ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Мирана не стала ждать, пока Мара соберется с духом, и повела ее на просторную главную площадь, где уже дожидался Хотаба вместе с закутанной в широкие одежды персоной, которая внушала более глубокий благоговейный трепет, чем сам Император.
Мара переломила свою гордость и низко поклонилась.
— Я ожидаю решения Калиани, — тихо проговорила она.
Старые костлявые руки заставили ее разогнуться.
— Госпожа, стой прямо. Здесь не в ходу подобострастные поклоны.
Калиани сверлила властительницу Акомы пронзительным взглядом. Примерно такой же вид бывал у Джайкена, когда тот с помощью кусочка стекла рассматривал печати гильдий, проверяя их подлинность.
— Госпожа Мара, — сказала волшебница сухим старческим голосом, — наше решение принято. Мы окажем тебе поддержку вот каким образом: тебе будет дано разрешение совершить путешествие в сопровождении одного человека из твоей свиты — того, кого ты назначишь. Тебя проводят через высокогорные перевалы к воротам Чаккахи — города чо-джайнов, где обитают их Мастера магического искусства.
У Мары расширились глаза. «Запретное!» — поняла она. Если чо-джайны могут производить на свет своих магов, а договор с Ассамблеей запретил им заниматься магией в пределах Цурануани, то становятся понятными умолчания королевы чо-джайнов. Возбуждение властительницы нарастало.
Казалось, Калиани это почувствовала, ибо ее следующие слова прозвучали сурово и жестко:
— Госпожа Мара, ты должна знать, что дело народа цурани — это не наша забота. Турил воюет только тогда, когда отражает вторжение. Мы не считаем своим долгом беспокоиться из-за политических интриг вражеского народа. Однако чо-джайны могут взглянуть на дело иначе. Их сородичи в вашей Империи влачат жалкое существование покоренного народа. Тебе будет предоставлена возможность объяснить причины своего появления в наших краях и склонить магов чо-джайнов к союзу с тобой… если сумеешь. Но знай наперед: рой чо-джайнов будет рассматривать тебя как врага. Наши люди могут проводить тебя до границ улья, но не дальше. Мы не вправе действовать как твои заступники и говорить от твоего имени. Мы не сможем вмешаться и выручить тебя, если чо-джайны встретят тебя враждебно. Пойми меня правильно: при самых благих твоих намерениях ты можешь погибнуть.
Это шаг вперед, прикинула Мара в последовавшую долю секунды. Может быть, и неуверенный, но все-таки шаг. И ответила без колебаний:
— Выбора у меня нет. Я должна идти. С собой возьму Люджана, моего военачальника; в его отсутствие старшим в нашем отряде будет советник Сарик.
Трудно сказать, какое чувство на мгновение промелькнуло в глазах Калиани: то ли скрытое восхищение, то ли жалость.
— В смелости тебе не откажешь, — признала она и вздохнула. — Но ты не знаешь, с чем тебе придется столкнуться. Ну хорошо. Можешь быть уверена, что с твоими слугами и воинами будут обращаться радушно, как с гостями, пока не станет известна твоя судьба. Если ты возвратишься, они продолжат служить тебе. Если ты умрешь, они доставят твои останки к вам на родину. Так говорю я, Калиани.
Наклоном головы Мара подтвердила, что эти условия вполне удовлетворительны.
— Прекрасно, — подала голос Мирана, до сих пор молча стоявшая у боковой стены. — Муженек, ты так и намерен пялиться неведомо куда от расстройства, что не можешь заполучить златовласку для нашего сына, или ты все-таки собираешься сходить в загон и привести оттуда военачальника Люджана?.
— Заткнись, старая! Мирные часы рассвета священны, а ты оскверняешь саму природу, поднимая такой шум!
Он распрямил плечи и возмущенно таращился на супругу, пока неодобрительный взгляд Калиани не положил этому конец; и, торопливо шаркая ногами, он поспешил выполнить то, о чем просила жена.
Когда он скрылся из виду, Калиани поплотнее закуталась в свои многослойные одеяния, чтобы защититься от знобящего тумана, и сказала Маре:
— Вы отправитесь, как только будет собрано все необходимое для путешествия. Пойдете пешком; иначе там не пробраться. — Она помолчала, словно что-то обдумывая, а потом добавила:
— Вашим проводником будет Гиттания, одна из наших учениц. Пусть боги будут благосклонны к твоим усилиям, госпожа Мара. Ты взяла на себя нелегкую задачу, ибо чо-джайны вспыльчивы и не склонны к прощению былых обид.
Часом позже, после горячего завтрака, Мара и ее свита, состоявшая из одного человека, были готовы выступить в путь. Посмотреть на них собралась небольшая кучка шумливых детишек и праздных матрон, возглавляемая Хотабой и его советом. К Маре и Люджану присоединилась ученица Гиттания — русоволосая худенькая девушка в просторном одеянии, предписанном послушницам ее ордена: то была накидка длиною до колен с вытканными на ней ослепительно яркими красно-белыми узорами. В отличие от обычных турильских одежд, которые делались из тканей тусклых цветов и как бы сливались с окружающим ландшафтом, наряд Гиттании резким контрастом выделялся на фоне гор.
Люджан быстро отметил эту особенность.
— Вероятно, — пустился он в философию, что вообще-то не было ему свойственно, — она одевается так ярко по примеру тех птиц или ягод, которые таят в себе яд: это предупреждение о том, что ее магические силы сумеют быстро покарать любого, кто вздумает причинить ей вред.
Хотя говорил он тихо, послушница услышала его слова и возразила:
— На самом деле это не совсем так, воин. Мы, которые принесли обеты как подмастерья, носим такую одежду, чтобы нас было видно издалека. В годы ученичества мы обязаны служить любому человеку, нуждающемуся в помощи. Наши накидки — это опознавательный знак для тех, кто хочет нас найти.
От холодного промозглого тумана Мара озябла, но не утратила любознательности.
— А сколько лет, — спросила она, — вы считаетесь учениками?
— Чаще всего срок ученичества — около двадцати пяти лет. Случается, что кто-то так и не достигает звания Мастера и носит алое с белым всю жизнь. Известен только один маг, ставший Мастером после семнадцати лет обучения. Это было настоящее чудо. Его достижение никому не удалось превзойти за тысячи лет.
— У ваших мудрецов, похоже, уж очень суровые требования, — заметил Люджан.
Поскольку его профессией была война, ему даже трудно было вообразить, каким же терпением надо обладать, чтобы половину жизни провести в учениках.
Однако Гиттанию, по-видимому, такие порядки не возмущали.
— В руках Мастера — огромная сила, а с ней и огромная ответственность, — возразила она. — Годы обучения вырабатывают в нем сдержанность и терпение, а главное — скромность и умеренность; а еще они дают время для того, чтобы набраться мудрости. Когда ты ухаживаешь за больным младенцем по просьбе матери какого-нибудь пастуха в горах, ты постепенно начинаешь понимать, что заботы о маленьком человечке не менее — или даже более — важны, чем великие заботы правления и политики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253