Поведала все подробности чудесного исцеления от страшной болезни, не утаила ничего. Кроме одного. Что исцеленной была будущая мадам де Гордэ. Придумала зачем-то мифическую подругу, на которую и натянула свою тогдашнюю судьбу. Для чего? Сама толком не знала. А целитель сидел сейчас с ее мужем в кабинете, попивал кофе и готовился к следующей победе. Что Глебов лавровый венок получит, Васса не сомневалась ни на йоту. Дал бы Бог только ума не проболтаться да не выдать ненароком наводчицу.
Заснуть долго не давал бестолковый ужин на троих и чашка кофе, легкомысленно выпитая на ночь. А может, все дело было в подчеркнуто вежливом тоне гостя и странном взгляде, перехваченном случайно.
Утро началось с сюрприза.
— Дорогая, — Ив аккуратно намазывал тост вишневым джемом, — у меня просьба. — Васса вопросительно посмотрела на мужа. — Мне бы хотелось, чтобы ты уделила сегодня господину Глебову пару часов. — Странное предложение, мягко говоря, озадачило. — Завтра он возвращается в Москву, я обещал показать ему до отъезда вечерний Париж. Подай, пожалуйста, сливки, дорогая, — перебил себя Ив, не забывая о насущном. Бесконечная «дорогая» молча придвинула фарфоровый кувшинчик. — Спасибо! Но, к сожалению, на вечер назначена важная деловая встреча, отменить которую никак не возможно. Не могла бы ты вместо меня развлечь нашего гостя? Ведь для русских увидеть Париж — мечта всей жизни. И мы не должны лишать его такой возможности. К тому же я очень надеюсь, что господин Глебов поможет Жаку, — вздохнул заботливый отец и подытожил: — Словом, этот человек нам нужен, и надо постараться, чтобы он остался доволен.
— Хорошо, — ответила Васса, — как скажешь. — Ее лицо оставалось невозмутимым. — Когда я должна быть готова?
— Жди моего звонка, дорогая. После пяти позвоню. А сейчас прости, дела. Безделье, конечно, приятно, особенно когда ты рядом, — мило улыбнулся муж. — Но, как утверждал Гораций, ничего жизнь не дает людям без великого труда, — важно изрек он азбучную истину. И поинтересовался снисходительно: — А что говорят по этому поводу русские? Ведь они — известные лентяи!
— Без труда не вынешь и рыбку из пруда, — машинально пробормотала на родном языке «лентяйка».
— Прекрасно! — неизвестно чему обрадовался великий труженик, клюнул щеку жены и поднялся из-за стола. — Пожелай мне удачи, дорогая. Если встреча пройдет успешно, нас ждет неплохая прибыль. — И вышел, не дожидаясь пожелания, осчастливив напоследок заманчивым посулом. Известное дело, чужим заработком лентяя приманить легко.
А может агрессия вызвать зубную боль? Да так, чтобы заныли разом все тридцать два? Чтоб заломило от ненависти, как от ледяной воды. От чужой глупости воспалился нерв, от барского высокомерия, от идиотской самонадеянности — от всего, чем дышал сейчас ее французский муженек. И этот тухлявый запашок просачивался в мозги, обволакивая каждую извилину и деградируя наивную идею попытать счастья на чужой стороне. Никогда еще Василиса Поволоцкая не чувствовала себя такой униженной. Как он сказал? Увидеть одним глазком Париж — для русских мечта всей жизни? Что ж, вполне возможно. Темных лапотников всегда привлекала просвещенная Европа. Там — ярче глазу, приятнее уху, сытнее желудку. Но среди этих глициний, взбитых сливок, оливок, пиний, щедрых виноградников и жадных виноделов, кичливых яхт, садовых нимфочек в фонтанчиках, фальшивых улыбок, пресных радостей — ломит зубы, ноют кости и болит душа. Рвется и просится домой, в Москву. К честному звонку будильника-трудяги, вдумчивой Стаське, куцей сирени под окном, к заполошенным соотечественникам, которые все ладят пятое колесо к телеге, к новым синякам и шишкам, обидам, обманутым надеждам, будущим иллюзиям — всему, с чем она взрослела и без чего не хочет стареть. Здесь балом правил Ив. Расчетливый, деловой, поверхностный прагматик, уверенный, что титулом и кошельком пристроил неразумную россиянку у теплой печки в земном раю. Сиди, дескать, глазей по сторонам, разевай рот, наслаждайся и не рыпайся. Знай только подставляй ладонь для франков, всегда найдется один-другой. Милый, наивный, бесхитростный Ванечка, пленивший ее в Москве, в Париже стушевался, сгинул на задворках французского великолепия, которым так гордился его титулованный собрат. Вспомнился Стаськин приезд — охи, ахи и восторги девушки, влюбленной в Родена, Дассена, Лелюша, Атоса и прочих героев галльского племени. Счастливая парижанка обрушила на любимую москвичку целый ворох здешних прелестей. Три вечера подряд Настя каталась по Сене, обмирая от восторга. В соборе Парижской Богоматери представляла себя Эсмеральдой, таращилась с разинутым ртом на «Сикстинскую мадонну» в Лувре. Влюбилась с ходу в Монмартр, припоминая Ренуара и Дега. Восхищалась Версальским замком, а в Шамборе и Шенонсо перешла ни с того ни с сего на шепот. Воображала, развалившись в серебристом «Рено». Смаковала омара в ресторане. А в аэропорту, прощаясь, тихо сказала:
— Прости, пожалуйста, но мне кажется, ты вернешься. — И, испугавшись собственной неуместной откровенности, поспешила добавить: — Но я могу и ошибаться.
Не ошибалась! Почуяла своим юным вздернутым носиком то, что давно стоило уразуметь зрелой, тертой, битой жизнью тетке — несовпадение. Нестыковку всего: миров, характеров, судеб. Да и вообще, надоело топтать чужую родину, хочется ковылять по своей. Но Ива сейчас она не оставит. Подловато ставить человеку подножку, когда у того в глазах темно. Вот прояснится с Жаком, тогда и с ними решится.
Пять минут шестого зазвонил телефон. Мадам Шабрель вплыла в гостиную и чопорно подала трубку хозяйке:
— Вас просит господин Ив.
— Спасибо, Симона, — приветливо улыбнулась та.
Холодные выцветшие глаза безразлично скользнули по смазливому лицу хитрой русской, сумевшей опутать хозяина, и сухая жердь в кокетливом кружевном фартучке поверх коричневого платья удалилась. Посрамленная авантюристка вздохнула и убавила звук телевизора.
— Слушаю!
— Добрый вечер, дорогая! Ты готова?
Чуткое ухо уловило едва заметные нотки упрека: мужа сначала приветствуют, а уж потом ведут разговор. Ведь знает же, кто в трубку дышит!
— Да.
— Прекрасно! Подъезжай к моему офису. У входа, в шесть часов тебя будет ждать наш гость. Я велю секретарю сопроводить его вниз. Тебе не стоит подниматься, дорогая, не трать на пустяки ценные минуты. Время — деньги, и отныне мы вкладываем их в господина Глебова. Ты продумала план?
— Да, — не моргнув глазом, соврала «дорогая».
— Прекрасно! Покажи ему, что сочтешь нужным, и угости кофе.
— Когда мне быть дома?
— Я вернусь в девять.
— Буду ждать.
— До встречи, дорогая!
В ухо шарманили гудки, но Васса их не слышала, переваривая двусмысленную фразу мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Заснуть долго не давал бестолковый ужин на троих и чашка кофе, легкомысленно выпитая на ночь. А может, все дело было в подчеркнуто вежливом тоне гостя и странном взгляде, перехваченном случайно.
Утро началось с сюрприза.
— Дорогая, — Ив аккуратно намазывал тост вишневым джемом, — у меня просьба. — Васса вопросительно посмотрела на мужа. — Мне бы хотелось, чтобы ты уделила сегодня господину Глебову пару часов. — Странное предложение, мягко говоря, озадачило. — Завтра он возвращается в Москву, я обещал показать ему до отъезда вечерний Париж. Подай, пожалуйста, сливки, дорогая, — перебил себя Ив, не забывая о насущном. Бесконечная «дорогая» молча придвинула фарфоровый кувшинчик. — Спасибо! Но, к сожалению, на вечер назначена важная деловая встреча, отменить которую никак не возможно. Не могла бы ты вместо меня развлечь нашего гостя? Ведь для русских увидеть Париж — мечта всей жизни. И мы не должны лишать его такой возможности. К тому же я очень надеюсь, что господин Глебов поможет Жаку, — вздохнул заботливый отец и подытожил: — Словом, этот человек нам нужен, и надо постараться, чтобы он остался доволен.
— Хорошо, — ответила Васса, — как скажешь. — Ее лицо оставалось невозмутимым. — Когда я должна быть готова?
— Жди моего звонка, дорогая. После пяти позвоню. А сейчас прости, дела. Безделье, конечно, приятно, особенно когда ты рядом, — мило улыбнулся муж. — Но, как утверждал Гораций, ничего жизнь не дает людям без великого труда, — важно изрек он азбучную истину. И поинтересовался снисходительно: — А что говорят по этому поводу русские? Ведь они — известные лентяи!
— Без труда не вынешь и рыбку из пруда, — машинально пробормотала на родном языке «лентяйка».
— Прекрасно! — неизвестно чему обрадовался великий труженик, клюнул щеку жены и поднялся из-за стола. — Пожелай мне удачи, дорогая. Если встреча пройдет успешно, нас ждет неплохая прибыль. — И вышел, не дожидаясь пожелания, осчастливив напоследок заманчивым посулом. Известное дело, чужим заработком лентяя приманить легко.
А может агрессия вызвать зубную боль? Да так, чтобы заныли разом все тридцать два? Чтоб заломило от ненависти, как от ледяной воды. От чужой глупости воспалился нерв, от барского высокомерия, от идиотской самонадеянности — от всего, чем дышал сейчас ее французский муженек. И этот тухлявый запашок просачивался в мозги, обволакивая каждую извилину и деградируя наивную идею попытать счастья на чужой стороне. Никогда еще Василиса Поволоцкая не чувствовала себя такой униженной. Как он сказал? Увидеть одним глазком Париж — для русских мечта всей жизни? Что ж, вполне возможно. Темных лапотников всегда привлекала просвещенная Европа. Там — ярче глазу, приятнее уху, сытнее желудку. Но среди этих глициний, взбитых сливок, оливок, пиний, щедрых виноградников и жадных виноделов, кичливых яхт, садовых нимфочек в фонтанчиках, фальшивых улыбок, пресных радостей — ломит зубы, ноют кости и болит душа. Рвется и просится домой, в Москву. К честному звонку будильника-трудяги, вдумчивой Стаське, куцей сирени под окном, к заполошенным соотечественникам, которые все ладят пятое колесо к телеге, к новым синякам и шишкам, обидам, обманутым надеждам, будущим иллюзиям — всему, с чем она взрослела и без чего не хочет стареть. Здесь балом правил Ив. Расчетливый, деловой, поверхностный прагматик, уверенный, что титулом и кошельком пристроил неразумную россиянку у теплой печки в земном раю. Сиди, дескать, глазей по сторонам, разевай рот, наслаждайся и не рыпайся. Знай только подставляй ладонь для франков, всегда найдется один-другой. Милый, наивный, бесхитростный Ванечка, пленивший ее в Москве, в Париже стушевался, сгинул на задворках французского великолепия, которым так гордился его титулованный собрат. Вспомнился Стаськин приезд — охи, ахи и восторги девушки, влюбленной в Родена, Дассена, Лелюша, Атоса и прочих героев галльского племени. Счастливая парижанка обрушила на любимую москвичку целый ворох здешних прелестей. Три вечера подряд Настя каталась по Сене, обмирая от восторга. В соборе Парижской Богоматери представляла себя Эсмеральдой, таращилась с разинутым ртом на «Сикстинскую мадонну» в Лувре. Влюбилась с ходу в Монмартр, припоминая Ренуара и Дега. Восхищалась Версальским замком, а в Шамборе и Шенонсо перешла ни с того ни с сего на шепот. Воображала, развалившись в серебристом «Рено». Смаковала омара в ресторане. А в аэропорту, прощаясь, тихо сказала:
— Прости, пожалуйста, но мне кажется, ты вернешься. — И, испугавшись собственной неуместной откровенности, поспешила добавить: — Но я могу и ошибаться.
Не ошибалась! Почуяла своим юным вздернутым носиком то, что давно стоило уразуметь зрелой, тертой, битой жизнью тетке — несовпадение. Нестыковку всего: миров, характеров, судеб. Да и вообще, надоело топтать чужую родину, хочется ковылять по своей. Но Ива сейчас она не оставит. Подловато ставить человеку подножку, когда у того в глазах темно. Вот прояснится с Жаком, тогда и с ними решится.
Пять минут шестого зазвонил телефон. Мадам Шабрель вплыла в гостиную и чопорно подала трубку хозяйке:
— Вас просит господин Ив.
— Спасибо, Симона, — приветливо улыбнулась та.
Холодные выцветшие глаза безразлично скользнули по смазливому лицу хитрой русской, сумевшей опутать хозяина, и сухая жердь в кокетливом кружевном фартучке поверх коричневого платья удалилась. Посрамленная авантюристка вздохнула и убавила звук телевизора.
— Слушаю!
— Добрый вечер, дорогая! Ты готова?
Чуткое ухо уловило едва заметные нотки упрека: мужа сначала приветствуют, а уж потом ведут разговор. Ведь знает же, кто в трубку дышит!
— Да.
— Прекрасно! Подъезжай к моему офису. У входа, в шесть часов тебя будет ждать наш гость. Я велю секретарю сопроводить его вниз. Тебе не стоит подниматься, дорогая, не трать на пустяки ценные минуты. Время — деньги, и отныне мы вкладываем их в господина Глебова. Ты продумала план?
— Да, — не моргнув глазом, соврала «дорогая».
— Прекрасно! Покажи ему, что сочтешь нужным, и угости кофе.
— Когда мне быть дома?
— Я вернусь в девять.
— Буду ждать.
— До встречи, дорогая!
В ухо шарманили гудки, но Васса их не слышала, переваривая двусмысленную фразу мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91