– А потом я поняла, что это вовсе не шахматная фигура, а ты. И ты был побежден и весь в крови, – закончила она шепотом.
Симон молчал очень долго, словно не знал, как отреагировать. Наконец он похлопал ее по плечу и сказал:
– Очень хорошо. Обещаю держаться подальше от ящериц и никогда не играть в шахматы.
Несмотря на то что говорил он серьезно, Мири понимала, что это шутка. Изо всех сил он старался прогнать се дурной сон. Она прекрасно осознавала, каким бредом ему все это казалось, но на душе от этого легче не стало. Уткнувшись головой ему в грудь, она отодвинулась и подняла голову, чтобы разглядеть его в темноте.
– Это не шутка, Симон. Ты должен отнестись к этому серьезно. Знаю, что все выглядит невероятным, просто сумасшествием, мои сны поначалу всегда неясные. Это маски, символы события, которые я не могу понять, пока не станет слишком поздно. – Она скривила губы. – И мои кошмары почти всегда сбываются. Самый страшный был несколько лет назад. Я… я постоянно видела во сне резню в День святого Варфоломея. Всех этих невинно убиенных. Не могу даже описать, как: это было ужасно.
– И не надо, – попросил Симон. – Я был в Париже с моим хозяином, помнишь?
Мири помнила, но всегда думала об этом с отвращением, представляя себе, какие страшные дела мог совершить Симон в ту ночь под руководством ле Виза. Она уставилась на него, желая разглядеть его лицо.
– Значит, ты был с ле Визом в ту ночь, чтобы… чтобы…
– Нет. – Симон ответил резко, но она восприняла его тон с облегчением и снова прижалась к нему. – Господин ле Виз решил, что я не готов к… осуществлению Божьей кары в отношении еретиков, как он это назвал. Он запретил мне покидать дом, но даже глубоко в подземелье я мог слышать крики… женщин и детей. Да простит меня Господь, Мири, я ничего не сделал, чтобы помочь им. Казалось, что в ту ночь все буквально сошли с ума, я словно бы отравился. Никогда не испытывал такого страха, но… но и такой злости и ненависти тоже.
– Это дело рук Темной Королевы, – попыталась Мири успокоить Симона. – Злодейка наполнила воздух миазмой.
– Что?
– Это самый опасный яд. Если вдохнуть его, помрачается ум, вызывая к жизни самые низменные и страшные чувства.
– Неужели такое возможно? Было бы спокойнее думать, что за ужасы той ночи в ответе колдовство, но в людях столько ненависти, что они вряд ли нуждаются в чьей-то помощи. Я… я почти сошел с ума от ярости. Даже схватился за нож, чтобы вырваться на улицы и… и пришлось сильно постараться, чтобы усмирить свои порывы. Выбросил нож подальше, упал на колени, и меня даже стошнило. Господин ле Виз всегда осуждал меня за мою слабость.
– Нет, ты не был слаб! – Мири погладила его по щеке. – Взрослые мужчины не способны противостоять силе миазмы, но ты смог, потому что был всего лишь растерянным мальчиком пятнадцати лет. Ты понимаешь, как замечательно… – Мири замолчала, потрясенная тем, что осознала. – Симон, я… я, кажется, знаю, что означают мои сны. По крайней мере, некоторые из них. Две черные королевы. Это Серебряная роза и Екатерина, а ты каким-то образом будешь между ними в западне. И одна из них что-то выпустит… миазму, возможно, чтобы навредить тебе.
– Ну что же, если верить тебе, однажды я выжил…
– Но… на этот раз я не уверена.
– Надеюсь, ты ошибаешься, но даже если нет… Мири, я не могу прекратить поиски Серебряной розы только потому, что ты видела сон.
– Знаю, – ответила она, прижимаясь к нему. – О Симон, я начинаю сомневаться, что мы когда-нибудь победим этих ведьм. – Она сглотнула и наконец-то произнесла то, чего боялась: – Мы… мы потеряли след Кэрол и этих страшных женщин, которые ее увели, правда?
Симон вздохнул, поцеловав ее в макушку.
– Боюсь, что так, – тихо сказал он. – Поэтому я подумал, что надо подобраться к ним с другой стороны, отыскать зацепки где-то в другом месте. Но, чтобы сделать это, я должен отвести тебя домой.
– Нет! Я уже сказала. Я не вернусь на остров Фэр.
– Я имел в виду не твой дом, Мири. – Он помолчал, и хрипло добавил: – Я отведу тебя в свой дом.
ГЛАВА 13
Серебряная роза поднялась по ступеням к своей спальне и отпустила свиту взмахом маленькой руки. Венец у нее на голове снова начал сползать на уши, и она раздраженно поправила его. Худенькие плечи сгибались под тяжестью мантии и бархатного платья, таких невыносимых в жаркий день. Платье промокло от пота и неприятно липло к телу.
Мегера устала после очередной аудиенции с толпой женщин, которые ежедневно собирались в зале старого дома, чтобы глазеть на нее с благоговением и страхом, поклоняться ей, искать ее расположения. Мама называла их ее придворными.
Нет, не мама, напомнила Мегера сама себе. К Кассандре Лассель надо было обращаться «госпожа», как все остальные. Мама сильно злилась, когда она забывалась. Мэг прикоснулась к пятиконечному медальону у нее на груди и содрогнулась. С раннего детства девочка усвоила одну вещь: крайне неразумно злить маму.
Она вошла в спальню и захлопнула дверь, прислонившись к ней, со вздохом облегчения отгородившись от рьяных поклонниц, даже несмотря на то что это было ненадолго. Какое счастье освободиться от всех этих просящих рук, молящих глаз, лиц, которые устремлялись к ней, словно голодные мыши. У нее стоял звон в ушах от их бесконечных просьб.
«Великая королева, пожалуйста, верни мне молодость… излечи мою больную ногу… прокляни того мужчину, который украл мою невинность».
Больше всего Мэг не любила такие просьбы: «О, могущественная Серебряная роза, я потеряла сестру… мать… дочь. Не могла бы ты воскресить их, как маленькую Лизетту, когда она утонула в пруду?»
Мэг хотелось закричать во все горло, что Лизетта не утонула, она просто захлебнулась. Она только казалась бездыханной. Она не умерла, иначе Мэг никогда не смогла бы вернуть ее к жизни простым живым поцелуем, что это всего лишь прием, которому она научилась у своей старой няни.
Но мама строго запретила Мэг рассказывать об этом.
– Пусть думают, что ты оживила ребенка. Это лишь повысит твою репутацию великой колдуньи.
– Но… но это ложь, – недоумевала Мэг. – Я не обладаю такой силой.
– Могла бы обладать, глупое дитя. Если научишься вести себя.
Мэг не знала, что пугало ее больше: перспектива, что никогда не сможет выполнить все сомнительные обещания, которые ее заставляли давать, или что однажды она сможет…
Она отстегнула застежку мантии и вздохнула с облегчением, когда тяжелая одежда упала с ее плеч. Ей захотелось пнуть ненавистную мантию ногой, но она не сделала этого, потому что знала, как ее отругают за то, что недостаточно аккуратно обращается с «государственным облачением».
Мэг брезгливо подняла мантию и повесила ее на крючок в стене. Потом сняла с себя платье. Пальцами она прикоснулась к медальону;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100