— Тогда возьми это, — проговорила она и наклонилась, чтобы развязать сандалии. — Что стоишь как столб? — улыбнулась девушка и указала на пустой крюк для одежды. — Повесь туда.
Петрониус кивнул, не в силах отвести взгляд от Зиты. Под коричневым платьем оказалась белая, тончайшей работы сорочка, облегавшая тело. Зита подобрала подол и сняла ее. Теперь она стояла перед Петрониусом нагая. Художник взял сорочку, от которой исходил такой сильный запах женщины, что ему захотелось прижать ткань к лицу. Подмастерье рассматривал Зиту с нескрываемым вожделением.
— А теперь иди и повесь одежду туда.
Она снова показала на пустой крюк, затем подняла сандалии и протянула Петрониусу. Тот машинально повесил все на место, а когда вернулся, был смущен и не знал, что делать со своими руками.
— Теперь раздевайся ты, а я повешу твою одежду.
Совершенно смущенный, подмастерье начал раздеваться.
— Зита, я… — заикаясь произнес Петрониус, развязывая ремень и снимая башмаки.
Штаны упали на пол, Зита подняла их и набросила на руку.
— Ты прекрасна! — пробормотал подмастерье.
— Ну, давай же. Они ждут, — поторопила девушка, указывая глазами на проход, в который уже заглянул кто-то из членов братства.
Петрониус торопливо снял рубашку и протянул Зите. Тело выдавало его. Зита улыбнулась:
— Такое случается. Через какое-то время проходит.
Зита смотрела Петрониусу в глаза. Неожиданно он схватил ее за руку и притянул к себе. Девушка не сопротивлялась. Юноша чувствовал мягкие волоски на ее теле, Зита отбросила голову назад, и ее волосы рассыпались по плечам. Она стояла, выгнувшись полумесяцем.
— Отпусти меня, Петрониус. Мы понимаем, что воздержания нельзя добиться легко и сразу. Но серафимская любовь — любовь ангелов в раю — чиста. Мы — дети первого сада, сыновья и дочери Господа, какими были Адам и Ева. Все движения человеческого тела для нас священны, и телесное слияние тоже. Господь создал мужчину и женщину одинаковыми, проклял их тягой друг к другу. Но мы воздерживаемся от наших желаний во время литургии. Возьми себя в руки.
Зита высвободилась из его объятий и повела Петрониуса вверх по лестнице через дверь часовни. Часовня не была такой голой и холодной, как в тот день, когда юношу принимали в братство и он должен был выдержать жуткий экзамен перед братьями и сестрами. Теперь пол покрывал мягкий зеленый ковер, на стенах висели голубые шторы. Свечи на деревянных подсвечниках освещали помещение, так как окна тоже были завешены. Перед ними на полу уже расположились мужчины и женщины, словно первые жители рая. Петрониус обратил внимание, что они сидят по двое.
— И Адам вел Еву за руку и посадил рядом, чтобы делить с ней пищу и постель, — прошептала Зита.
Девушка тоже опустилась на пол и потянула Петрониуса за собой. Церковный служка протянул им шелковую подушку. Петрониус видел, что присутствующие рассматривают друг друга, но их не волнуют нагота, украшения, ранг и положение в обществе, богатство или нищета. Они интересуются человеком.
— Все, кто входит сюда, — прошептала Зита, опускаясь на колени, — равные среди равных, все — дети рая. Мужчины и женщины не отличаются друг от друга ничем, кроме тела.
Там, где обычно находился алтарь, стояла картина. Ее подмастерье заметил сразу. Во время первой встречи с адамитами картина была еще не закончена. Теперь она имела ясные очертания. Лишь в кое-каких местах отсутствовал последний слой краски и некоторые штрихи. Поэтому часть фигур оказались размыты.
— Это наше вероисповедание, Петрониус, — проговорила Зита, указывая на картину. — Мы смотрим из нашего мира на рай. Невинная жизнь, радостное общение друг с другом, свободное от низменных желаний. И мужчины, и женщины имеют одинаковые права и обязанности. Это — настоящий рай!
Петрониус кивнул, хотя не был согласен с такой трактовкой картины. Пейзаж в перспективе первой части триптиха переходил во вторую часть. Зритель смотрел на мир сверху, парил над ним, словно дух. Но что-то изменилось, стало нечетким. Людей встречал не настоящий рай, а — Петрониус не мог пока объяснить, ему нужно было подумать — измененное небесное царство, светский мир желаний и вожделений, в котором, как правильно заметила Зита, отсутствовало осознание вины.
В часовню вошел священник — высокий, широкоплечий, лысый мужчина. Петрониус скорее назвал бы его кузнецом. Священник обвел приход взором. Единственной одеждой ему служила сплетенная из грубой травы епитрахиль, которую он набросил как символ положения священнослужителя. Священник встал перед верующими и начал проповедь, что на время отвлекло Петрониуса от картины учителя.
После приветствия и вступительной молитвы священник запел «Kyrie». Что означало, насколько аугсбургский художник знал христианские обычаи, нарушение традиций проведения мессы. Здесь должно было идти покаяние. «Я признаю, Господь всемогущий, что я не сделал добра, а сделал зло — я согрешил в мыслях, словах и делах». Однако ни одного слова об этом не слетело с губ священника. За «Kyrie» шла «Gloria», которую повторяли лишь некоторые верующие.
Петрониус почувствовал, что Зита слегка придвинулась к нему, их бедра соприкоснулись. От ощущения близости тела Зиты у Петрониуса по спине побежали мурашки. Он почувствовал запах ее тела.
Затем священник перешел к чтению:
— «Вслед за этим дух повел Иисуса в пустыню, чтобы подвергнуть искушению. Сорок дней он голодал, и тогда к нему подошел искуситель и сказал: „Ты — Божий сын, скажи, чтобы эти камни стали хлебом“. Но ответил Иисус: „Не хлебом единым жив человек, а каждым словом, произнесенным устами Бога“».
Священник процитировал это место наизусть. Воцарилась тишина, в которой легкое дрожание волосков на теле показалось Петрониусу землетрясением. Зита не удостаивала его даже взглядом. Как завороженная она слушала проповедь, а подмастерье не мог понять, что привлекает его больше: картина или сидящая рядом обнаженная женщина.
— Если мы живем словом, как нам создать слова, — продолжал священник, — похожие на звезды, ясные и точные? Давайте искать эти звездные слова в нашем мире, они осветят нам путь во тьме и будут светить днем ярче солнца, чтобы указать правильный путь. Крестьянам звезды укажут работу, морякам помогут в плавании, а математикам — в наблюдениях и расчетах. Так ясны указания Бога, что даже крестьяне и моряки, не умеющие читать их, поймут звезды.
Мысли Петрониуса снова вернулись к картине. Священник говорил о картине и о точности, с которой выполнено ее послание . Несмотря на прохладный воздух, Петрониус почувствовал, как в часовне возросла влажность от испарений тел, как влага оседает на стенах, как по спине сбегают тонкие струйки, впитываясь в ковер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83