Но озадачиваться да препарировать свою реакцию можно и после. А сейчас пора, наконец, знакомить москвича с Парижем.
— Что ж, — она вытащила ключ зажигания и лихо (?) закинула его в сумку, — пойдем топтать пятками французскую землю?
— Пойдем! — весело согласился покладистый гость.
Пятки они оттоптали добросовестно. Оглядели со всех сторон Лувр, прогулялись по саду Тюильри, посмаковали на скамье мороженое, вышли на набережную Лувра, прошлись пешком до площади Конкорд и прокатились на колесе обозрения, откуда полюбовались сверкающим огнями Парижем. А когда вернулись к машине, усталости как не бывало.
— Куда теперь? — весело поинтересовался экскурсант, позабыв о долге перед бумагами, которые требовали себя обмозговать.
Но напоминать об этом не стоило. Зачем? Никто никого не просил быть памяткой, а выше носа плевать — себя заплевать. Непонятное напряжение, возникшее при встрече, исчезло, и старые знакомые с удовольствием обсуждали самые разные темы — от политики в Москве до погоды в Париже. Слушая Глебова, Васса удивлялась: где же прежде были ее глаза и уши? Ну, ушам, положим, раньше работы не было, но глаза-то видели, куда же они смотрели! Тут услужливая память попыталась кое-что подсунуть для размышлений, но «забывчивая» живо ее заткнула, пообещав разобраться со всеми воспоминаниями на досуге. А сейчас просто хотелось, чтобы этот вечер минуты заменил часами, и часы перестали скакать безумцами от цифры к цифре, а угомонились да повели себя чинно, неспешно переползая через четкие деления. Она бросила взгляд на правое запястье. Угол между стрелками составил градусов пятнадцать, не больше, и его короткая линия с намеком уткнулась в восьмерку.
— Вот теперь у нас действительно полчаса. Как раз на чашку кофе. — Ответа Васса не услышала, а поворачивать голову вправо не стала.
Она вырулила на Елисейские Поля, залитые веселыми огнями, и покатила к Триумфальной арке. Там, неподалеку от площади Этуаль, неприкаянная парижанка присмотрела маленькое уютное кафе, куда повадилась захаживать последнее время. Сейчас они выпьют по чашке кофе, мило побеседуют. В лучшем случае вспомнят что-нибудь из давней жизни, в худшем — перемоют косточки погоде. А через двадцать минут она попросит счет и отвезет гостя в гостиницу. В девять мадам де Гордэ должна быть дома — пить другую чашку кофе, с другим человеком. Который незнамо как и так некстати оказался ее мужем. Внезапным, ошибочным и, похоже, временным.
Она даже не успела понять, что случилось. Просто из боковой улочки что-то вылетело с грохотом, обдало бензиновой вонью, проскрипело по правой дверце. Все произошло молниеносно: захват руля пассажиром, резкий визг тормозов и страшный удар впереди.
Синий «Форд» принял на себя мотоцикл, который, по всем статьям, должен был протаранить «Рено». Тут же раздался еще удар, но уже сзади, ее отбросило от руля, в который намертво вцепились чужие руки. Воздух наполнился криками, шумом, автомобильными гудками. Словно из-под земли выросла парочка ажанов и засуетилась впереди, на тротуаре застыли остолбеневшие от ужаса и любопытства зеваки.
— Я начинаю верить в Бога, — улыбнулся побелевшими губами Глебов.
Васса промолчала, с трудом приходя в себя. Она тупо уставилась на руль, где сцепились четыре руки, не в силах разжать мертвую хватку.
— Извините, — пробормотал Борис, отрываясь от ее сведенных судорогой пальцев, — я не хотел причинить вам боль.
— Боль ощущают живые, — возразила она, — это гораздо лучше, чем не чувствовать ничего. — И добавила, по-прежнему держась за эту чертову загогулину: — Спасибо! Вы второй раз спасли мне жизнь.
— Нам, — тихо поправил ее Глебов. — И это вселяет надежду, что лучшее впереди. Как говорят, спасение не приходит напрасно, у него всегда своя цель.
Две пары серых глаз пересеклись в полуметре друг от друга. По спине побежали мурашки, и почему-то захотелось вдруг оказаться далеко от этого места и от всех мест, вместе взятых. От других людей, богатых витрин, чужой речи, никчемных дней и пустых ночей. От всего, чем не живется — проживается. Захотелось почувствовать себя оплетенной этими сильными умелыми руками и, лениво закрыв глаза, позабыть о всех глупостях, сделанных до этой минуты. Так, наверное, чувствует себя заново рожденный, понимая, что прежняя жизнь была только преддверием будущей.
— Могу я попросить ваши документы, мадам?
— Да, конечно, — пробормотала Васса, открывая сумку.
Молодой полицейский с серьезным лицом принялся изучать права в тисненой кожаной обложке. Впереди завыла сирена, из машины с красным крестом выскочили санитары и побежали с носилками к тому, что раньше было «Фордом» и мотоциклом.
— Кто-нибудь погиб? — спросила она, боясь услышать «да».
— Двое, — лаконично ответил полицейский, возвращая права. — Прошу пока оставаться на месте, мадам, — предупредил он и направился к следующей машине. Но через минуту вернулся и доложил: — У вашего «Рено», мадам, разбита левая задняя фара и поврежден бампер.
Она молча кивнула в ответ, даже не пытаясь подняться с места. Все остальное время, пока полицейские выполняли свою работу — расчищали, расспрашивали, записывали, Васса и Глебов не проронили между собой ни слова. Слова плескались в горле, рвались с языка, и их было так много, что лучше молчать. По боковому стеклу постучал все тот же полицейский. Она нажала кнопку со стрелкой вниз.
— Да?
— Вы можете ехать, мадам.
— Спасибо! — ответила Васса и включила зажигание. Заводила не машину — себя и заведенным механизмом направилась вперед, приняв твердое решение, изменить которое теперь не могла никакая сила в мире. — Где вы остановились?
— Отель «Майот», — коротко ответил Глебов. — Это, кажется, недалеко от Триумфальной арки.
Она не видела ничего. Ни высокого серого здания, куда вошли, ни пожилого розовощекого портье, с понимающей улыбкой выдавшего ключ, ни оживленных туристов, ни своего отражения в зеркале лифта — ничего, кроме двух пар ног, шагающих рядом.
И, только переступив порог, поняла, что сморозила глупость, позабыв спросить, какой номер он снимает: одноместный или двухместный. Впрочем, сейчас даже это не имело уже никакого значения…
В квартире было тихо и спокойно. Нигде не горел свет, никто не томился ожиданием и не волновался о пропащей. Оно и понятно: море по рыбе не тужит.
А утром, за завтраком, намазывая тост джемом, Ив невозмутимо заметил:
— Ты напрасно вчера отослала Симону. Мне пришлось самому искать в холодильнике продукты, поскольку в девять тебя дома не было.
— Нашел?
— Да, но в будущем прошу таких ошибок не повторять. Это дискомфортно. — Он закончил обрабатывать подсушенный хлеб, с удивлением его осмотрел и положил на тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Что ж, — она вытащила ключ зажигания и лихо (?) закинула его в сумку, — пойдем топтать пятками французскую землю?
— Пойдем! — весело согласился покладистый гость.
Пятки они оттоптали добросовестно. Оглядели со всех сторон Лувр, прогулялись по саду Тюильри, посмаковали на скамье мороженое, вышли на набережную Лувра, прошлись пешком до площади Конкорд и прокатились на колесе обозрения, откуда полюбовались сверкающим огнями Парижем. А когда вернулись к машине, усталости как не бывало.
— Куда теперь? — весело поинтересовался экскурсант, позабыв о долге перед бумагами, которые требовали себя обмозговать.
Но напоминать об этом не стоило. Зачем? Никто никого не просил быть памяткой, а выше носа плевать — себя заплевать. Непонятное напряжение, возникшее при встрече, исчезло, и старые знакомые с удовольствием обсуждали самые разные темы — от политики в Москве до погоды в Париже. Слушая Глебова, Васса удивлялась: где же прежде были ее глаза и уши? Ну, ушам, положим, раньше работы не было, но глаза-то видели, куда же они смотрели! Тут услужливая память попыталась кое-что подсунуть для размышлений, но «забывчивая» живо ее заткнула, пообещав разобраться со всеми воспоминаниями на досуге. А сейчас просто хотелось, чтобы этот вечер минуты заменил часами, и часы перестали скакать безумцами от цифры к цифре, а угомонились да повели себя чинно, неспешно переползая через четкие деления. Она бросила взгляд на правое запястье. Угол между стрелками составил градусов пятнадцать, не больше, и его короткая линия с намеком уткнулась в восьмерку.
— Вот теперь у нас действительно полчаса. Как раз на чашку кофе. — Ответа Васса не услышала, а поворачивать голову вправо не стала.
Она вырулила на Елисейские Поля, залитые веселыми огнями, и покатила к Триумфальной арке. Там, неподалеку от площади Этуаль, неприкаянная парижанка присмотрела маленькое уютное кафе, куда повадилась захаживать последнее время. Сейчас они выпьют по чашке кофе, мило побеседуют. В лучшем случае вспомнят что-нибудь из давней жизни, в худшем — перемоют косточки погоде. А через двадцать минут она попросит счет и отвезет гостя в гостиницу. В девять мадам де Гордэ должна быть дома — пить другую чашку кофе, с другим человеком. Который незнамо как и так некстати оказался ее мужем. Внезапным, ошибочным и, похоже, временным.
Она даже не успела понять, что случилось. Просто из боковой улочки что-то вылетело с грохотом, обдало бензиновой вонью, проскрипело по правой дверце. Все произошло молниеносно: захват руля пассажиром, резкий визг тормозов и страшный удар впереди.
Синий «Форд» принял на себя мотоцикл, который, по всем статьям, должен был протаранить «Рено». Тут же раздался еще удар, но уже сзади, ее отбросило от руля, в который намертво вцепились чужие руки. Воздух наполнился криками, шумом, автомобильными гудками. Словно из-под земли выросла парочка ажанов и засуетилась впереди, на тротуаре застыли остолбеневшие от ужаса и любопытства зеваки.
— Я начинаю верить в Бога, — улыбнулся побелевшими губами Глебов.
Васса промолчала, с трудом приходя в себя. Она тупо уставилась на руль, где сцепились четыре руки, не в силах разжать мертвую хватку.
— Извините, — пробормотал Борис, отрываясь от ее сведенных судорогой пальцев, — я не хотел причинить вам боль.
— Боль ощущают живые, — возразила она, — это гораздо лучше, чем не чувствовать ничего. — И добавила, по-прежнему держась за эту чертову загогулину: — Спасибо! Вы второй раз спасли мне жизнь.
— Нам, — тихо поправил ее Глебов. — И это вселяет надежду, что лучшее впереди. Как говорят, спасение не приходит напрасно, у него всегда своя цель.
Две пары серых глаз пересеклись в полуметре друг от друга. По спине побежали мурашки, и почему-то захотелось вдруг оказаться далеко от этого места и от всех мест, вместе взятых. От других людей, богатых витрин, чужой речи, никчемных дней и пустых ночей. От всего, чем не живется — проживается. Захотелось почувствовать себя оплетенной этими сильными умелыми руками и, лениво закрыв глаза, позабыть о всех глупостях, сделанных до этой минуты. Так, наверное, чувствует себя заново рожденный, понимая, что прежняя жизнь была только преддверием будущей.
— Могу я попросить ваши документы, мадам?
— Да, конечно, — пробормотала Васса, открывая сумку.
Молодой полицейский с серьезным лицом принялся изучать права в тисненой кожаной обложке. Впереди завыла сирена, из машины с красным крестом выскочили санитары и побежали с носилками к тому, что раньше было «Фордом» и мотоциклом.
— Кто-нибудь погиб? — спросила она, боясь услышать «да».
— Двое, — лаконично ответил полицейский, возвращая права. — Прошу пока оставаться на месте, мадам, — предупредил он и направился к следующей машине. Но через минуту вернулся и доложил: — У вашего «Рено», мадам, разбита левая задняя фара и поврежден бампер.
Она молча кивнула в ответ, даже не пытаясь подняться с места. Все остальное время, пока полицейские выполняли свою работу — расчищали, расспрашивали, записывали, Васса и Глебов не проронили между собой ни слова. Слова плескались в горле, рвались с языка, и их было так много, что лучше молчать. По боковому стеклу постучал все тот же полицейский. Она нажала кнопку со стрелкой вниз.
— Да?
— Вы можете ехать, мадам.
— Спасибо! — ответила Васса и включила зажигание. Заводила не машину — себя и заведенным механизмом направилась вперед, приняв твердое решение, изменить которое теперь не могла никакая сила в мире. — Где вы остановились?
— Отель «Майот», — коротко ответил Глебов. — Это, кажется, недалеко от Триумфальной арки.
Она не видела ничего. Ни высокого серого здания, куда вошли, ни пожилого розовощекого портье, с понимающей улыбкой выдавшего ключ, ни оживленных туристов, ни своего отражения в зеркале лифта — ничего, кроме двух пар ног, шагающих рядом.
И, только переступив порог, поняла, что сморозила глупость, позабыв спросить, какой номер он снимает: одноместный или двухместный. Впрочем, сейчас даже это не имело уже никакого значения…
В квартире было тихо и спокойно. Нигде не горел свет, никто не томился ожиданием и не волновался о пропащей. Оно и понятно: море по рыбе не тужит.
А утром, за завтраком, намазывая тост джемом, Ив невозмутимо заметил:
— Ты напрасно вчера отослала Симону. Мне пришлось самому искать в холодильнике продукты, поскольку в девять тебя дома не было.
— Нашел?
— Да, но в будущем прошу таких ошибок не повторять. Это дискомфортно. — Он закончил обрабатывать подсушенный хлеб, с удивлением его осмотрел и положил на тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91