Тем не менее, он с нетерпением ждал реакции Мири.
– Земля простирается от того леса, где мы были, до тех холмов вдали. – Симон сделал широкий жест рукой. – Там, за холмом, маленькая деревня, и некоторые крестьяне из тех домов помогают убирать пшеницу и яблоки осенью. Поле граничит с ручьем и частью леса, где козы могут свободно пастись. Есть еще небольшая отара овец, несколько свиней и…
Симон замолчал, снова поняв, что слишком много говорит. У него появилась жалкая привычка вести себя так в присутствии Мири.
– Вот и все, – закончил он, опустив руку на поводья. – Всего лишь маленькая ферма. Ничего особенного.
Мири посмотрела на него, поудобнее усевшись в седле.
– Симон, это же замечательно, – сказала она, и ее улыбка расцвела внутри него.
Ему пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться в ответ ей, и еще большее усилие, чтобы не поцеловать ее в сладкие губы. Как этой женщине удавалось выглядеть такой привлекательной с растрепанными волосами, в пыльной шляпе и бесформенной рубахе и штанах? Но ее прекрасное лицо светилось, а в серебристо-голубых глазах отражались ажурные облака.
Симон попытался представить Мири во дворце, в центре придворной жизни, затянутую в корсет, в фижмах, дорогих шелках и драгоценностях, а ее волосы лунного сияния упрятанными под модный чепец. Но у него ничего не получилось. Выходило нечто похожее на пойманную лесную фею, спрятанную в стеклянном кувшине, потускневшую, с поникшими крылышками.
Гораздо легче было представить ее здесь, на своей ферме, скачущей по полям или плещущейся в пруду с распущенными по плечам волосами, гуляющей в лугах с искрящимися от смеха глазами и с новорожденным ягненком на руках, который доверчиво упирается ей в подбородок.
Глупое и бессмысленное видение. Только потому, что за последние несколько дней неравенство между ними, как казалось, исчезло, это ничего не меняло. Неравенство снова возникнет с достаточной остротой, если семья Мири узнает, что она с ним, и пошлет кого-нибудь за ней. Или когда он настигнет Серебряную розу и ее орден и ему придется судить их за колдовство.
Он сделает все возможное, чтобы сдержать обещание в отношении девушки Моро, и передаст ее на попечение Мири. Он не сомневался, что после этого она долго не задержится с ним. Как бы сильно Мири ни осуждала Серебряную розу, ее доброе сердце никогда не сможет выдержать суда над ней и казни.
Она заберет Кэрол и вернется на остров Фэр. Он никогда больше не увидит Мири, и так должно быть, так лучше для них обоих. У них не было будущего, их прошлое омрачено мучительными воспоминаниями, в которых слишком много сожалений. У них было только настоящее. Хотя Симона мучило опустошительное ощущение утраты, он постарался избавиться от него, решив не портить той радости, которую видел в глазах Мири, когда она осматривала его ферму.
Когда они подъехали к конюшне, он указал ей на огород за домом. Девушка кивнула, взгляд ее был прикован к Симону. Не успела она подумать, что узнала его, как он снова удивил ее.
Она не знала, как понимать его слова о том, что он собирается отвести ее домой. Это могло быть какое-нибудь жилище над торговой лавкой или комната в гостинице, которую он снимал, но совершенно не такое процветающее обширное хозяйство.
Ей казалось, что он одинокий странник, который не мог назвать своим ни одно место на земле. Несмотря на то? что эта ферма принадлежала ему, он продолжал утверждать, что не имеет никакого отношения к ней. Но к этому замечательному дому не имел отношения только Ле Балафр, охотник на ведьм, с его зловещей повязкой на глазу, устрашающим черным облачением и беспокойным взглядом. Симону Аристиду все это было вполне свойственно, подумала Мири, если бы только он позволил себе.
Когда из конюшни вышли старый конюх и молодой помощник, чтобы заняться их лошадьми, Мири не заметила на их лицах особого раболепия перед Симоном. Они вели себя уважительно, приветствуя Симона с возвращением домой. Отчужденность чувствовалась со стороны Симона, когда он слез с лошади. Он не был груб или недружелюбен, отвечая на приветствия мужчин, просто сдержан и замкнут, отгородившись от них своей невидимой стеной.
Но эта стена никак не отпугнула молодого юношу, работавшего в саду. Завидев Симона, он уронил мотыгу и с громким возгласом помчался через конюшенный двор в сопровождении черно-белой собаки. Юноша был большой и нескладный, с копной светлых волос, круглым румяным лицом и оттопыренными ушами. На бегу он размахивал своими длинными большими руками, радостно крича:
– Господин Симон! Господин Симон! Вы вернулись.
Он мчался к Симону так быстро, что, казалось, мог сбить его с ног. Но в последний миг юноша остановился, крепко обнял Симона, а собака радостно носилась вокруг них и лаяла.
Мири слезла с лошади, передав Самсона в руки конюхов, едва замечая, что делает, потому что не могла оторваться от восторженной сцены. Она почти ожидала, что Симон одернет юношу или оттолкнет его. Несмотря на то, что вид у Симона был довольно растерянный, потому что эту сцену наблюдали Мири и конюхи, он неуклюже похлопал молодого человека по рыхлому плечу.
– Э-э… я тоже рад тебя видеть, Ив. Но дай мне перевести дух.
Юноша отпустил Симона, радостно улыбаясь. Собака припала к земле, прижала уши и зарычала, но Ив резко оттолкнул ее.
– Эй, ладно, Бью! Молчать! Что с тобой? Это наш господин Симон. Ты его помнишь. Веди себя прилично и поприветствуй его как следует.
Собака склонила голову набок и еще раз глухо гавкнула. Но Симон сделал именно то, что сделала бы Мири: присел на корточки и, без лишних движений, протянул руку, чтобы собака ее понюхала. Бью подполз ближе и в следующий миг уже размахивал хвостом, когда Симон чесал его за ухом.
– Так-то лучше, – одобрил Ив. – Бью просто слишком бдительный. Как вы нам говорили, господин Симон. Если вдруг все эти ведьмы заявятся…
Он замолчал, заметив Мири. Конюхи смотрели на девушку вопросительно, но учтиво. Ярко-голубые глаза Ива разглядывали ее с нескрываемым любопытством. Заглянув в глубину этих глаз, Мири увидела добрую простую душу, одну их тех, что обречены оставаться детьми навечно, несмотря на огромный рост и длинные руки и ноги.
– Кто это, господин Симон? – потребовал ответа Ив.
Продолжая гладить собаку, Симон посмотрел на Мири с улыбкой:
– Мой друг. Мири, это Ив Паскаль, сын моего управляющего.
Мири ласково улыбнулась Иву, но, когда она протянула ему руку, чтобы поприветствовать, мальчик покраснел, отступил и умчался к дому, крича во все горло:
– Мама! Мама!
Когда собака убежала за ним, Симон встал, отряхивая руки.
– Извини, – сказала Мири. – Не хотела напугать его.
– А ты и не напугала. Просто Ив очень застенчив, вот и все… И немного слаб умом, – поспешил добавить Симон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Земля простирается от того леса, где мы были, до тех холмов вдали. – Симон сделал широкий жест рукой. – Там, за холмом, маленькая деревня, и некоторые крестьяне из тех домов помогают убирать пшеницу и яблоки осенью. Поле граничит с ручьем и частью леса, где козы могут свободно пастись. Есть еще небольшая отара овец, несколько свиней и…
Симон замолчал, снова поняв, что слишком много говорит. У него появилась жалкая привычка вести себя так в присутствии Мири.
– Вот и все, – закончил он, опустив руку на поводья. – Всего лишь маленькая ферма. Ничего особенного.
Мири посмотрела на него, поудобнее усевшись в седле.
– Симон, это же замечательно, – сказала она, и ее улыбка расцвела внутри него.
Ему пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться в ответ ей, и еще большее усилие, чтобы не поцеловать ее в сладкие губы. Как этой женщине удавалось выглядеть такой привлекательной с растрепанными волосами, в пыльной шляпе и бесформенной рубахе и штанах? Но ее прекрасное лицо светилось, а в серебристо-голубых глазах отражались ажурные облака.
Симон попытался представить Мири во дворце, в центре придворной жизни, затянутую в корсет, в фижмах, дорогих шелках и драгоценностях, а ее волосы лунного сияния упрятанными под модный чепец. Но у него ничего не получилось. Выходило нечто похожее на пойманную лесную фею, спрятанную в стеклянном кувшине, потускневшую, с поникшими крылышками.
Гораздо легче было представить ее здесь, на своей ферме, скачущей по полям или плещущейся в пруду с распущенными по плечам волосами, гуляющей в лугах с искрящимися от смеха глазами и с новорожденным ягненком на руках, который доверчиво упирается ей в подбородок.
Глупое и бессмысленное видение. Только потому, что за последние несколько дней неравенство между ними, как казалось, исчезло, это ничего не меняло. Неравенство снова возникнет с достаточной остротой, если семья Мири узнает, что она с ним, и пошлет кого-нибудь за ней. Или когда он настигнет Серебряную розу и ее орден и ему придется судить их за колдовство.
Он сделает все возможное, чтобы сдержать обещание в отношении девушки Моро, и передаст ее на попечение Мири. Он не сомневался, что после этого она долго не задержится с ним. Как бы сильно Мири ни осуждала Серебряную розу, ее доброе сердце никогда не сможет выдержать суда над ней и казни.
Она заберет Кэрол и вернется на остров Фэр. Он никогда больше не увидит Мири, и так должно быть, так лучше для них обоих. У них не было будущего, их прошлое омрачено мучительными воспоминаниями, в которых слишком много сожалений. У них было только настоящее. Хотя Симона мучило опустошительное ощущение утраты, он постарался избавиться от него, решив не портить той радости, которую видел в глазах Мири, когда она осматривала его ферму.
Когда они подъехали к конюшне, он указал ей на огород за домом. Девушка кивнула, взгляд ее был прикован к Симону. Не успела она подумать, что узнала его, как он снова удивил ее.
Она не знала, как понимать его слова о том, что он собирается отвести ее домой. Это могло быть какое-нибудь жилище над торговой лавкой или комната в гостинице, которую он снимал, но совершенно не такое процветающее обширное хозяйство.
Ей казалось, что он одинокий странник, который не мог назвать своим ни одно место на земле. Несмотря на то? что эта ферма принадлежала ему, он продолжал утверждать, что не имеет никакого отношения к ней. Но к этому замечательному дому не имел отношения только Ле Балафр, охотник на ведьм, с его зловещей повязкой на глазу, устрашающим черным облачением и беспокойным взглядом. Симону Аристиду все это было вполне свойственно, подумала Мири, если бы только он позволил себе.
Когда из конюшни вышли старый конюх и молодой помощник, чтобы заняться их лошадьми, Мири не заметила на их лицах особого раболепия перед Симоном. Они вели себя уважительно, приветствуя Симона с возвращением домой. Отчужденность чувствовалась со стороны Симона, когда он слез с лошади. Он не был груб или недружелюбен, отвечая на приветствия мужчин, просто сдержан и замкнут, отгородившись от них своей невидимой стеной.
Но эта стена никак не отпугнула молодого юношу, работавшего в саду. Завидев Симона, он уронил мотыгу и с громким возгласом помчался через конюшенный двор в сопровождении черно-белой собаки. Юноша был большой и нескладный, с копной светлых волос, круглым румяным лицом и оттопыренными ушами. На бегу он размахивал своими длинными большими руками, радостно крича:
– Господин Симон! Господин Симон! Вы вернулись.
Он мчался к Симону так быстро, что, казалось, мог сбить его с ног. Но в последний миг юноша остановился, крепко обнял Симона, а собака радостно носилась вокруг них и лаяла.
Мири слезла с лошади, передав Самсона в руки конюхов, едва замечая, что делает, потому что не могла оторваться от восторженной сцены. Она почти ожидала, что Симон одернет юношу или оттолкнет его. Несмотря на то, что вид у Симона был довольно растерянный, потому что эту сцену наблюдали Мири и конюхи, он неуклюже похлопал молодого человека по рыхлому плечу.
– Э-э… я тоже рад тебя видеть, Ив. Но дай мне перевести дух.
Юноша отпустил Симона, радостно улыбаясь. Собака припала к земле, прижала уши и зарычала, но Ив резко оттолкнул ее.
– Эй, ладно, Бью! Молчать! Что с тобой? Это наш господин Симон. Ты его помнишь. Веди себя прилично и поприветствуй его как следует.
Собака склонила голову набок и еще раз глухо гавкнула. Но Симон сделал именно то, что сделала бы Мири: присел на корточки и, без лишних движений, протянул руку, чтобы собака ее понюхала. Бью подполз ближе и в следующий миг уже размахивал хвостом, когда Симон чесал его за ухом.
– Так-то лучше, – одобрил Ив. – Бью просто слишком бдительный. Как вы нам говорили, господин Симон. Если вдруг все эти ведьмы заявятся…
Он замолчал, заметив Мири. Конюхи смотрели на девушку вопросительно, но учтиво. Ярко-голубые глаза Ива разглядывали ее с нескрываемым любопытством. Заглянув в глубину этих глаз, Мири увидела добрую простую душу, одну их тех, что обречены оставаться детьми навечно, несмотря на огромный рост и длинные руки и ноги.
– Кто это, господин Симон? – потребовал ответа Ив.
Продолжая гладить собаку, Симон посмотрел на Мири с улыбкой:
– Мой друг. Мири, это Ив Паскаль, сын моего управляющего.
Мири ласково улыбнулась Иву, но, когда она протянула ему руку, чтобы поприветствовать, мальчик покраснел, отступил и умчался к дому, крича во все горло:
– Мама! Мама!
Когда собака убежала за ним, Симон встал, отряхивая руки.
– Извини, – сказала Мири. – Не хотела напугать его.
– А ты и не напугала. Просто Ив очень застенчив, вот и все… И немного слаб умом, – поспешил добавить Симон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100