— На ней запечатлены те воспоминания, которые совет Калиани вызвал из твоей души в золотом круге истины. Она показывает, почему мы дали тебе разрешение на проход по нашим землям, и содержит наш совет ульям Чаккахи. Маги чо-джайнов сумеют ознакомиться с записью, если сочтут нужным. — Холодными от волнения пальцами она вложила магический камень в руки Мары. — Госпожа, я надеюсь, что твои воспоминания сослужат тебе добрую службу. Калиани рассказывала о некоторых из них. Они красноречиво свидетельствуют о твоей правоте. Но главная опасность заключается в том, что этих чо-джайнов трудно вовлечь в разговор. Они могут убить без предисловий.
— Спасибо тебе. — Мара приняла камень и спрятала его под одеждой. Обрадованная уже хотя бы тем, что военачальнику был возвращен меч — ибо ей отнюдь не доставляла удовольствия мысль, что придется брести безоружными во враждебный лагерь, — она распрощалась с Гиттанией, сказав напоследок:
— Прошу тебя передать от меня благодарность также и Калиани. Если боги будут к нам благосклонны и удача от нас не отвернется, мы еще увидимся.
С этими словами она кивнула Люджану и двинулась к лежащей внизу долине, где их ожидал город Чаккаха. Гиттания видела, что ни властительница, ни ее красавец военачальник не бросили взгляда назад. Это ее опечалило, потому что за три дня, проведенных вместе в пути, она успела привязаться к Благодетельной, в чьей любознательности скрывалось такое глубокое сочувствие к другим людям и чья надежда заключалась в перемене судеб всей Империи Цурануани.
***
Тропа круто спускалась к долине; иногда путь преграждали свободно лежащие валуны, через которые приходилось перебираться с осторожностью. Люджан поддерживал госпожу за локоть, и, хотя его рука была твердой и уверенной, Мара не могла отделаться от ощущения шаткости их нынешнего положения. Каждый шаг приближал встречу с неведомым.
Воспитанная в многолюдье усадьбы Акома, привыкшая к тесноте цуранских городов и к присутствию слуг, рабов и многочисленных офицеров, составляющих домашний штат любого аристократа, она не могла припомнить такой поры в своей жизни, когда была бы настолько отрезана от человеческого общества.
Ее молитвенную келью в храме Лашимы отделяла от других только толщина стены, а дома в вечерние часы, отведенные для благочестивых размышлений, одного ее слова было достаточно, чтобы в тот же миг вбежали слуги или воины, готовые выполнить любое приказание.
Здесь же было лишь дикое пространство окутанных туманом каменных склонов позади, а впереди — джунгли, населенные местными чо-джайнами, чей образ жизни имел мало общего с безопасной, скрепленной договором коммерцией, которая служила основой отношений Мары с инсектоидами в ее поместьях.
Никогда в жизни она не ощущала себя такой маленькой, а окружающий ее мир
— таким огромным. Потребовалась вся сила воли, чтобы не повернуть назад, не окликнуть Гиттанию и не попросить, чтобы та проводила их обратно, на земли Турила, который уже не казался ни чуждым, ни угрожающим: в нем обитали люди. Но позади, в турильском селении, ожидали воины ее почетного эскорта и Камлио; их судьба зависела от результатов ее усилий, а еще — судьба ее семьи, и детей, и всех обитателей трех обширных поместий, принадлежащих Шиндзаваи и Акоме. Она не может их подводить; ее долг — обеспечить им безопасное убежище, чтобы спасти от гнева магов. Мара решительно взглянула вперед и возобновила беседу:
— Люджан, скажи: когда вы были серыми воинами и не надеялись, что сможете когда-нибудь снова вернуться к жизни по законам чести… что давало вам силы это переносить?
Люджан взглянул на нее искоса, и у него в глазах она прочла, что он тоже чувствует необъятность и пустоту окружающего ландшафта и что его тоже подавляет одиночество. «Как же хорошо мы научились понимать друг друга, — подумала Мара. — Насколько же трудности жизни сплели наши усилия в единый жгут взаимной привязанности — необычной и драгоценной для обоих!» Его ответ прервал размышления властительницы:
— Госпожа, когда человек теряет все, что его начальники и товарищи считают важным; когда он ведет жизнь, которая не имеет смысла — ведь именно так ему внушали с детства, — тогда все, что ему остается, — это его мечты. Я был очень упрям. Я держался за свои мечты. И однажды утром, проснувшись, я вдруг обнаружил, что мое существование не столь безрадостно. Я осознал, что еще могу смеяться. Могу испытывать какие-то чувства. Могу найти упоение в охоте, а когда выпадет часок в постели с женщиной, щедрой на ласки, — кровь быстрее бежит по жилам и Душа поет. Может быть, человека, у которого отнята честь, ждут страдания в будущем, когда Туракаму возьмет его дух и Колесо Жизни размелет его судьбу в прах. Но… честь не добавляет радости.
Человек, который предводительствовал войском Ако-мы чуть ли не два десятка лет, неловко пожал плечами и добавил:
— Госпожа, я был вожаком воров, разбойников и всяческого сброда. Возможно, что мы не имели права на честь, которое неразрывно связано с геральдическими цветами знатных домов. Но мы не жили без веры и убеждений.
Он снова замолчал, и Мара догадывалась, что смущение мешает ему высказаться до конца. Понимая, что речь идет о чем-то очень важном для Люджана да и ею самой движет не праздное любопытство, она мягко, но настойчиво попросила:
— Расскажи мне. Ты же знаешь, я не цепляюсь за традиции ради них самих.
Военачальник коротко рассмеялся:
— В этом, госпожа моя, между нами больше общего, чем тебе известно. Но будь по-твоему. Люди, которыми я верховодил, заключили со мной договор, скрепленный клятвой. Хотя мы и вели жизнь изгоев, которых отвергли боги, от этого мы не перестали быть людьми. Мы создали для себя нечто такое, что можно было бы назвать нашим собственным домом, присягнули на верность друг другу и решили: что выпадет одному, должны разделить все. Так что видишь, Мара, когда ты явилась и призвала нас всех на честную службу, мы могли принять твое предложение только сообща и никак иначе. Когда Вайо придумал ту хитрую уловку — найти хотя бы дальнее родство, чтобы на законном основании дать нам место в гарнизоне Акомы, — мы все должны были бы уклониться от этой чести, если бы хоть один отказался.
Мара с удивлением взглянула на спутника и по непривычно робкому выражению его обветренного лица догадалась об остальном:
— Этот договор, о котором ты говоришь, существует и поныне. — Она не спрашивала; она утверждала.
Люджан прокашлялся.
— Да, существует. Но, присягнув тебе перед священным натами Акомы, мы добавили к своему лесному обету еще одно обязательство: наши желания, потребности и честь всегда будут стоять на втором месте после твоих. В составе твоей верной армии имеется наш отряд, воинов которого связывает как бы особое родство, и это единение мы не можем разделить с другими твоими солдатами, какими бы высокими достоинствами они ни обладали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253
— Спасибо тебе. — Мара приняла камень и спрятала его под одеждой. Обрадованная уже хотя бы тем, что военачальнику был возвращен меч — ибо ей отнюдь не доставляла удовольствия мысль, что придется брести безоружными во враждебный лагерь, — она распрощалась с Гиттанией, сказав напоследок:
— Прошу тебя передать от меня благодарность также и Калиани. Если боги будут к нам благосклонны и удача от нас не отвернется, мы еще увидимся.
С этими словами она кивнула Люджану и двинулась к лежащей внизу долине, где их ожидал город Чаккаха. Гиттания видела, что ни властительница, ни ее красавец военачальник не бросили взгляда назад. Это ее опечалило, потому что за три дня, проведенных вместе в пути, она успела привязаться к Благодетельной, в чьей любознательности скрывалось такое глубокое сочувствие к другим людям и чья надежда заключалась в перемене судеб всей Империи Цурануани.
***
Тропа круто спускалась к долине; иногда путь преграждали свободно лежащие валуны, через которые приходилось перебираться с осторожностью. Люджан поддерживал госпожу за локоть, и, хотя его рука была твердой и уверенной, Мара не могла отделаться от ощущения шаткости их нынешнего положения. Каждый шаг приближал встречу с неведомым.
Воспитанная в многолюдье усадьбы Акома, привыкшая к тесноте цуранских городов и к присутствию слуг, рабов и многочисленных офицеров, составляющих домашний штат любого аристократа, она не могла припомнить такой поры в своей жизни, когда была бы настолько отрезана от человеческого общества.
Ее молитвенную келью в храме Лашимы отделяла от других только толщина стены, а дома в вечерние часы, отведенные для благочестивых размышлений, одного ее слова было достаточно, чтобы в тот же миг вбежали слуги или воины, готовые выполнить любое приказание.
Здесь же было лишь дикое пространство окутанных туманом каменных склонов позади, а впереди — джунгли, населенные местными чо-джайнами, чей образ жизни имел мало общего с безопасной, скрепленной договором коммерцией, которая служила основой отношений Мары с инсектоидами в ее поместьях.
Никогда в жизни она не ощущала себя такой маленькой, а окружающий ее мир
— таким огромным. Потребовалась вся сила воли, чтобы не повернуть назад, не окликнуть Гиттанию и не попросить, чтобы та проводила их обратно, на земли Турила, который уже не казался ни чуждым, ни угрожающим: в нем обитали люди. Но позади, в турильском селении, ожидали воины ее почетного эскорта и Камлио; их судьба зависела от результатов ее усилий, а еще — судьба ее семьи, и детей, и всех обитателей трех обширных поместий, принадлежащих Шиндзаваи и Акоме. Она не может их подводить; ее долг — обеспечить им безопасное убежище, чтобы спасти от гнева магов. Мара решительно взглянула вперед и возобновила беседу:
— Люджан, скажи: когда вы были серыми воинами и не надеялись, что сможете когда-нибудь снова вернуться к жизни по законам чести… что давало вам силы это переносить?
Люджан взглянул на нее искоса, и у него в глазах она прочла, что он тоже чувствует необъятность и пустоту окружающего ландшафта и что его тоже подавляет одиночество. «Как же хорошо мы научились понимать друг друга, — подумала Мара. — Насколько же трудности жизни сплели наши усилия в единый жгут взаимной привязанности — необычной и драгоценной для обоих!» Его ответ прервал размышления властительницы:
— Госпожа, когда человек теряет все, что его начальники и товарищи считают важным; когда он ведет жизнь, которая не имеет смысла — ведь именно так ему внушали с детства, — тогда все, что ему остается, — это его мечты. Я был очень упрям. Я держался за свои мечты. И однажды утром, проснувшись, я вдруг обнаружил, что мое существование не столь безрадостно. Я осознал, что еще могу смеяться. Могу испытывать какие-то чувства. Могу найти упоение в охоте, а когда выпадет часок в постели с женщиной, щедрой на ласки, — кровь быстрее бежит по жилам и Душа поет. Может быть, человека, у которого отнята честь, ждут страдания в будущем, когда Туракаму возьмет его дух и Колесо Жизни размелет его судьбу в прах. Но… честь не добавляет радости.
Человек, который предводительствовал войском Ако-мы чуть ли не два десятка лет, неловко пожал плечами и добавил:
— Госпожа, я был вожаком воров, разбойников и всяческого сброда. Возможно, что мы не имели права на честь, которое неразрывно связано с геральдическими цветами знатных домов. Но мы не жили без веры и убеждений.
Он снова замолчал, и Мара догадывалась, что смущение мешает ему высказаться до конца. Понимая, что речь идет о чем-то очень важном для Люджана да и ею самой движет не праздное любопытство, она мягко, но настойчиво попросила:
— Расскажи мне. Ты же знаешь, я не цепляюсь за традиции ради них самих.
Военачальник коротко рассмеялся:
— В этом, госпожа моя, между нами больше общего, чем тебе известно. Но будь по-твоему. Люди, которыми я верховодил, заключили со мной договор, скрепленный клятвой. Хотя мы и вели жизнь изгоев, которых отвергли боги, от этого мы не перестали быть людьми. Мы создали для себя нечто такое, что можно было бы назвать нашим собственным домом, присягнули на верность друг другу и решили: что выпадет одному, должны разделить все. Так что видишь, Мара, когда ты явилась и призвала нас всех на честную службу, мы могли принять твое предложение только сообща и никак иначе. Когда Вайо придумал ту хитрую уловку — найти хотя бы дальнее родство, чтобы на законном основании дать нам место в гарнизоне Акомы, — мы все должны были бы уклониться от этой чести, если бы хоть один отказался.
Мара с удивлением взглянула на спутника и по непривычно робкому выражению его обветренного лица догадалась об остальном:
— Этот договор, о котором ты говоришь, существует и поныне. — Она не спрашивала; она утверждала.
Люджан прокашлялся.
— Да, существует. Но, присягнув тебе перед священным натами Акомы, мы добавили к своему лесному обету еще одно обязательство: наши желания, потребности и честь всегда будут стоять на втором месте после твоих. В составе твоей верной армии имеется наш отряд, воинов которого связывает как бы особое родство, и это единение мы не можем разделить с другими твоими солдатами, какими бы высокими достоинствами они ни обладали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253