— Кроме того, я могу передать вас в руки властей.
Харден почувствовал, что лицо выдало его.
Офицер улыбнулся.
— Ага, в это вы поверили? Сэр, можете верить всем моим словам. — Его улыбка исчезла. — Так как вы собираетесь обнаружить цель?
— Радаром.
— Какой радиус действия?
— Пятьдесят миль.
— Пятьдесят миль? Очень неплохо для радара.
— Я сам его построил.
— Пятьдесят миль... Предупреждение вы получите за три часа, если ваша цель движется со скоростью шестнадцать узлов. При условии, что вы сначала сблизитесь с нею на расстояние пятьдесят миль. — Глаза офицера почти полностью закрылись, и он почесал пальцем подбородок. — Мало. Я не могу допустить такой ненадежности.
— Вы не можете допустить! — взорвался Харден. — Черт побери, о чем вы говорите?!
— Я хочу, чтобы вы совершили задуманное.
— Тогда отпустите меня.
— Я настаиваю, чтобы вы совершили задуманное.
— Я учту ваши слова.
Офицер улыбнулся.
— Сэр, вы не только учтете мои слова. Вы сделаете все точно так, как я скажу вам.
— Нет, — покачал головой Харден. — Не выйдет.
— Я уже говорил вам, что могу с вами сделать.
— Чего вы от меня хотите?
— Я хочу того же, чего хотите вы. И я могу вам помочь. Я могу выследить вашу цель. Я могу предупредить вас о любых изменениях ее маршрута. Я буду знать ее местонахождение в любой момент и дам вам сигнал к атаке.
— Что вы хотите на самом деле?
— Это не имеет значения, доктор Харден. Скажите спасибо, что я подношу вам «Левиафан» на блюдечке с голубой каемочкой.
Офицер положил пистолет в карман и подошел к радио над штурманским столом.
— Идите сюда, доктор Харден.
Он включил радио и стал крутить ручки.
Харден приблизился к нему. Офицер сел за стол, нашел карандаш и клочок бумаги и написал: МО.
— У вас хорошее радио, — сказал он. — Я даю вам фальшивые позывные. МО — «Гольф» — «Майк» — «Отель» — «Номер». Я устрою так, чтобы их официально зарегистрировали. Отвечайте ими на мои позывные. Когда вы планируете атаковать?
— Через три или четыре недели.
— Я свяжусь с вами на следующей неделе, потом еще через неделю, а затем — каждый вечер. В восемь вечера по гринвичскому времени. В 20.00. Нужно договориться о коде, потому что связываться мы будем через ретрансляционную радиостанцию в Портише.
— А что, если я не отвечу?
— Отпустив вас, доктор Харден, я, конечно, не смогу заставить вас ничего не сделать. Но мне трудно поверить, что вы не хотите иметь информацию о точном местоположении «Левиафана». Или я ошибаюсь?
— Вы правы, — уступил Харден. И добавил, хотя и понимал, что ответа не дождется: — Но я хочу знать, как вас зовут и на кого вы работаете.
Равномерный шум, доносящийся из радио, прервал оглушительный треск.
— Мерзость! — прорычал офицер и поспешно выключил радио.
— Что это было? — спросил Харден.
— "Русский дятел". Они испытывают новый радар для слежения за американскими ракетами, который заглушает короткие волны по всей Англии. Если эта гадость начнется, когда мы будем на связи, я снова выйду в эфир через пять минут. Эти штучки обычно продолжаются недолго.
— Кто вы? — повторил свой вопрос Харден.
— Я не хочу лгать и поэтому скажу, что меня зовут Майлс и что я связан с одним демократическим государством, которое нуждается в новом оружии.
— А при чем тут я? — спросил Харден.
— Вы будете прототипом.
— Прототипом чего?
— Прототипом оружия.

Книга вторая
Глава 10
Ветер проверял на прочность паутину стальных тросов между гигантским кораблем и длинным узким пирсом. Ветер был слабым — легкий июльский бриз, — а тросы толстыми, но корпус «Левиафана» высотой в сто футов и длиной в тысячу восемьсот футов работал как огромный парус.
Двенадцать тросов, удерживая корабль у причала, испытывали чудовищное напряжение. Они были туго натянуты, разделяя огромную палубу как изгороди, слишком низкие, чтобы под ними можно было пролезть, и слишком высокие, чтобы перешагивать их без усилий.
Ветер дул с юго-запада, и, поскольку «Левиафан» стоял у причала носом на север, самое большое напряжение испытывали кормовые швартовы, около которых стюарды-пакистанцы грузили на борт ящики с мясом и овощами. За несколько секунд скорость ветра поднялась от трех до пяти узлов. Экран радара на мостике танкера показал, что корма корабля еще на три дюйма отошла от причала.
* * *
Саутгемптонскому лоцману пришло в голову, что танкер без груза выглядит как-то неприлично. Пустой «Левиафан» высоко поднимался над водой. Верхние пятьдесят футов его корпуса были окрашены в ровный черный цвет, но под ними находились еще пятьдесят футов, выкрашенных в красный цвет; когда корабль был нагружен, нижняя часть скрывалась под водой. Там, где механизмы соскребли водоросли и ракушки, корпус был поцарапан, но, что самое главное, большой бульбовидный выступ, толстый, неприличный отросток на носу танкера, обычно скрытый морем, сейчас выступал из воды. Лоцман испытывал такое ощущение, будто его посвятили в тайну природы, показали нечто вроде подводной части айсберга.
Одному из его коллег довелось предыдущей ночью управлять этим монстром, и он был откровенно зол. Он считал, что спускать на воду такой большой корабль — наглость, не говоря уже о том, чтобы заводить его в Саутгемптонскую акваторию. Рядом с «Левиафаном» нефтеперегонный завод казался просто карликом.
Плавать на таком чудовище с его огромной инерцией даже в открытом море — то еще удовольствие, но водить его по гавани — просто безумие, потому что ни одно место, где пришвартован этот монстр, не могло быть в безопасности, пока он не уйдет. Чем крупнее корабль, тем сильнее он подвержен действию ветра, приливов и течений. Их можно победить только изяществом, но не размером.
Танкер был оборудован новейшими электронными приборами, причем некоторые из них разрабатывались специально для него, и капитан знал положение корабля с точностью до фута, а скорость — с точностью до дюйма в секунду. Лоцман мог пользоваться этими приборами, но никогда не полагался только на них. Он был опытным моряком — двадцать лет провел в море — и знал, что из-за колоссальной инерции «Левиафана» приборы могли сказать только то, что происходит в данный момент. Прошлой ночью был абсолютный штиль, однако понадобилось шесть самых мощных буксиров, чтобы удержать танкер на месте.
А сейчас дул ветер. Лоцман весь день следил за погодой, со страхом ожидая ночи. Ветер начал задувать с запада после полудня. Прогноз утверждал, что после наступления темноты он может усилиться. Если «Левиафан» окажется на пути ветра, танкер можно будет остановить, только выбросившись на мель.
В течение всего дня лоцмана преследовало ужасное видение: гигантское судно теряет управление, беспомощно дрейфует, врезается в другой корабль, тонкая оболочка его корпуса прорывается, остаточные газы в резервуарах вспыхивают, как термитная бомба, уничтожая в гавани все живое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106