И Чужих Крыс, которые недавно стали появляться. И еще машины.
Под машиной погибла мать Шурша.
Было еще светло, но уже начало потихоньку смеркаться, да и листва не вся облетела. Разведчики короткими, стремительными перебежками продвигались к родному подвалу. Они зашли очень далеко. Шурш начал успокаиваться и теперь уже гордился, что они с дядей самые отважные и лучшие разведчики Серого племени.
Места были уже знакомые, знакомые запахи вокруг. Шурш уже весело вертел головой, высматривая кого-нибудь знакомого, чтобы похвастаться.
Дядина мысль хлестнула почти болезненно.
«Страх!»
Шурш мгновенно, мячиком, скакнул в кусты. Из-за угла бесшумно, невероятно бесшумно выехала черная блестящая машина. Она странно изогнулась, словно обтекая мусорный контейнер. Она поводила носом из стороны в сторону, словно вынюхивала их!
«Беги!» – пронзил голову крик дяди. Промелькнули мысли о том, что надо предупредить Совет, а потом был уже настоящий крик, страшный, пронзительный. Хруст грудной клетки под колесами был оглушительнее грома. Крик оборвался.
У Шурша отнялись лапки. Он дрожал от ненависти и горя, глядя на черную машину, утекающую куда-то в закоулки задних дворов. Дядя неподвижно лежал на асфальте. Ребра были раздавлены, расплющены, внутренности кровавой кашей размазаны по асфальту. Мудрые черные бусинки-глаза застыли, и Шурш словно читал в них последнюю мысль-вопль – беги, скажи Совету!
Шурш заплакал от огромного горя. Он плакал и стонал всю дорогу до подвала.
«Я отомщу. Отомщу! – в душе повторял он. – Отомщу!»
Из мусорного контейнера неторопливо выбралась огромная Чужая Крыса. Казалось, что в голове у нее горит лампочка – из ее глазниц и пасти струился багровый свет. Передней лапой, неприятно похожей на недоразвитую человеческую руку, крыса подняла с асфальта за хвост раздавленное тельце. Облизнулась длинным красным языком и заглотила трупик. Затем повернулась и шмыгнула в тень башни, недостроенной темной высотки на месте снесенного старинного особняка.
Кобеликс и Остервеникс были весьма примечательными псами. Кобеликс был породист и по папе, и по маме. Только папа и мама были разных пород. И потому плод страстной любви стаффорда и догини оказался на улице. В драке у него сносило крышу, и соперников он рвал в клочья, даже тех, что были больше и сильнее его. Сучки от него просто млели. В общем, Кобеликс был конкретно Кобеликсом.
Его закадычный друг, помесь всех овчарок на свете, Остервеникс долго проработал цепным псом в гаражном кооперативе, и все было бы неплохо, если бы сторож не умер. Новый же сразу стал показывать, кто тут главный, за что и был раз укушен. После чего пес и получил свое имя. Сторож продержал его три месяца на цепи в холодном гараже, впроголодь, пока один из водил не обнаружил этого безобразия и не освободил вконец озлобившегося пса. Правда, Остервеникс тогда сильно болел, потому и не покусал благодетеля, а когда выздоровел, то уже успел с ним подружиться. Сторожа уволили из гаража за пьянство, новый с Остервениксом столковался, на цепь не сажал, кормил сытно и уважал. Оба пса предводительствовали своими стаями и, как ни странно, при первом же контакте уважительно разошлись без драки, с тех пор деля власть в районе на паритетных основах.
Сегодня вечером обе стаи россыпью рыскали по обоим берегам Сетуни – от Минской улицы до Москвы-реки. Неладное тут творилось давно, но это неладное было такое неладное, что собаки старались не соваться, пока не приспичит. Но явился Джекки Чау, сказал кое-что, и вожаки повели стаи на разведку. След не имел запаха. След был холоден, так холоден, что ныли зубы и лоб. Самые нестойкие отпали первыми. Жалко поскуливая, словно извиняясь и стыдясь, поджав хвосты и прижав уши, они разбегались по переулкам. Кобеликс, Остервеникс и Джек продолжали продвигаться по следу.
«Други мои! – мысленно обратился к вожакам Джек. – Похоже, туда?»
Псы посмотрели наверх. Они знали это место. Пустое ровное плато между речкой и железной дорогой. Они не ходили сюда. Но сейчас поднялись.
След обрывался в середине плато. А над стоявшими вокруг домами возвышались недостроенные башни Сити, и белый луч прожектора шарил по небу. Кобеликс тоскливо завыл, и вой его эхом прокатился в гулких Сетуньских проездах и переулках.
Машина затормозила у края тротуара на Коштоянца. Стояла ночь, но проспект Вернадского все равно шумел и сверкал огнями. Кровеносный сосуд города. Тень башни-кристалла была настолько густой, что в ней исчезали без следа все предметы, люди, звуки, огни. Женщина вышла из машины, шагнула в тень. Тень самой женщины была многорукой и с крысиной головой. Она вошла в тень башни – и не вышла из нее.
– Тихо, принц, – прошептала Кэт, прижимая к себе дрожащего от боевого нетерпения Нилакарну. – Не сейчас. Похоже, мы нашли место… Игорь был прав, их главное гнездо здесь…
«Но хотя бы шины продырявить, царевна!»
– Господи! – ахнула Кэт. – Это ты у Джедая пакостям научился? Нет! Не будем! Мы сейчас домой поедем и все расскажем Елене и Аркадию Францевичу. Понятно?
«Повинуюсь, царевна…»
Кэт ужасно гордилась собой и принцем, хотя, конечно, приходится признать, что подсказал-то Похмелеон…
По Воробьевым в сторону Ленинского проспекта летел байк. За спиной у хозяина сидел парень в черной куртке и кожаной фуражке, с маузером в кобуре, а на багажнике восседал рыжий чау-чау в черных мотоциклетных очках и шлеме.
– Эхх, кавалерия! – вопил парень с маузером. – Давай гони, прямо с обрыва! Лети-и-имммм!!!!
Они взлетели над Москвой-рекой, над летающей тарелкой арены Лужников, прямо в тень полупрозрачной незримой башни…
– Ну так все пути идут в башню?
– Словно вы, господин Городовой, не знали.
– И что же?
Похмелеон хихикает. Армагеддон улыбается во всю пасть, высунув красный язычище.
– Так, советик я кой-кому дал… И если в этот синенький кристаллик завтра не нагрянет пожарная инспекция, ОМОН, РУБОП, санитарная инспекция, орлы по борьбе с нелегалами, и прочая, и прочая, то я не я! Я ж говорил – на всякого мудреца… А до кучи я еще православных хоругвеносцев сподвигнул. Секта же! «Откровение»!
Меня скрючивает в хохоте. Вот чего угодно ожидал – но не такого. Конечно, в башне никого не найдут. Но пойдут толки, на нее снова обратят внимание. А те, кто в ней засел, очень шума не любят…
Из Москвы им придется смываться в другие слои, далековатые от Москвы Главной. Конечно, это временный успех, но химичат они здесь, и никак иначе – это же Главная Москва, все от нее расходится, как круги по воде. Ха!
Но теперь придется искать норы, из которых они полезут. Потому что блондинчик говорил о Ночи Ночей. А она уже близко…
Это был переломный день. Анастасия решила, окончательно и бесповоротно, сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Под машиной погибла мать Шурша.
Было еще светло, но уже начало потихоньку смеркаться, да и листва не вся облетела. Разведчики короткими, стремительными перебежками продвигались к родному подвалу. Они зашли очень далеко. Шурш начал успокаиваться и теперь уже гордился, что они с дядей самые отважные и лучшие разведчики Серого племени.
Места были уже знакомые, знакомые запахи вокруг. Шурш уже весело вертел головой, высматривая кого-нибудь знакомого, чтобы похвастаться.
Дядина мысль хлестнула почти болезненно.
«Страх!»
Шурш мгновенно, мячиком, скакнул в кусты. Из-за угла бесшумно, невероятно бесшумно выехала черная блестящая машина. Она странно изогнулась, словно обтекая мусорный контейнер. Она поводила носом из стороны в сторону, словно вынюхивала их!
«Беги!» – пронзил голову крик дяди. Промелькнули мысли о том, что надо предупредить Совет, а потом был уже настоящий крик, страшный, пронзительный. Хруст грудной клетки под колесами был оглушительнее грома. Крик оборвался.
У Шурша отнялись лапки. Он дрожал от ненависти и горя, глядя на черную машину, утекающую куда-то в закоулки задних дворов. Дядя неподвижно лежал на асфальте. Ребра были раздавлены, расплющены, внутренности кровавой кашей размазаны по асфальту. Мудрые черные бусинки-глаза застыли, и Шурш словно читал в них последнюю мысль-вопль – беги, скажи Совету!
Шурш заплакал от огромного горя. Он плакал и стонал всю дорогу до подвала.
«Я отомщу. Отомщу! – в душе повторял он. – Отомщу!»
Из мусорного контейнера неторопливо выбралась огромная Чужая Крыса. Казалось, что в голове у нее горит лампочка – из ее глазниц и пасти струился багровый свет. Передней лапой, неприятно похожей на недоразвитую человеческую руку, крыса подняла с асфальта за хвост раздавленное тельце. Облизнулась длинным красным языком и заглотила трупик. Затем повернулась и шмыгнула в тень башни, недостроенной темной высотки на месте снесенного старинного особняка.
Кобеликс и Остервеникс были весьма примечательными псами. Кобеликс был породист и по папе, и по маме. Только папа и мама были разных пород. И потому плод страстной любви стаффорда и догини оказался на улице. В драке у него сносило крышу, и соперников он рвал в клочья, даже тех, что были больше и сильнее его. Сучки от него просто млели. В общем, Кобеликс был конкретно Кобеликсом.
Его закадычный друг, помесь всех овчарок на свете, Остервеникс долго проработал цепным псом в гаражном кооперативе, и все было бы неплохо, если бы сторож не умер. Новый же сразу стал показывать, кто тут главный, за что и был раз укушен. После чего пес и получил свое имя. Сторож продержал его три месяца на цепи в холодном гараже, впроголодь, пока один из водил не обнаружил этого безобразия и не освободил вконец озлобившегося пса. Правда, Остервеникс тогда сильно болел, потому и не покусал благодетеля, а когда выздоровел, то уже успел с ним подружиться. Сторожа уволили из гаража за пьянство, новый с Остервениксом столковался, на цепь не сажал, кормил сытно и уважал. Оба пса предводительствовали своими стаями и, как ни странно, при первом же контакте уважительно разошлись без драки, с тех пор деля власть в районе на паритетных основах.
Сегодня вечером обе стаи россыпью рыскали по обоим берегам Сетуни – от Минской улицы до Москвы-реки. Неладное тут творилось давно, но это неладное было такое неладное, что собаки старались не соваться, пока не приспичит. Но явился Джекки Чау, сказал кое-что, и вожаки повели стаи на разведку. След не имел запаха. След был холоден, так холоден, что ныли зубы и лоб. Самые нестойкие отпали первыми. Жалко поскуливая, словно извиняясь и стыдясь, поджав хвосты и прижав уши, они разбегались по переулкам. Кобеликс, Остервеникс и Джек продолжали продвигаться по следу.
«Други мои! – мысленно обратился к вожакам Джек. – Похоже, туда?»
Псы посмотрели наверх. Они знали это место. Пустое ровное плато между речкой и железной дорогой. Они не ходили сюда. Но сейчас поднялись.
След обрывался в середине плато. А над стоявшими вокруг домами возвышались недостроенные башни Сити, и белый луч прожектора шарил по небу. Кобеликс тоскливо завыл, и вой его эхом прокатился в гулких Сетуньских проездах и переулках.
Машина затормозила у края тротуара на Коштоянца. Стояла ночь, но проспект Вернадского все равно шумел и сверкал огнями. Кровеносный сосуд города. Тень башни-кристалла была настолько густой, что в ней исчезали без следа все предметы, люди, звуки, огни. Женщина вышла из машины, шагнула в тень. Тень самой женщины была многорукой и с крысиной головой. Она вошла в тень башни – и не вышла из нее.
– Тихо, принц, – прошептала Кэт, прижимая к себе дрожащего от боевого нетерпения Нилакарну. – Не сейчас. Похоже, мы нашли место… Игорь был прав, их главное гнездо здесь…
«Но хотя бы шины продырявить, царевна!»
– Господи! – ахнула Кэт. – Это ты у Джедая пакостям научился? Нет! Не будем! Мы сейчас домой поедем и все расскажем Елене и Аркадию Францевичу. Понятно?
«Повинуюсь, царевна…»
Кэт ужасно гордилась собой и принцем, хотя, конечно, приходится признать, что подсказал-то Похмелеон…
По Воробьевым в сторону Ленинского проспекта летел байк. За спиной у хозяина сидел парень в черной куртке и кожаной фуражке, с маузером в кобуре, а на багажнике восседал рыжий чау-чау в черных мотоциклетных очках и шлеме.
– Эхх, кавалерия! – вопил парень с маузером. – Давай гони, прямо с обрыва! Лети-и-имммм!!!!
Они взлетели над Москвой-рекой, над летающей тарелкой арены Лужников, прямо в тень полупрозрачной незримой башни…
– Ну так все пути идут в башню?
– Словно вы, господин Городовой, не знали.
– И что же?
Похмелеон хихикает. Армагеддон улыбается во всю пасть, высунув красный язычище.
– Так, советик я кой-кому дал… И если в этот синенький кристаллик завтра не нагрянет пожарная инспекция, ОМОН, РУБОП, санитарная инспекция, орлы по борьбе с нелегалами, и прочая, и прочая, то я не я! Я ж говорил – на всякого мудреца… А до кучи я еще православных хоругвеносцев сподвигнул. Секта же! «Откровение»!
Меня скрючивает в хохоте. Вот чего угодно ожидал – но не такого. Конечно, в башне никого не найдут. Но пойдут толки, на нее снова обратят внимание. А те, кто в ней засел, очень шума не любят…
Из Москвы им придется смываться в другие слои, далековатые от Москвы Главной. Конечно, это временный успех, но химичат они здесь, и никак иначе – это же Главная Москва, все от нее расходится, как круги по воде. Ха!
Но теперь придется искать норы, из которых они полезут. Потому что блондинчик говорил о Ночи Ночей. А она уже близко…
Это был переломный день. Анастасия решила, окончательно и бесповоротно, сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127