— Зита, подожди же! — воскликнул Петрониус вполголоса, но девушка уже исчезла за колоннами.
Его голос прозвучал среди леса колонн, словно низкий аккорд арфы. На заднем плане, черные и величественные, еще стояли декорации вчерашнего представления.
— Ваша любовь должна быть незапятнанной и безгрешной, облаченной в ангельские одежды, так записано в одном из наших пророчеств.
Петрониус закрыл глаза и слушал мелодию голоса Зиты, не обращая внимания на смысл слов. Зита бегала вокруг колонн, и ее голос, казалось, доносился со всех сторон.
— И Троица склонилась к земле, туда, где находятся корни всего сущего, и в глубокой любви создала нас, одно тело и одну душу, громче воды и звонче пения птиц, и красивыми, как отражение солнца.
Последние слова Зита прошептала ему на ухо. Она оплетала его своим голосом будто сетью.
— Всякая любовь, которую мы чувствуем, есть любовь Бога, Петрониус, и потому она чиста, не растрачена и откровенна.
Петрониус открыл глаза и посмотрел в небо, которое сквозь незаконченные своды собора казалось еще глубже, чем на улице. Он осторожно потянул девушку к себе и указал на небосклон, где уже появились первые звезды.
— Я хочу полететь с тобой туда, Зита, — прошептал он и обнял ее. — И на всем пути я хотел бы…
Возбужденный мелодичным и ласковым голосом Зиты, Петрониус начал гладить ее грудь, но Зита отвергла ласки, будто он оскорбил ее.
— Разве я не пыталась объяснить тебе, что имею в виду? Ты глупец, ты не слушаешь меня! Что было, то прошло. Момент слабости переполнил нас чувствами. Такого не должно было произойти. Братство не знает телесной любви, не знает слияния полов до вступления в брак. Мы как Адам и Ева. Мы не ведаем наслаждений и влечения до брака. Ты понимаешь, Петрониус? Только после брака мы становимся свободными и отдаемся зову плоти без меры, что церковь предписывает выполнять как обязанность для воспроизведения себе подобных. Брачный союз — непрерывный соблазн. Но только он!
Петрониус словно получил пощечину. Что происходит? О чем она говорит?
— Я думал, ты испытываешь ко мне такие же чувства, как и я. Я думал, наша встреча…
Зита топнула ногой.
— Это так. Встреча! Ее не должно было быть. И что произошло, не должно было произойти. Мы отведали плод, Петрониус, запретный для братьев и сестер свободного духа, для тебя и меня.
Зита закрыла лицо руками, будто готовая расплакаться.
— Но как мы должны любить, если нам нельзя соединяться?
Петрониус подошел к Зите и обнял ее. Девушка не возражала, она положила голову на его плечо и тяжело вздохнула.
— Как Адам и Ева, в полной невинности, — глухо прозвучал ее голос.
Петрониус ошеломленно покачал головой:
— Не знаю, смогу ли я так.
Вместо ответа Зита высвободилась из его объятий, взяла за руку и повела в сторону часовни.
— Пошли, братство ждет нас.
Петрониус снова удивился. Все было лишь прелюдией к службе. Зита преподала ему урок перед выходом к братству.
Они быстро пробирались между колонн к хорам. У входа в часовню Зита трижды постучала условным стуком, и дверь открылась. В передней комнате Зита разделась и протянула одежду Петрониусу, чтобы тот повесил ее на крючок, а потом разделся сам. Рука об руку они спустились на три ступеньки ниже, в часовню, где священник уже начал объяснять картину. Зита и Петрониус присели рядом и сосредоточились на разъяснениях.
— …происходит посвящение в тайну acclivitas. Дорога на вершину — это не то, о чем надо раструбить, знающие должны рассказать незнающим. Невеста посвящает своего жениха, жена — мужа, священник — паству в тайных, личных беседах. Видите юношу, расположившегося рядом с девой? У него на голове знак жениха, плод сливы. Он посвящен в нашу любовь и держит…
Петрониус начинал постепенно осознавать, что эта часть картины есть учение учений, урок уроков. Люди сообщают друг другу сведения, предназначенные не для всяких ушей. Группами по два, три, пять человек они стоят и слушают одного, который рассказывает то, что знает. Он поучал, давал указания, раскрывал тайны, а мужчины и женщины опускали глаза. И подмастерье знал, какая мистерия открывалась их взору, ибо там присутствовали символы, которые можно трактовать лишь однозначно: вишни, сливы, земляника, ежевика. Все эти знаки так или иначе указывали на любовь. Вишня предсказывала плодовитость, но не более чем слива указывала на посвящение женщин в тайны вожделения.
— …знающий в башне, через которую жаждущие ученики, посвященные и обученные ритуалу, отпускаются в рай, на низшую тропу брачной плодовитости, показывает карпа, отяжелевшего от икры. Мы жалуемся на счастье этого мира. Мы привносим в него смех и надежду, любовь и нежность. Мы отказываемся от грубого наслаждения животной стороной нашей жизни, так как Бог создал на шестой день сотворения не зверей, а…
В то время как Петрониус рассматривал сцену, на которой священник вел под венцом жениха и невесту и наставлял их в знании адамитской любви, а прямо под ними лежала, тесно прижавшись, влюбленная пара, на ум художнику пришла Зита. Она сидела рядом, слегка наклонившись вперед, нагая, как образ на картине Босха. Грудь с маленькими темными сосками поднималась и опускалась. Девушка сложила руки на коленях, ее темные волосы спадали до самого пупка. Все это — назойливые слова священника, женщина рядом с ним, запах ее кожи и аромат лаванды — подействовало на его плоть.
Петрониус попытался скрыть сие неприятное обстоятельство. И именно в этот момент священник посмотрел в его сторону, запнулся и обескураженно уставился на чресла подмастерья. Петрониус попытался прикрыть восставшую плоть руками, но священник невольно привлек внимание общины к нему. Петрониусу не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать, пока возбуждение не пройдет. Зита повернула голову и посмотрела на него, ее лицо густо покраснело. В отчаянии подмастерье протянул к ней руку, но она вскрикнула, вскочила и побежала к алтарю. Оцепенение прошло, и священник набросился на Петрониуса:
— Исчезни, недостойный! Тот, чье тело является лишь сосудом для похоти и греха, должен очиститься и только тогда открыть дверь в рай, когда он преодолеет дух сатаны в себе.
Петрониус встал и, опустив глаза, прикрывая восставшую плоть одной рукой, другой прокладывал себе дорогу к выходу. Он быстро схватил одежду и убежал в прохладу соборных колонн.
XV
— Я видел убийцу!
Длинный Цуидер был бледен. Он нервно чесал струп на голове и ковырял шрамы на руках так, что они стали кровоточить.
— Нищих не хотели пускать на представление, и я вошел с заднего входа. Грандиозная постановка. Бесспорно! А для инквизитора — пощечина.
Цуидер рассмеялся и закашлялся. Затем притянул к себе Петрониуса и показал на стену, где находилась дверь, в которой прошлый раз исчез инквизитор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83