Я смутилась, поняв, что ко мне обращается Роттерман.
– Простите?
– А ты заставь-ка муженька поскорее назначить день слушания. Иисус, мать его, у меня уже запланирован отпуск для моего мальчика.
– Где? – спросила я нервно. – В психиатрической больнице для невменяемых преступников? В Бродмуре?
Джулиан просверлил меня взглядом. А Закери откинул голову и засмеялся.
– Я предпочитаю более влажный климат… – ответил он жестко, засунув палец в мои эластичные трусики.
Я старалась представить его старым и разлагающимся, лысеющим, с волосами, вылезающими из ушей и носа. Это был единственный способ собраться с силами и убрать его руку. Я ущипнула его так сильно, что он вскрикнул.
– Все в порядке? – встревоженно спросил Джулиан.
– Ч-ч-черт, – ответил Закери. – Ногу судорогой свело, парень.
– Мы тоже собираемся уехать после этого дела. – Джулиан положил свою руку поверх моей. – В какое-нибудь романтичное место. Тогда ты сможешь наконец выйти за меня, Бек.
Я снова сделала мощный глоток вина.
– Ниче'о себе, так вы, ребята, не женаты? Да вы шутите! – растягивая слова, произнес Закери с невольной усмешкой.
– К сожалению, Ребекка еще не готова к супружеству…
– А-а-а… А я думал, что вы женаты… – Закери блеснул лучистой белоснежной улыбкой. – Ин'е-ре-с-на. – Он медленно облизал пальцы, только что блуждавшие в моих трусиках. – Отличный обед, кстати.
Я покрылась красными пятнами. Краснеть было не в моем репертуаре. Последний раз я краснела, когда носила лифчик нулевого размера. Это было явным поводом для беспокойства.
Пока Джулиан консультировался с официантом по поводу десертов, Закери нарочито окунул указательный палец в бокал и лукаво провел им по моей коленке, оставив капельку вина.
– Думаю, те'е стоит вернуться в мою хижину и избавиться от мокрых трусиков, – прошептал он.
– Я бы тоже хотела увидеть тебя голым, желательно с биркой на большом пальце ноги. Никогда больше со мной не заговаривай, – разозлившись, прошипела я. Мои щеки постепенно становились розовыми, опасный темно-красный румянец спадал. – А если ты что-нибудь вякнешь, я буду все отрицать и засажу тебя за клевету. Не зря же я живу с чертовски хорошим юристом, сам понимаешь.
Сделав вид, что меня ждет завтра утром много дел, я резко поднялась и направилась к вращающейся двери. Пока Джулиан и Роттерман копались, обсуждая размер денежной компенсации, если они проиграют дело, Закери последовал за мной. Он преградил мне путь и прижал меня к стеклянной двери. Его пах торпедировал прямо в меня, губы были на расстоянии языка от моего рта.
– Увидимся после «развода», – сказал он прохладно и, улыбнувшись, как Чеширский кот, исчез в темноте.
Пока «сааб» Джулиана описывал круги вокруг Парк-лейн, он вставил кассету Закери в магнитофон. Из колонок потекла развязная, отвязная и бессвязная какофония.
– Господи! Еще один бесталанный тинэйджер, призывающий страну, – он чуть уменьшил громкость, – к безумию и безразличию.
– Ох, Джулз. Ты считаешь ерундой все, что не в твоем вкусе.
– Я в курсе того, что происходит! Я держу руку на пульсе времени и знаю разницу между Ноэлем и Лайэмом Галахерами.
Он обогнул угол Гайд-парка, направляясь к Букингемскому дворцу.
– Черт возьми, насколько лучше была музыка, когда я был молодым. В наше время и тексты были лучше, и одежда лучше, и привычки, и прически…
– Господи… Скоро о вашем поколении будут снимать костюмные драмы.
Мы выехали на набережную. На чернильной поверхности Темзы сверкали цепочки волшебных огоньков.
– Бифштекс по-татарски, – негодовал Джулиан. – «Официант, я бы хотел заказать коровье бешенство средней прожаренности». – Он весело хлопнул ладонью по рулю. – «Сэр! Эта губчатая энцефалопатия не так приготовлена»… Да по одному его акценту можно догадаться, что у него на зеркале заднего вида понавешано всякой дряни. Какой-нибудь игральный кубик. А на бампере наверняка есть наклейка, предупреждающая о его сексуальной неблагонадежности. Один бог знает, какие еще за ним преступления!
Прекрасное преступление, подумала я. Совращение.
– Ты прав. Наверное, рэп – это тоже часть его имиджа «плохого мальчика».
Джулиан усмехнулся.
– Да уж, плохой рэп «плохого мальчика». Так и есть. Тебе нужно чаще ходить со мной на обеды с клиентами. Ты хорошо мне подыграла.
У меня пересохли губы. Избегая его взгляда, я изучала набережную Темзы с интересом туристки, впервые оказавшейся в Лондоне.
– Джулиан, честно говоря, я думаю, что тебе стоит передать это дело кому-нибудь другому.
– Почему? По крайней мере, Роттерман платит. Я думал, тебе это должно быть приятно. Фирме это явно на пользу.
– Но это ниже твоего достоинства, Джулз.
– А что такого? Ну, выскочки, «из грязи в князи». Ничего страшного.
– Да Роттерману самое место в зоопарке, причем под особой охраной. Он из тех, кто измывается над маленькими зверюшками. – Я вся дрожала.
– Бекки, клиенты могут быть достойны осуждения, но важен принцип. Свобода слова. За это стоит бороться.
Я кусала губы. Кое-какая свобода слова могла мне сейчас слишком дорого стоить.
Около Темпла Джулиан остановился. Так бывало довольно часто: он делал крюк, чтобы наведаться перед сном в офис и проверить свежие данные о «несправедливостях». Мы вместе поднимались в офис. Наши каблуки, словно кастаньеты, стучали по плиточному полу, мерцали античные масляные лампы, моя рука ютилась в его руке, словно в коконе.
В офисе он неожиданно обернулся ко мне и прижался носом к моей шее.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказал он, вручая мне лист бумаги.
– Что это?
– Письменное приглашение.
Я посмотрела на каракули, наскоро нацарапанные дорогой авторучкой, громко засмеялась и ответила поцелуем.
– Выключи свет.
* * *
Пока мы занимались любовью на его рабочем столе, в памяти непроизвольно складывались картинки: передо мной появлялось лицо Закери в тысяче вариаций. Образы его роились, тесня друг друга, подсознание искало тот самый ракурс. Этот чувственный калейдоскоп придал нашему сексу особые свойства и значительно повысил его температуру.
В офисе Джулиана три больших арочных окна с тонированными стеклами, которые пропускают минимум теплого света, излучаемого газовыми фонарями Темпла. Мы лежали рядом, наши тела купались в золотистом свете.
Джулиан включил настольную лампу, оперся на локоть и вгляделся в мое лицо.
– Ты думаешь о ком-то другом, ведь правда?
Сон растворился, я выплыла на поверхность, тяжело дыша.
– Не говори глупости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82