Жара спала, от реки веяло прохладой. Вода, наверное, была теплее парного молока, но Горин за все лето так ни разу и не искупался. Точнее, не делал он этого несколько последних лет: после того случая на Ниле Артем стал испытывать необъяснимый страх перед всевозможными озерами, реками и прудами. Это даже был не страх, а какое-то подсознательное, рефлекторное табу — он попросту не мог заставить себя подойти к воде достаточно близко.
«Без палящего солнца так хорошо», — подумал он.
Уходить совершенно не хотелось, и Артем стоял на мосту до тех пор, пока не заныла нога. Он, прихрамывая, направился к машине. Когда Горин наступал на больную ногу, то неумолимо получал порцию боли, которая с каждым шагом словно захватывала все больше и больше его плоти. Боль словно расползалась от больного места все выше по телу.
До машины было не более пяти шагов, но он понял, что не успеет их сделать. Таблетки в бардачке…
Опередив судорожный приступ, Артем присел на асфальт и тут же распластался на нем от болевой вспышки. Он пополз к автомобилю, волоча за собой ногу. Казалось, что мышцы выворачивает наизнанку какой-то неведомой силой. От боли темнело в глазах, Горин ничего не видел и полз, лишь примерно сознавая, в каком направлении находится его «девятка».
Когда пальцы нащупали замок, Артем открыл дверцу и, приложив невероятное усилие, чтобы привстать, рухнул внутрь салона, сильно ударившись головой о подлокотник на пассажирской дверце. Но эта боль даже не почувствовалась на фоне той, что исходила из ноги и заглушала все остальные чувства. Горин распахнул перчаточный ящик, нашарил пузырек с таблетками, проглотил парочку, с трудом проталкивая их через пересохшее горло, и уронил голову на сиденье, вцепившись зубами в обивку. Все, что теперь оставалось — ждать, когда боль под действием сильнодействующих химикатов начнет отступать…
— Молодой человек, с вами все в порядке? — раздаюсь где-то очень далеко. — Вы меня слышите?
Артем приподнял голову и обнаружил себя лежащим поперек передних сидений «девятки» и скорчившимся в неудобной позе. Нога уже не болела — лишь слегка постанывала в такт биениям сердца. Горин, опираясь на затекшие руки, неуклюже выбрался из салона и встал, выпрямившись, держась на всякий случай за дверцу. Свежий воздух немного привел его в чувство.
— Может, вам «Скорую» вызвать? — раздалось уже совсем близко. — У нас телефон с собой…
Только сейчас Горин заметил в паре метров от себя девушку, лицо которой трудно было разглядеть в связи с плохой освещенностью этого участка улицы. Артем лишь различил, что у девушки были мокрые волосы и полотенце, перекинутое через плечо. Кажется, она была в купальнике.
— Мы шли по набережной и вдруг видим — ноги из машины торчат…
«Мы», — подумал Артем и пригляделся — поодаль стояло еще две фигуры: мужчина и женщина.
— Как вы? — спросила девушка.
— Уже лучше, спасибо, — ответил Горин. — Тоже купался сегодня весь день и, кажется, слегка переутомился.
— Лена! — раздался из темноты нетерпеливый мужской голос.
— Ну тогда ладно, всего вам хорошего, — произнесла Лена.
— Как все-таки приятно, когда кто-то заботится о тебе, — произнес Артем вслед уходящей девушке.
В темноте трудно было ориентироваться, но ему показалось, что когда Лена обернулась, на ее лице была улыбка.
Артем забрался в «девятку», завел ее и включил фары. Пора было возвращаться. Теперь дома совсем пусто: никто не встретит у порога, тычась мохнатой мордой, никто не будет ночью подвывать и подергивать лапами, видя свои собачьи сны. Пожалуй, Полкан остался в этом мире последним существом, которому еще была небезразлична судьба Горина…
«Неправда! — вспыхнуло в мозгу. — Есть еще…» Мысль тут же угасла, так и не успев оформиться.
У подъезда фары «девятки» осветили борт микроавтобуса с надписью «Родничок». В самом подъезде оказалось непривычно темно. Сзади хлопнула дверца…
— Артем Михайлович?
Горин обернулся: возле микроавтобуса обозначился чей-то силуэт.
— Да, а в чем дело? — отозвался он, машинально ища рукой отсутствующую кобуру.
— Мы вас уже полдня ждем. У вас утечка воды в ванной, соседи жалуются, — монотонно бубнил силуэт у микроавтобуса, но с места не двигался.
«Что за чушь?» — подумал Артем, медленно отступая в темноту.
Он успел подумать, что лампочка вывернута не случайно. Двигатель микроавтобуса завелся, машина чуть сдала назад, словно собираясь уезжать, но затем снова приблизилась, напрочь перекрыв решеткой радиатора выход из подъезда.
Но прежде чем фары микроавтобуса ослепили Горина, буквально за какую-то долю секунды до этого, он вдруг понял, что кроме него в подъезде сейчас находится еще кто-то. Тот, кто затаился в темноте и напряженно ждал, когда подъезд осветится.
И свет вспыхнул. Артем зажмурил глаза, успев разглядеть трех крепких ребят в темных очках, которые защитили их зрение от внезапного освещения. Горин не сопротивлялся, когда ему заломили руки, а в нос ударил резкий отупляющий запах хлороформа…
Это происходит в среднем каждые триста лет с тех самых пор, как одержимый проклятьем Кархашим был повержен доблестным Тумалехом. Случается это в наиболее жаркие годы, когда засуха порабощает все живое. Когда днем нещадно палящее солнце сжигает траву, а ночью в небе можно увидеть необычно яркую звезду. Когда люди и животные заболевают страшной чумой, от которой выпадают волосы и ногти, а вместо пота на теле выступает кровь.
В такое страшное время у одной из крокодилиц, в кладке оказывается черное яйцо. Крокодилица-мать аккуратно уложит яйца в песок и больше уже никогда не вернется к ним. А вскоре это место покинут и все остальные аллигаторы, хотя для этого им тоже придется бросить свое потомство.
Пройдет какое-то время, и на свет появится он — Черный Аллигатор. Его тело — словно обуглившееся при пожаре дерево. Лишь безжизненные белки глаз выделяются на фоне этой черноты. Он рождается слепым и остается слепым навсегда, ибо Тумалех, повергнув Кархашима, запретил ему взирать на бога Солнца.
Изо всей кладки Черный Аллигатор рождается единственным способным к жизни. Его собратья тоже не увидят солнца, но лишь потому, что черный первенец, едва освободившись от скорлупы, тут же искромсает все остальные яйца и пожрет своих не родившихся сородичей.
После этого, подставив солнцу поглощающую свет спину, он уползет в джунгли, в тропические болота, чтобы повзрослеть и стать исчадием мира мертвых, проклятием мира живых.
Тогда же, помимо чумы, люди в близлежащих селениях сталкиваются с невиданными вспышками ярости: псы схватываются друг с другом и бросаются на своих хозяев, да и сами люди становятся раздражительными и озлобленными. Достаточно малейшего повода для начала раздоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142