Смесь постепенно приобретала бледно-лимонный оттенок. Матушка Эмита наверняка сочла бы, что шафрана маловато: зрение у нее было неважное, она плохо различала приглушенные тона. Тесса вспомнила, как старушка вчера отбрила Марселя и щедрой рукой подсыпала еще несколько щепоток шафрана.
Не успела она отряхнуть руки, как в дверях показался Эмит. Он был во дворе — разделывал мясо, ощипывал птицу, отскребал кастрюли сеном и золой, а может, готовил растопку — словом, занимался теми неприятными делами, которыми нельзя заниматься в комнате. Щеки у него раскраснелись, как будто на сей раз ему потребовалась горячая вода или пар. Тесса не стала расспрашивать. В конце концов, это не так уж интересно.
— Садитесь, мисс. Я сам кончу с клецками, — сказал он, обмывая руки в небольшом тазике у двери. — Не годится вам терять целое утро.
Тесса хотела возразить, но на глаза ей снова попался кончик пергамента. Искушение было слишком велико.
— Сейчас, только поставлю соус на огонь.
Эмит забрал у нее кастрюлю. И Тесса не стала спорить. Она жадно схватила пресс. При ближайшем рассмотрении покрывающая его резьба оказалась весьма изысканной: тоненькие змейки изящно извивались между кистями и перьями. За спиной у Тессы Эмит передвигал матушкин стул от окна к огню. Солнечный свет падал прямо на пресс, на металлические кнопки под ее пальцами.
Она вытащила первую. Кнопка с дребезжаньем скатилась со стола на пол. За ней последовали вторая и третья. Четвертая была теплой на ощупь и держалась крепче, пришлось покрутить ее, чтобы вытащить. Вместе с кнопкой откололся крошечный кусочек деревянного пресса. Ничем больше не сдерживаемая верхняя крышка приподнялась со звуком, похожим на ночное потрескивание потолочных балок. Тесса погладила ладонью резную поверхность, провела пальцами по углублениям и выпуклостям на ней, а затем раскрыла пресс, как раскрывают книгу.
Сладковатый, острый запах красок и клея ударил в нос. Пять листов тонкого пергамента веером лежали перед ней, как колода игральных карт. Листы были невелики. Тесса уже достаточно поднаторела в писцовой премудрости и по размеру страниц и мягкости пергамента определила, что он изготовлен из кожи новорожденных ягнят. Эмит говорил, что такой материал использовался лишь для самых важных документов.
Тесса веером раскрыла перед собой листы с узорами. Ей показалось, что сперва надо посмотреть всю серию целиком, охватить взглядом все многообразие цветов, линий, фигур, найти общие мотивы и понять, как и зачем соединены в единое целое эти пять картинок.
Солнечные лучи, так услужливо осветившие резной деревянный пресс, не спешили покидать комнату. Они падали на кусочки пергамента у нее в руках — и темно-коричневые пятна на узорах становились более теплыми, зеленые, цвета мха — более блестящими, а рубиновые и аметистовые прожилки сверкали и переливались. Но ярче всего было сияние золота.
Золотые нити пронизывали все рисунки серии, как извилистые линии на раскрытой ладони. Нити золота соединяли, перерезали, опутывали фигуры, извивались по страницам. Золотая краска господствовала над остальными, придавала им особый смысл, озаряла загадочным и ослепительным светом. У Тессы перехватило дыхание. Охватить все это великолепие сразу оказалось ей не под силу.
Она склонилась над листами пергамента — чтобы вдохнуть их запах, поближе рассмотреть каждую деталь. Тесса заслонилась рукой от бившего в лицо солнца, сморгнула — и лишь тогда заметила на золотой ленте, оплетающей рисунки, блестящие колючки — как на розовом кусте.
Они напоминали крошечные шипы.
Тесса почувствовала странную тяжесть, что-то словно тянуло ее вниз. Сначала она подумала, что слишком долго просидела наклонившись, но потом поняла, что это — тяжесть висящего на шее кольца.
Солнце скрылось, и комната погрузилась в полумрак. Зажатые в руке странички вдруг показались Тессе тяжелыми и шершавыми. Ей захотелось отбросить их в сторону. Тесса вздрогнула, как от холода.
Она аккуратно разложила рисунки на столе и вытащила из-под платья ленту с кольцом. Оно было теплым на ощупь. Но не это удивило Тессу. Главное — цвет. Он оказался точно таким же, как золото на узорах. Тени, световые блики, гамма оттенков — совпадало все, на каждой странице.
И эти крошечные остроконечные шипы...
Тесса провела пальцем по золотому ободку. Она вспомнила смутное ощущение, возникшее у нее несколько минут назад, ощущение, которое вызвал высунувшийся из-под пресса желтый уголок страницы. Шафран... ведь это же цвет ее машины.
Она снова наклонилась посмотреть, хотя и без того не сомневалась — такой желтый цвет есть только на одном узоре, наиболее ярко освещенном, а значит, на крайнем, самом позднем по времени.
Так и есть.
Шафраново-желтый был только на узоре, над которым Дэверик трудился в свой последний час. Капля крови мастера засохла на ярко-желтой ленте.
Голова точно свинцом налилась, во рту пересохло, глаза заболели от напряжения, с которым она вглядывалась в листок пергамента.
Желтая спираль переплеталась с широкой, идущей зигзагами зеленой полосой. Странно, такую краску обычно экономили и использовали только для изображения растений. Но эта зеленая штуковина не напоминала ни один из известных Тессе растительных орнаментов. Больше всего зеленая жилка напоминала... да, больше всего она напоминала сосновую хвою.
Тессу точно озарило. Мысль, которую она откинула как полнейшую чепуху, теперь развернулась, словно скатанный до сих пор в рулон роскошный восточный ковер. Ее «хонда». Кливлендский национальный парк. Кольцо.
Тесса судорожно сглотнула. Мысль была слишком фантастической, но, сколько ни пыталась она отбросить ее прочь, ничего не получалось. На узоре изображен ее путь через парк. Изображена дорога, которая привела ее к кольцу.
Плавно извивающаяся по зеленому полю желтая лента ведет к золотистой спиральке с крошечными острыми шипами.
У Тессы по коже побежали мурашки. Лоб точно сдавило стальным обручем, в висках билась кровь. На щеках выступили красные пятна.
Она вглядывалась в страницу, искала... Некоторые части узора ничего не значили для нее — красные спирали, участки, закрашенные синими, как морская вода, чернилами, широкие темно-фиолетовые ленты. Но центр рисунка — это золотое колечко... Оно помещалось в середине серебристого прямоугольника, украшенного чернью. Основу этой краски составлял свинец с добавлением серебра, меди и серы. Нижняя часть прямоугольника была тускло-коричневого цвета, чуть темнее сланца. А еще Тесса разглядела на нем блекло-серые квадратики — банковские сейфы.
У Тессы начались спазмы, желудок сжался в тугой тяжелый клубочек. Ей было больно — физически больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Не успела она отряхнуть руки, как в дверях показался Эмит. Он был во дворе — разделывал мясо, ощипывал птицу, отскребал кастрюли сеном и золой, а может, готовил растопку — словом, занимался теми неприятными делами, которыми нельзя заниматься в комнате. Щеки у него раскраснелись, как будто на сей раз ему потребовалась горячая вода или пар. Тесса не стала расспрашивать. В конце концов, это не так уж интересно.
— Садитесь, мисс. Я сам кончу с клецками, — сказал он, обмывая руки в небольшом тазике у двери. — Не годится вам терять целое утро.
Тесса хотела возразить, но на глаза ей снова попался кончик пергамента. Искушение было слишком велико.
— Сейчас, только поставлю соус на огонь.
Эмит забрал у нее кастрюлю. И Тесса не стала спорить. Она жадно схватила пресс. При ближайшем рассмотрении покрывающая его резьба оказалась весьма изысканной: тоненькие змейки изящно извивались между кистями и перьями. За спиной у Тессы Эмит передвигал матушкин стул от окна к огню. Солнечный свет падал прямо на пресс, на металлические кнопки под ее пальцами.
Она вытащила первую. Кнопка с дребезжаньем скатилась со стола на пол. За ней последовали вторая и третья. Четвертая была теплой на ощупь и держалась крепче, пришлось покрутить ее, чтобы вытащить. Вместе с кнопкой откололся крошечный кусочек деревянного пресса. Ничем больше не сдерживаемая верхняя крышка приподнялась со звуком, похожим на ночное потрескивание потолочных балок. Тесса погладила ладонью резную поверхность, провела пальцами по углублениям и выпуклостям на ней, а затем раскрыла пресс, как раскрывают книгу.
Сладковатый, острый запах красок и клея ударил в нос. Пять листов тонкого пергамента веером лежали перед ней, как колода игральных карт. Листы были невелики. Тесса уже достаточно поднаторела в писцовой премудрости и по размеру страниц и мягкости пергамента определила, что он изготовлен из кожи новорожденных ягнят. Эмит говорил, что такой материал использовался лишь для самых важных документов.
Тесса веером раскрыла перед собой листы с узорами. Ей показалось, что сперва надо посмотреть всю серию целиком, охватить взглядом все многообразие цветов, линий, фигур, найти общие мотивы и понять, как и зачем соединены в единое целое эти пять картинок.
Солнечные лучи, так услужливо осветившие резной деревянный пресс, не спешили покидать комнату. Они падали на кусочки пергамента у нее в руках — и темно-коричневые пятна на узорах становились более теплыми, зеленые, цвета мха — более блестящими, а рубиновые и аметистовые прожилки сверкали и переливались. Но ярче всего было сияние золота.
Золотые нити пронизывали все рисунки серии, как извилистые линии на раскрытой ладони. Нити золота соединяли, перерезали, опутывали фигуры, извивались по страницам. Золотая краска господствовала над остальными, придавала им особый смысл, озаряла загадочным и ослепительным светом. У Тессы перехватило дыхание. Охватить все это великолепие сразу оказалось ей не под силу.
Она склонилась над листами пергамента — чтобы вдохнуть их запах, поближе рассмотреть каждую деталь. Тесса заслонилась рукой от бившего в лицо солнца, сморгнула — и лишь тогда заметила на золотой ленте, оплетающей рисунки, блестящие колючки — как на розовом кусте.
Они напоминали крошечные шипы.
Тесса почувствовала странную тяжесть, что-то словно тянуло ее вниз. Сначала она подумала, что слишком долго просидела наклонившись, но потом поняла, что это — тяжесть висящего на шее кольца.
Солнце скрылось, и комната погрузилась в полумрак. Зажатые в руке странички вдруг показались Тессе тяжелыми и шершавыми. Ей захотелось отбросить их в сторону. Тесса вздрогнула, как от холода.
Она аккуратно разложила рисунки на столе и вытащила из-под платья ленту с кольцом. Оно было теплым на ощупь. Но не это удивило Тессу. Главное — цвет. Он оказался точно таким же, как золото на узорах. Тени, световые блики, гамма оттенков — совпадало все, на каждой странице.
И эти крошечные остроконечные шипы...
Тесса провела пальцем по золотому ободку. Она вспомнила смутное ощущение, возникшее у нее несколько минут назад, ощущение, которое вызвал высунувшийся из-под пресса желтый уголок страницы. Шафран... ведь это же цвет ее машины.
Она снова наклонилась посмотреть, хотя и без того не сомневалась — такой желтый цвет есть только на одном узоре, наиболее ярко освещенном, а значит, на крайнем, самом позднем по времени.
Так и есть.
Шафраново-желтый был только на узоре, над которым Дэверик трудился в свой последний час. Капля крови мастера засохла на ярко-желтой ленте.
Голова точно свинцом налилась, во рту пересохло, глаза заболели от напряжения, с которым она вглядывалась в листок пергамента.
Желтая спираль переплеталась с широкой, идущей зигзагами зеленой полосой. Странно, такую краску обычно экономили и использовали только для изображения растений. Но эта зеленая штуковина не напоминала ни один из известных Тессе растительных орнаментов. Больше всего зеленая жилка напоминала... да, больше всего она напоминала сосновую хвою.
Тессу точно озарило. Мысль, которую она откинула как полнейшую чепуху, теперь развернулась, словно скатанный до сих пор в рулон роскошный восточный ковер. Ее «хонда». Кливлендский национальный парк. Кольцо.
Тесса судорожно сглотнула. Мысль была слишком фантастической, но, сколько ни пыталась она отбросить ее прочь, ничего не получалось. На узоре изображен ее путь через парк. Изображена дорога, которая привела ее к кольцу.
Плавно извивающаяся по зеленому полю желтая лента ведет к золотистой спиральке с крошечными острыми шипами.
У Тессы по коже побежали мурашки. Лоб точно сдавило стальным обручем, в висках билась кровь. На щеках выступили красные пятна.
Она вглядывалась в страницу, искала... Некоторые части узора ничего не значили для нее — красные спирали, участки, закрашенные синими, как морская вода, чернилами, широкие темно-фиолетовые ленты. Но центр рисунка — это золотое колечко... Оно помещалось в середине серебристого прямоугольника, украшенного чернью. Основу этой краски составлял свинец с добавлением серебра, меди и серы. Нижняя часть прямоугольника была тускло-коричневого цвета, чуть темнее сланца. А еще Тесса разглядела на нем блекло-серые квадратики — банковские сейфы.
У Тессы начались спазмы, желудок сжался в тугой тяжелый клубочек. Ей было больно — физически больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189