Симпатичная у вас дочка, Федор Васильич, — польстил он бригадиру.
Мастер просиял. Понятное дело: поздний ребенок — родительский рай. А что старик блаженствует без лупы видно.
С той встречи Борис частенько стал натыкаться на бригадирскую дочку. То она заскочит отцу обед передать, то попросит ключи от машины, то интересуется обоями, то паркетом, то отделанной квартирой. Пары недель хватило, чтобы понять: эти встречи подстраиваются сознательно. А в последнее время уже не просто косит зеленым глазом — старается прикоснуться. Рукой, плечом, бедром, грудью. Испытывает на прочность? Черт, он же не евнух!
— Борь, наверное, шабаш? — К нему подошел Палыч, первоклассный паркетчик.
— Нет, Васильич говорит, сегодня надо сделать все. Тебя зовет.
— Твою мать! — выругался Палыч. — А я хотел вечерком попариться, с соседом собирались в баньку двинуть.
— Васильич премию обещает.
— А, ну тогда другое дело. Пошли!
Навстречу, покручивая на пальце ключом от машины, плыла Ольга.
— Здрасьте, Палыч! — пропела не останавливаясь. И весело бросила на ходу, зацепив Бориса плечом: — А вечером скажу «до свидания»!
— Ну девка! — Паркетчик восхищенно цокнул языком. — Бомба! — Он ухмыльнулся, глядя ей вслед. — Борька, по-моему, она к тебе неровно дышит, а?
— Кончай языком трепать! — разозлился вдруг Борис. — Пойдем, бригадир ждет.
Через три часа, довольные результатом, они распихивали по сумкам рабочую одежду, собираясь расстаться до завтрашнего дня.
— Мужики, слушай сюда! — скомандовал бригадир, выходя из кухни. — Тут с меня чуток причитается, не разбегайтесь пока.
— Ты чего, Васильич? — удивился маляр. Выпивка на работе была не в чести, и любая попытка строго пресекалась.
— Да, — смущенно крякнул старший, — родился я сегодня. Шестьдесят годков уже, как на свет Божий выскочил.
— Иди ты! — изумился Палыч. — А что ж молчал-то, пень старый?
— А на кой ляд трезвонить?
— Подарок бы купили, поздравили — честь по чести, как люди. Кто ж так, с бухты-барахты, обухом по башке?
— Ну, твой калган — чугунный, и не такое сдюжит, — отшутился бригадир. — Все, мужики, хорош молоть языком! Пошли, а то времени в обрез.
В центре кухни, на новеньком линолеуме была аккуратно расстелена газета. Типографский шрифт перекрывали белые пластмассовые стаканчики и такие же тарелки с салом, колбасой, солеными огурцами и черным хлебом. Над этим натюрмортом возвышалась пара «Столичной», радуя глаз и обещая душе наслаждение.
— Ну ты даешь, Васильич! — изумился паркетчик. — Когда ж успел-то? — Его калган все же покачнулся от такого сюрприза.
— Прошу к столу! — довольно ухмыльнулся юбиляр. — То есть к полу. Садитесь, мужики, не стойте, в ногах правды нет.
Они не заставили себя ждать и принялись устраиваться вокруг газеты-самобранки. Под первую стопку хорошо пошел соленый огурчик с «Любительской», под вторую — сало на черном хлебе. Васильич стал поглядывать на часы. Глебов решил, что пора уходить, и поднялся «из-за стола». И тут в дверь позвонили.
— Борька, открой, сынок, уж раз ты на ногах. И зови сюда, я знаю, кто там.
«И я знаю, — подумал Борис, подходя к двери. — Тут и ума особого не требуется, чтобы догадаться».
На пороге стояла Василиса. Он узнал ее сразу, как и год назад. И опять не подал вида, что узнал.
— Добрый вечер! Федор Васильевич здесь? — вежливо спросила она.
«Черт! Могла бы меня и помнить — не каждый с того света вытаскивает. Я же ее вспомнил, когда увидел». Его вдруг удивила собственная реакция.
— Простите, Федор Васильевич здесь? — переспросила беспамятная.
— Здесь я, здесь, Василисушка! — В прихожую вышел раскрасневшийся юбиляр. — Спасибо тебе, милая, что пришла, выручила старика.
Василиса переступила порог и вручила Васильичу большой пакет.
— Вот, теплые еще. Как вы просили.
— Спасибо, Василисушка! Уважила! Да ты проходи, — спохватился он, — будь ласка, посиди чуток с нами. Вместе домой поедем, сейчас Ольга придет, она и отвезет. Я ж не могу: по стопке с ребятами пропустили.
Дверь открылась, и в прихожую вошла легкая на помине Ольга, оглядела всю троицу.
— Здрасьте, теть Вась! — Потом насмешливо протянула Борису: — Я же говорила, Борис Андреич, что вечером увидимся. А вы не верили! — И направилась в кухню, взмахнув пышной гривой. Тяжелая шелковистая прядь ударила Бориса по лицу.
— Что это с ней? — удивился Васильич. — И давно она тетей тебя зовет?
— Первый раз, — улыбнулась Василиса. — С днем рождения вас, Федор Васильевич! Пойду я.
— Нет-нет, Василисушка, что ты?! Никуда тебя не отпущу! В такую даль из-за меня, старого, приехала, а теперь одной возвращаться? И не думай, милая, не отпущу! Борька, что столбом застыл? Закрывай дверь!
— Нет, спасибо. — Василиса отступила за порог. — Я не могу. До свидания! — И, улыбнувшись, повернулась спиной, нажала кнопку и вошла в лифт.
— Упрямая! — вздохнул бригадир. — Против ее слова хоть двести выстави — не переубедить. Соседка моя, — пояснил он Борису, закрывая дверь. — Золотая женщина! И где мои сорок!
Час пролетел быстро, за тостами и не заметили. Ольга сидела рядом, не прикасалась, не поддразнивала, только насмешливо поглядывала иногда. Потом, наклонившись к уху, спросила:
— А вы давно знакомы?
— Что? — не понял Борис.
— Я спрашиваю, давно вы знаете Василису Егоровну? — И хрустнула соленым огурчиком.
— Какую Василису Егоровну?
— Нашу соседку, тайную папину любовь, покорившую его измученное сердце румяным пирожком, — невозмутимо пояснила дочка.
— Откуда такая бредовая мысль?
— Вижу.
— Тебе стоит обратиться к офтальмологу, — сухо посоветовал Борис.
Чертова Ольга! Не позавидуешь ее будущему мужу. А вообще пора уходить. Свою лепту он внес, уважение проявил. Да и Алла ждет, одно дело — работа, другое — газетное застолье. Уйти оказалось легко, его никто не удерживал.
— Спасибо тебе, Боря, за добрые слова, — благодарил юбиляр. — Мы тоже сейчас будем расходиться. Вот только Ольга приберется — и шабаш.
В квартире было темно, тихо и непривычно пусто. Аллы не было. На кухонном столе белела записка: «Я — в театре. С Васильевой. Буду около одиннадцати. Целую». Васильева, школьная подруга, последние пару месяцев не сходила с языка, помогая жене коротать без него время.
— Глебов, тебя постоянно нет дома! То у тебя совещания, то заседания, то аврал, то обвал. Не могу же я с зеркалом общаться! — объясняла Алла вспыхнувшую внезапно дружбу.
Если честно, невидимой Васильевой Борис был благодарен. После дружеских встреч Алла возвращалась веселой, довольной и была особенно заботлива.
О его новой трудовой деятельности жена не знала. Зачем? Со своими проблемами он справится сам, тем более что это всего лишь вопрос времени. Совсем скоро начнет, наконец, работу их фирма, он опять займется настоящим делом, и тогда все вернется на круги своя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Мастер просиял. Понятное дело: поздний ребенок — родительский рай. А что старик блаженствует без лупы видно.
С той встречи Борис частенько стал натыкаться на бригадирскую дочку. То она заскочит отцу обед передать, то попросит ключи от машины, то интересуется обоями, то паркетом, то отделанной квартирой. Пары недель хватило, чтобы понять: эти встречи подстраиваются сознательно. А в последнее время уже не просто косит зеленым глазом — старается прикоснуться. Рукой, плечом, бедром, грудью. Испытывает на прочность? Черт, он же не евнух!
— Борь, наверное, шабаш? — К нему подошел Палыч, первоклассный паркетчик.
— Нет, Васильич говорит, сегодня надо сделать все. Тебя зовет.
— Твою мать! — выругался Палыч. — А я хотел вечерком попариться, с соседом собирались в баньку двинуть.
— Васильич премию обещает.
— А, ну тогда другое дело. Пошли!
Навстречу, покручивая на пальце ключом от машины, плыла Ольга.
— Здрасьте, Палыч! — пропела не останавливаясь. И весело бросила на ходу, зацепив Бориса плечом: — А вечером скажу «до свидания»!
— Ну девка! — Паркетчик восхищенно цокнул языком. — Бомба! — Он ухмыльнулся, глядя ей вслед. — Борька, по-моему, она к тебе неровно дышит, а?
— Кончай языком трепать! — разозлился вдруг Борис. — Пойдем, бригадир ждет.
Через три часа, довольные результатом, они распихивали по сумкам рабочую одежду, собираясь расстаться до завтрашнего дня.
— Мужики, слушай сюда! — скомандовал бригадир, выходя из кухни. — Тут с меня чуток причитается, не разбегайтесь пока.
— Ты чего, Васильич? — удивился маляр. Выпивка на работе была не в чести, и любая попытка строго пресекалась.
— Да, — смущенно крякнул старший, — родился я сегодня. Шестьдесят годков уже, как на свет Божий выскочил.
— Иди ты! — изумился Палыч. — А что ж молчал-то, пень старый?
— А на кой ляд трезвонить?
— Подарок бы купили, поздравили — честь по чести, как люди. Кто ж так, с бухты-барахты, обухом по башке?
— Ну, твой калган — чугунный, и не такое сдюжит, — отшутился бригадир. — Все, мужики, хорош молоть языком! Пошли, а то времени в обрез.
В центре кухни, на новеньком линолеуме была аккуратно расстелена газета. Типографский шрифт перекрывали белые пластмассовые стаканчики и такие же тарелки с салом, колбасой, солеными огурцами и черным хлебом. Над этим натюрмортом возвышалась пара «Столичной», радуя глаз и обещая душе наслаждение.
— Ну ты даешь, Васильич! — изумился паркетчик. — Когда ж успел-то? — Его калган все же покачнулся от такого сюрприза.
— Прошу к столу! — довольно ухмыльнулся юбиляр. — То есть к полу. Садитесь, мужики, не стойте, в ногах правды нет.
Они не заставили себя ждать и принялись устраиваться вокруг газеты-самобранки. Под первую стопку хорошо пошел соленый огурчик с «Любительской», под вторую — сало на черном хлебе. Васильич стал поглядывать на часы. Глебов решил, что пора уходить, и поднялся «из-за стола». И тут в дверь позвонили.
— Борька, открой, сынок, уж раз ты на ногах. И зови сюда, я знаю, кто там.
«И я знаю, — подумал Борис, подходя к двери. — Тут и ума особого не требуется, чтобы догадаться».
На пороге стояла Василиса. Он узнал ее сразу, как и год назад. И опять не подал вида, что узнал.
— Добрый вечер! Федор Васильевич здесь? — вежливо спросила она.
«Черт! Могла бы меня и помнить — не каждый с того света вытаскивает. Я же ее вспомнил, когда увидел». Его вдруг удивила собственная реакция.
— Простите, Федор Васильевич здесь? — переспросила беспамятная.
— Здесь я, здесь, Василисушка! — В прихожую вышел раскрасневшийся юбиляр. — Спасибо тебе, милая, что пришла, выручила старика.
Василиса переступила порог и вручила Васильичу большой пакет.
— Вот, теплые еще. Как вы просили.
— Спасибо, Василисушка! Уважила! Да ты проходи, — спохватился он, — будь ласка, посиди чуток с нами. Вместе домой поедем, сейчас Ольга придет, она и отвезет. Я ж не могу: по стопке с ребятами пропустили.
Дверь открылась, и в прихожую вошла легкая на помине Ольга, оглядела всю троицу.
— Здрасьте, теть Вась! — Потом насмешливо протянула Борису: — Я же говорила, Борис Андреич, что вечером увидимся. А вы не верили! — И направилась в кухню, взмахнув пышной гривой. Тяжелая шелковистая прядь ударила Бориса по лицу.
— Что это с ней? — удивился Васильич. — И давно она тетей тебя зовет?
— Первый раз, — улыбнулась Василиса. — С днем рождения вас, Федор Васильевич! Пойду я.
— Нет-нет, Василисушка, что ты?! Никуда тебя не отпущу! В такую даль из-за меня, старого, приехала, а теперь одной возвращаться? И не думай, милая, не отпущу! Борька, что столбом застыл? Закрывай дверь!
— Нет, спасибо. — Василиса отступила за порог. — Я не могу. До свидания! — И, улыбнувшись, повернулась спиной, нажала кнопку и вошла в лифт.
— Упрямая! — вздохнул бригадир. — Против ее слова хоть двести выстави — не переубедить. Соседка моя, — пояснил он Борису, закрывая дверь. — Золотая женщина! И где мои сорок!
Час пролетел быстро, за тостами и не заметили. Ольга сидела рядом, не прикасалась, не поддразнивала, только насмешливо поглядывала иногда. Потом, наклонившись к уху, спросила:
— А вы давно знакомы?
— Что? — не понял Борис.
— Я спрашиваю, давно вы знаете Василису Егоровну? — И хрустнула соленым огурчиком.
— Какую Василису Егоровну?
— Нашу соседку, тайную папину любовь, покорившую его измученное сердце румяным пирожком, — невозмутимо пояснила дочка.
— Откуда такая бредовая мысль?
— Вижу.
— Тебе стоит обратиться к офтальмологу, — сухо посоветовал Борис.
Чертова Ольга! Не позавидуешь ее будущему мужу. А вообще пора уходить. Свою лепту он внес, уважение проявил. Да и Алла ждет, одно дело — работа, другое — газетное застолье. Уйти оказалось легко, его никто не удерживал.
— Спасибо тебе, Боря, за добрые слова, — благодарил юбиляр. — Мы тоже сейчас будем расходиться. Вот только Ольга приберется — и шабаш.
В квартире было темно, тихо и непривычно пусто. Аллы не было. На кухонном столе белела записка: «Я — в театре. С Васильевой. Буду около одиннадцати. Целую». Васильева, школьная подруга, последние пару месяцев не сходила с языка, помогая жене коротать без него время.
— Глебов, тебя постоянно нет дома! То у тебя совещания, то заседания, то аврал, то обвал. Не могу же я с зеркалом общаться! — объясняла Алла вспыхнувшую внезапно дружбу.
Если честно, невидимой Васильевой Борис был благодарен. После дружеских встреч Алла возвращалась веселой, довольной и была особенно заботлива.
О его новой трудовой деятельности жена не знала. Зачем? Со своими проблемами он справится сам, тем более что это всего лишь вопрос времени. Совсем скоро начнет, наконец, работу их фирма, он опять займется настоящим делом, и тогда все вернется на круги своя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91