И все же она мягко высвободила руку и отвернулась.
– Я начну прямо сейчас, – сказала она, стараясь скрыть смущение.
Эдоард щелкнул пальцами, и на его зов прибежал слуга, которого немедленно послали за мольбертом, бумагой и красками.
– Я так люблю собак, – проворковала Беатрис, повернувшись к Эдоарду.
Рохарио отошел в сторону и обратил задумчивый взор на поля. Вернулись слуги. Элейна приготовилась делать этюды.
– Сначала я нарисую гончих, – сообщила она. – Сделаю несколько эскизов, чтобы получше их узнать.
– Пойдемте, дон Эдоард, – мягко позвала Беатрис. – Вы должны показать мне сад.
– А с меня вы будете делать зарисовки? – просительным тоном промолвил Эдоард.
– Конечно. – Элейна заточила карандаш ножом. У гончих были такие чистые, интересные морды, совсем не похожие на избалованных, сварливых собак, принадлежавших придворным дамам. Их переполняла энергия, и, подобно хозяину, они были по-своему очаровательны.
– Надеюсь, дон Эдоард, вы скоро поймете, что моя сестра может сама себя развлечь и ей будет не до нас. – Слова лились легко и естественно; в следующую минуту Элейна краем глаза заметила движение – Беатрис уводила за собой Эдоарда. Мара последовала за ними. – Ваш отец подарил вам Чассериайо пять лет назад?
– Да, так принято. Мне как раз исполнилось девятнадцать… Они отошли, и Элейна больше не слышала, о чем они говорят. Только часть ее сознания отметила, что они ушли. Перед ней посадили Вуонно, и, поскольку он был добродушным, но весьма беспокойным существом, ей приходилось работать очень быстро, чтобы сделать хороший эскиз.
Рохарио по-прежнему стоял неподалеку, чуть повернувшись к Элейне в профиль. Его поза была такой вызывающе театральной, что она не сомневалась – он встал так специально. Она мгновенно его нарисовала, нахмурилась, снова попыталась сделать набросок в другом углу листа бумаги. Уже лучше! Но все равно ей не удалось передать необычное положение плеч, вздернутый подбородок и сердито сложенные на груди руки.
Элейна взяла чистый лист бумаги, еще раз изобразила Рохарио. Ей привели Фрамбу. Покраснев, она достала новый лист, положила его поверх эскизов, но все равно никак не могла отогнать от себя мысль, что Рохарио стоит тут же – не так близко, чтобы с ним заговорить, но и недостаточно далеко, чтобы не обращать на него внимания. Как ни старалась сосредоточиться на собаках, она чувствовала, что Рохарио за ней наблюдает, но стоило бросить в его сторону взгляд, как он отворачивался. В конце концов он ушел, и Элейна смогла спокойно работать. Много позже появилась Беатрис.
– А куда подевался дон Эдоард? – спросила Элейна.
– Отправился полюбоваться на свою новую лошадь. Она успокоилась.
Беатрис старательно поправляла ленту на шляпке. Судя по перепачканным в земле пальцам, она опять копалась в грязи.
– Спасибо тебе, Беатрис. Я знаю, ты пытаешься помочь, но ведь мне нужно к нему привыкать.
– Конечно, нужно, но зачем беспокоиться о том, что рано или поздно произойдет само?
Элейна подумала – и не в первый раз, – почему такое доброе и понимающее существо временами так сильно ее раздражает?
Вся компания снова собралась за ужином, который накрыли в столовой, где ослепительно сияли свечи, зажженные в люстре.
– Вы сегодня удивительно красивы, каррида мейа, – сказал Эдоард, подводя Элейну к стулу. А потом все испортил, повернувшись к Беатрис, чтобы увести ее от Рохарио. – И вы тоже, Беатрис. Если вы сядете по обе стороны от меня, я буду самым счастливым мужчиной в мире. Я просмотрел ваши эскизы. Надеюсь, вы не рассердитесь на меня за то, что я не спросил у вас разрешения…
Чужие руки касались ее альбома, он даже не спросил разрешения! Элейна выдавила из себя улыбку.
– но мне не терпелось посмотреть на моих милашек Впрочем, я заметил, что вы и брата там изобразили. Мне ужасно обидно – ведь меня-то вы еще ни разу не нарисовали…
Элейна не осмеливалась поднять на Рохарио глаза.
– Я просто разогревала руки, дон Эдоард.
– Нарисуете меня сегодня?
Элейна покраснела, прекрасно понимая, что нравится Эдоарду. К тому же он вложил и другое значение в свои слова.
– Цветы из вашего сада так красиво смотрятся в этих вазах, вы со мной согласны, дон Эдоард? – внезапно спросила Беатрис. – У вас исключительное чувство цвета, вы подобрали их просто замечательно.
Эдоард повернулся к ней и немного рассеянно ответил:
– Я только следовал вашим указаниям, так как почти ничего не знаю о цветах.
– Ошибаетесь, вы знаете гораздо больше, чем вам кажется, дон Эдоард. Наша бабушка Лейла занималась запахами, и она много рассказывала мне про цветы, ароматы и травы. Вот красные хризантемы – это Любовь. Жимолость означает Привязанность, а лилии – Мир. Ваш повар добавил в цыпленка немного душицы.
– Вы исключительно умная женщина, подмечаете такие удивительные детали. А у душицы тоже есть определенное значение? Беатрис мило улыбнулась и чуть покраснела.
– Смущение, дон Эдоард.
– Я и не думал, что цветы и травы могут так много сказать.
– Если знаешь, где смотреть, можно увидеть многое из того, что скрыто от невнимательного глаза.
От того, как Беатрис произнесла эти слова, Элейне почему-то стало не по себе. Она бросила взгляд на Рохарио, но он сидел мрачный, держа в одной руке вилку и уставясь в свою тарелку на кусок пирога. Мара наблюдала за своими подопечными с довольным видом.
– И что бы это значило? – Эдоард наклонился к Беатрис, глаза его сияли. – Ваши слова прозвучали так загадочно. Мара насторожилась.
– Пожалуй, нам пора в гостиную. – Она поднялась и тут же увела за собой Элейну и Беатрис.
Слуга проводил их в гостиную, где Элейна обнаружила на маленьком столике свой альбом и карандаши. Мара устроилась на диване и занялась вышиванием, а Элейна отвела Беатрис в сторону.
– Что означали твои последние слова, сказанные дону Эдоарду?
– Если то, что говорила бабушка, правда, – без тени раскаяния заявила Беатрис, – то он рано или поздно узнает о секретах иллюстраторов.
– Но…
– Но? Он же явно ничего не понимает и даже не подозревает. По лицу видно.
– Я не уверена, что ему хватит сообразительности…
– Элейна, он рассуждает достаточно разумно о садоводстве и управлении имениями.
– Вы именно это обсуждали весь день? Открылась дверь, и вошел Эдоард.
– Прошу прощения, – сказал он весело. – У брата разболелась голова, и он ушел отдыхать.
– Я тоже чувствую себя неважно, – поднимаясь, объявила Мара. – Беатрис, ты не проводишь меня в мою комнату? Поможешь мне подняться по лестнице.
Беатрис чуть прикоснулась к руке Элейны, и ей стало немного легче. Все так ясно, прозрачно, но… Нет ни единого повода откладывать неизбежное.
Они ушли. Элейна встала, положив руку на этюдник, и смущенно улыбнулась Эдоарду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Я начну прямо сейчас, – сказала она, стараясь скрыть смущение.
Эдоард щелкнул пальцами, и на его зов прибежал слуга, которого немедленно послали за мольбертом, бумагой и красками.
– Я так люблю собак, – проворковала Беатрис, повернувшись к Эдоарду.
Рохарио отошел в сторону и обратил задумчивый взор на поля. Вернулись слуги. Элейна приготовилась делать этюды.
– Сначала я нарисую гончих, – сообщила она. – Сделаю несколько эскизов, чтобы получше их узнать.
– Пойдемте, дон Эдоард, – мягко позвала Беатрис. – Вы должны показать мне сад.
– А с меня вы будете делать зарисовки? – просительным тоном промолвил Эдоард.
– Конечно. – Элейна заточила карандаш ножом. У гончих были такие чистые, интересные морды, совсем не похожие на избалованных, сварливых собак, принадлежавших придворным дамам. Их переполняла энергия, и, подобно хозяину, они были по-своему очаровательны.
– Надеюсь, дон Эдоард, вы скоро поймете, что моя сестра может сама себя развлечь и ей будет не до нас. – Слова лились легко и естественно; в следующую минуту Элейна краем глаза заметила движение – Беатрис уводила за собой Эдоарда. Мара последовала за ними. – Ваш отец подарил вам Чассериайо пять лет назад?
– Да, так принято. Мне как раз исполнилось девятнадцать… Они отошли, и Элейна больше не слышала, о чем они говорят. Только часть ее сознания отметила, что они ушли. Перед ней посадили Вуонно, и, поскольку он был добродушным, но весьма беспокойным существом, ей приходилось работать очень быстро, чтобы сделать хороший эскиз.
Рохарио по-прежнему стоял неподалеку, чуть повернувшись к Элейне в профиль. Его поза была такой вызывающе театральной, что она не сомневалась – он встал так специально. Она мгновенно его нарисовала, нахмурилась, снова попыталась сделать набросок в другом углу листа бумаги. Уже лучше! Но все равно ей не удалось передать необычное положение плеч, вздернутый подбородок и сердито сложенные на груди руки.
Элейна взяла чистый лист бумаги, еще раз изобразила Рохарио. Ей привели Фрамбу. Покраснев, она достала новый лист, положила его поверх эскизов, но все равно никак не могла отогнать от себя мысль, что Рохарио стоит тут же – не так близко, чтобы с ним заговорить, но и недостаточно далеко, чтобы не обращать на него внимания. Как ни старалась сосредоточиться на собаках, она чувствовала, что Рохарио за ней наблюдает, но стоило бросить в его сторону взгляд, как он отворачивался. В конце концов он ушел, и Элейна смогла спокойно работать. Много позже появилась Беатрис.
– А куда подевался дон Эдоард? – спросила Элейна.
– Отправился полюбоваться на свою новую лошадь. Она успокоилась.
Беатрис старательно поправляла ленту на шляпке. Судя по перепачканным в земле пальцам, она опять копалась в грязи.
– Спасибо тебе, Беатрис. Я знаю, ты пытаешься помочь, но ведь мне нужно к нему привыкать.
– Конечно, нужно, но зачем беспокоиться о том, что рано или поздно произойдет само?
Элейна подумала – и не в первый раз, – почему такое доброе и понимающее существо временами так сильно ее раздражает?
Вся компания снова собралась за ужином, который накрыли в столовой, где ослепительно сияли свечи, зажженные в люстре.
– Вы сегодня удивительно красивы, каррида мейа, – сказал Эдоард, подводя Элейну к стулу. А потом все испортил, повернувшись к Беатрис, чтобы увести ее от Рохарио. – И вы тоже, Беатрис. Если вы сядете по обе стороны от меня, я буду самым счастливым мужчиной в мире. Я просмотрел ваши эскизы. Надеюсь, вы не рассердитесь на меня за то, что я не спросил у вас разрешения…
Чужие руки касались ее альбома, он даже не спросил разрешения! Элейна выдавила из себя улыбку.
– но мне не терпелось посмотреть на моих милашек Впрочем, я заметил, что вы и брата там изобразили. Мне ужасно обидно – ведь меня-то вы еще ни разу не нарисовали…
Элейна не осмеливалась поднять на Рохарио глаза.
– Я просто разогревала руки, дон Эдоард.
– Нарисуете меня сегодня?
Элейна покраснела, прекрасно понимая, что нравится Эдоарду. К тому же он вложил и другое значение в свои слова.
– Цветы из вашего сада так красиво смотрятся в этих вазах, вы со мной согласны, дон Эдоард? – внезапно спросила Беатрис. – У вас исключительное чувство цвета, вы подобрали их просто замечательно.
Эдоард повернулся к ней и немного рассеянно ответил:
– Я только следовал вашим указаниям, так как почти ничего не знаю о цветах.
– Ошибаетесь, вы знаете гораздо больше, чем вам кажется, дон Эдоард. Наша бабушка Лейла занималась запахами, и она много рассказывала мне про цветы, ароматы и травы. Вот красные хризантемы – это Любовь. Жимолость означает Привязанность, а лилии – Мир. Ваш повар добавил в цыпленка немного душицы.
– Вы исключительно умная женщина, подмечаете такие удивительные детали. А у душицы тоже есть определенное значение? Беатрис мило улыбнулась и чуть покраснела.
– Смущение, дон Эдоард.
– Я и не думал, что цветы и травы могут так много сказать.
– Если знаешь, где смотреть, можно увидеть многое из того, что скрыто от невнимательного глаза.
От того, как Беатрис произнесла эти слова, Элейне почему-то стало не по себе. Она бросила взгляд на Рохарио, но он сидел мрачный, держа в одной руке вилку и уставясь в свою тарелку на кусок пирога. Мара наблюдала за своими подопечными с довольным видом.
– И что бы это значило? – Эдоард наклонился к Беатрис, глаза его сияли. – Ваши слова прозвучали так загадочно. Мара насторожилась.
– Пожалуй, нам пора в гостиную. – Она поднялась и тут же увела за собой Элейну и Беатрис.
Слуга проводил их в гостиную, где Элейна обнаружила на маленьком столике свой альбом и карандаши. Мара устроилась на диване и занялась вышиванием, а Элейна отвела Беатрис в сторону.
– Что означали твои последние слова, сказанные дону Эдоарду?
– Если то, что говорила бабушка, правда, – без тени раскаяния заявила Беатрис, – то он рано или поздно узнает о секретах иллюстраторов.
– Но…
– Но? Он же явно ничего не понимает и даже не подозревает. По лицу видно.
– Я не уверена, что ему хватит сообразительности…
– Элейна, он рассуждает достаточно разумно о садоводстве и управлении имениями.
– Вы именно это обсуждали весь день? Открылась дверь, и вошел Эдоард.
– Прошу прощения, – сказал он весело. – У брата разболелась голова, и он ушел отдыхать.
– Я тоже чувствую себя неважно, – поднимаясь, объявила Мара. – Беатрис, ты не проводишь меня в мою комнату? Поможешь мне подняться по лестнице.
Беатрис чуть прикоснулась к руке Элейны, и ей стало немного легче. Все так ясно, прозрачно, но… Нет ни единого повода откладывать неизбежное.
Они ушли. Элейна встала, положив руку на этюдник, и смущенно улыбнулась Эдоарду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99