она свободна, а ее прошлое не является ничьим настоящим.
– Временами я погружалась во мрак, словно на портрет набрасывали покрывало. Иногда мне казалось, будто я слышу голоса и кто-то ко мне обращается, хотя слова звучали непривычно – вот и сейчас ваше произношение кажется мне немного странным. – Она обернулась к Элейне. – Тебя я видела совсем недавно, потому что ты работала перед моим портретом.
– Я копировала, – кивнула Элейна.
– И Сарио. Всегда Сарио. Его одежда менялась, и спутники тоже… но он всегда оставался со мной. Приходил навещать. Может быть, позлорадствовать. – Сааведра почувствовала – вот-вот на глазах появятся слезы. Плач не по умершему давным-давно Алехандро, а по мальчику, наделенному редким талантом и достигшему гораздо больше, чем кто-либо мог от него ожидать. – Последний раз я смотрела на него, когда он стоял рядом с тобой.
Элейна отвернулась, у нее было виноватое лицо – то, о чем она лишь догадывалась, подтвердилось.
– Да, теперь его тоже зовут Сарио.
– Иллюстраторов принято называть в честь их великих предков, – напомнил Кабрал.
– Нет. – Боли больше не было. Вместо нее пришла уверенность. – Это он. Мой Сарио. Матра Дольча, неужели вы думаете, я не в состоянии узнать человека, который предал меня и пленил?
– Но этого не может быть, – запротестовал Кабрал. – Этот Сарио совсем не похож на Сарио из твоего времени. Я видел его портреты. Помню, когда Сарио родился. Наш Сарио.
Неожиданно заговорил Гиаберто. Он был дядей Элейны и, вне всякого сомнения, Премио Фрато. Как когда-то Артурро, Ферико, как Дэво. Но все они жили в ее время, не сейчас; настоящее принадлежит Гиаберто.
– Я и сам помню, как его признали одним из нас, тогда он и написал Пейнтраддо Чиеву. – Гиаберто недоверчиво посмотрел на Сааведру. – Видишь, вот портрет Сарио. Мы принесли его из кречетты, чтобы изучить при более благоприятном освещении.
Сааведра подошла поближе. Мужчина, не очень отличающийся от ее современников: руки пожирает костная лихорадка, белесые, невидящие глаза. Слабость, не вяжущаяся с молодым лицом.
Сааведра покачала головой.
– Не этот человек стоял рядом с тобой, Элейна. У него было лицо моего Сарио. – Она повернулась. – Вы прибегли к обряду Чиевы до'Сангва, верно?
Гиаберто был потрясен ее вопросом.
– Откуда ты знаешь? Откуда тебе вообще об этом известно? Сааведра с улыбкой, медленно вернулась к столу. Взяла кусочек хлеба, принялась разглядывать корочку, взвесила на ладони – по крайней мере хлеб пекут по старинке! – а потом встала так, чтобы видеть их всех.
– Знаю, потому что тоже обладаю Даром. – Она раскрыла ладонь и показала им Ключ. За прошедшие века вес его стал привычным. – Этот Ключ, Чиева до'Орро, принадлежит мне. Видите ли, я прошла конфирматтио особого рода – меня заставил Сарио – и получила Ключ, а с ним и все права, которыми обладают Грихальва.
Посыпались протесты, возражения, мужчины заговорили одновременно. Элейна молчала. Сааведра не обращала на них внимания, казалось, недоверие нисколько ее не оскорбило. Она слышала эти слова и раньше. Сама говорила их Сарио. Женщина не может обладать Даром.
– Только мужчин природа наделяет Даром, – уверенно заявил Гиаберто. – А долг женщины производить на свет Одаренных сыновей. Этот Ключ – всего лишь символ священных уз, объединяющих до'Веррада и Вьехос Фратос.
Тем временем единственная женщина в комнате молча ждала, когда смолкнут все протесты, и просто смотрела на Первую Любовницу, которая, по собственному признанию, являлась еще и Первой Одаренной женщиной.
Сааведра встретилась глазами с Элейной.
– Ты мне завидуешь?
Молодая женщина покраснела.
– Матра Дольча! Да, признаюсь, я тебе и в самом деле завидую. – А потом тихо прибавила:
– Прости меня.
– Не нужно извиняться, – сказала Сааведра. – Не стоит делать это сейчас. Не сожалей, что тебе не ниспослан Дар. Матра дает нам то, что считает нужным.
– Но если ты Одарена… – Кабрал с сомнением выступил вперед. – Прошу прощения, что я задаю вопрос, но… Мечелла сказала правду? У тебя будет ребенок?
– Да, – спокойно ответила Сааведра. – Ребенок, который должен был родиться три века назад, еще появится на свет.
Кабрал тяжело вздохнул.
Как это ни странно, глаза Элейны неожиданно наполнились слезами, и она поспешно отвернулась.
Сааведра, не задумываясь о том, что делает, протянула руку.
– Нет, прошу тебя… пожалуйста, не отворачивайся! Матра эй Фильхо! Ты единственная из них можешь меня понять. Неужели ты мне в этом откажешь? – Сааведра почувствовала, как и у нее на глазах появились слезы. – Матра Дольча, я здесь совсем одна, мое время давно прошло, я ни с кем не знакома – у меня есть только этот ребенок, ребенок Алехандро, который узнает о своем отце и о том времени, когда жила его мать, разве что из уроков древней истории. – Сааведре стало трудно говорить. – Ты же все понимаешь, правда? Ты чувствуешь. Сердцем, да и умом тоже.
Элейна стояла спиной к Сааведре. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она медленно повернулась и протянула ей дрожащую руку.
– Прости меня… Я не завидую твоему Дару. – Они взялись за руки. – Это правда, у тебя никого нет… И если ты захочешь, то станешь мне сестрой. Совсем как Беатрис, которая и на самом деле мне сестра. И Агустин… – Голос ее пресекся, она выпустила руку Сааведры. – Прошу меня простить. Я должна пойти посмотреть, не проснулся ли Агустин.
– Иди посмотри, ниниа мейа.
Сааведра с сожалением проводила ее глазами. А потом обратилась к Гиаберто:
– Кто такой Агустин?
Ответил ей Кабрал, сердито и печально одновременно:
– Агустин – ее младший брат, недавно прошедший конфирматтио. Он умирает, потому что Сарио облил горячим маслом из лампы картину мальчика, написанную красками с примесью крови.
Сааведра вздрогнула. Затем поцеловала кончики пальцев и приложила их к сердцу.
– Матра Дольча… Который Сарио?
– Этот. – Гиаберто показал на лицо, которое она не узнала. – Но нам не удалось применить к нему Чиеву до'Сангва.
Сааведра ответила не сразу. Она знала, как Сарио защитил себя.
– Мы еще не поняли, каким образом ему удалось это сделать, – продолжал Гиаберто, приняв ее молчание за удивление. Бросил взгляд на портрет. – Впрочем, может быть, на самом деле он не Сарио. Не наш Сарио. – Он обернулся к Сааведре. – Ты уверена, что видела в зеркале Сарио?
Впервые за свою жизнь – жизнь, исковерканную магией, – Сааведра Грихальва произнесла клятву, к которой даже они не могли отнестись несерьезно.
– Номмо Чиева до'Орро. – Она видела, что они ее услышали, отметила их потрясение. – Его одежда менялась, но лицо оставалось всегда одним и тем же. И Чиева у него на груди. – Неожиданно Сааведра задрожала, словно в комнату ворвался порыв холодного ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Временами я погружалась во мрак, словно на портрет набрасывали покрывало. Иногда мне казалось, будто я слышу голоса и кто-то ко мне обращается, хотя слова звучали непривычно – вот и сейчас ваше произношение кажется мне немного странным. – Она обернулась к Элейне. – Тебя я видела совсем недавно, потому что ты работала перед моим портретом.
– Я копировала, – кивнула Элейна.
– И Сарио. Всегда Сарио. Его одежда менялась, и спутники тоже… но он всегда оставался со мной. Приходил навещать. Может быть, позлорадствовать. – Сааведра почувствовала – вот-вот на глазах появятся слезы. Плач не по умершему давным-давно Алехандро, а по мальчику, наделенному редким талантом и достигшему гораздо больше, чем кто-либо мог от него ожидать. – Последний раз я смотрела на него, когда он стоял рядом с тобой.
Элейна отвернулась, у нее было виноватое лицо – то, о чем она лишь догадывалась, подтвердилось.
– Да, теперь его тоже зовут Сарио.
– Иллюстраторов принято называть в честь их великих предков, – напомнил Кабрал.
– Нет. – Боли больше не было. Вместо нее пришла уверенность. – Это он. Мой Сарио. Матра Дольча, неужели вы думаете, я не в состоянии узнать человека, который предал меня и пленил?
– Но этого не может быть, – запротестовал Кабрал. – Этот Сарио совсем не похож на Сарио из твоего времени. Я видел его портреты. Помню, когда Сарио родился. Наш Сарио.
Неожиданно заговорил Гиаберто. Он был дядей Элейны и, вне всякого сомнения, Премио Фрато. Как когда-то Артурро, Ферико, как Дэво. Но все они жили в ее время, не сейчас; настоящее принадлежит Гиаберто.
– Я и сам помню, как его признали одним из нас, тогда он и написал Пейнтраддо Чиеву. – Гиаберто недоверчиво посмотрел на Сааведру. – Видишь, вот портрет Сарио. Мы принесли его из кречетты, чтобы изучить при более благоприятном освещении.
Сааведра подошла поближе. Мужчина, не очень отличающийся от ее современников: руки пожирает костная лихорадка, белесые, невидящие глаза. Слабость, не вяжущаяся с молодым лицом.
Сааведра покачала головой.
– Не этот человек стоял рядом с тобой, Элейна. У него было лицо моего Сарио. – Она повернулась. – Вы прибегли к обряду Чиевы до'Сангва, верно?
Гиаберто был потрясен ее вопросом.
– Откуда ты знаешь? Откуда тебе вообще об этом известно? Сааведра с улыбкой, медленно вернулась к столу. Взяла кусочек хлеба, принялась разглядывать корочку, взвесила на ладони – по крайней мере хлеб пекут по старинке! – а потом встала так, чтобы видеть их всех.
– Знаю, потому что тоже обладаю Даром. – Она раскрыла ладонь и показала им Ключ. За прошедшие века вес его стал привычным. – Этот Ключ, Чиева до'Орро, принадлежит мне. Видите ли, я прошла конфирматтио особого рода – меня заставил Сарио – и получила Ключ, а с ним и все права, которыми обладают Грихальва.
Посыпались протесты, возражения, мужчины заговорили одновременно. Элейна молчала. Сааведра не обращала на них внимания, казалось, недоверие нисколько ее не оскорбило. Она слышала эти слова и раньше. Сама говорила их Сарио. Женщина не может обладать Даром.
– Только мужчин природа наделяет Даром, – уверенно заявил Гиаберто. – А долг женщины производить на свет Одаренных сыновей. Этот Ключ – всего лишь символ священных уз, объединяющих до'Веррада и Вьехос Фратос.
Тем временем единственная женщина в комнате молча ждала, когда смолкнут все протесты, и просто смотрела на Первую Любовницу, которая, по собственному признанию, являлась еще и Первой Одаренной женщиной.
Сааведра встретилась глазами с Элейной.
– Ты мне завидуешь?
Молодая женщина покраснела.
– Матра Дольча! Да, признаюсь, я тебе и в самом деле завидую. – А потом тихо прибавила:
– Прости меня.
– Не нужно извиняться, – сказала Сааведра. – Не стоит делать это сейчас. Не сожалей, что тебе не ниспослан Дар. Матра дает нам то, что считает нужным.
– Но если ты Одарена… – Кабрал с сомнением выступил вперед. – Прошу прощения, что я задаю вопрос, но… Мечелла сказала правду? У тебя будет ребенок?
– Да, – спокойно ответила Сааведра. – Ребенок, который должен был родиться три века назад, еще появится на свет.
Кабрал тяжело вздохнул.
Как это ни странно, глаза Элейны неожиданно наполнились слезами, и она поспешно отвернулась.
Сааведра, не задумываясь о том, что делает, протянула руку.
– Нет, прошу тебя… пожалуйста, не отворачивайся! Матра эй Фильхо! Ты единственная из них можешь меня понять. Неужели ты мне в этом откажешь? – Сааведра почувствовала, как и у нее на глазах появились слезы. – Матра Дольча, я здесь совсем одна, мое время давно прошло, я ни с кем не знакома – у меня есть только этот ребенок, ребенок Алехандро, который узнает о своем отце и о том времени, когда жила его мать, разве что из уроков древней истории. – Сааведре стало трудно говорить. – Ты же все понимаешь, правда? Ты чувствуешь. Сердцем, да и умом тоже.
Элейна стояла спиной к Сааведре. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она медленно повернулась и протянула ей дрожащую руку.
– Прости меня… Я не завидую твоему Дару. – Они взялись за руки. – Это правда, у тебя никого нет… И если ты захочешь, то станешь мне сестрой. Совсем как Беатрис, которая и на самом деле мне сестра. И Агустин… – Голос ее пресекся, она выпустила руку Сааведры. – Прошу меня простить. Я должна пойти посмотреть, не проснулся ли Агустин.
– Иди посмотри, ниниа мейа.
Сааведра с сожалением проводила ее глазами. А потом обратилась к Гиаберто:
– Кто такой Агустин?
Ответил ей Кабрал, сердито и печально одновременно:
– Агустин – ее младший брат, недавно прошедший конфирматтио. Он умирает, потому что Сарио облил горячим маслом из лампы картину мальчика, написанную красками с примесью крови.
Сааведра вздрогнула. Затем поцеловала кончики пальцев и приложила их к сердцу.
– Матра Дольча… Который Сарио?
– Этот. – Гиаберто показал на лицо, которое она не узнала. – Но нам не удалось применить к нему Чиеву до'Сангва.
Сааведра ответила не сразу. Она знала, как Сарио защитил себя.
– Мы еще не поняли, каким образом ему удалось это сделать, – продолжал Гиаберто, приняв ее молчание за удивление. Бросил взгляд на портрет. – Впрочем, может быть, на самом деле он не Сарио. Не наш Сарио. – Он обернулся к Сааведре. – Ты уверена, что видела в зеркале Сарио?
Впервые за свою жизнь – жизнь, исковерканную магией, – Сааведра Грихальва произнесла клятву, к которой даже они не могли отнестись несерьезно.
– Номмо Чиева до'Орро. – Она видела, что они ее услышали, отметила их потрясение. – Его одежда менялась, но лицо оставалось всегда одним и тем же. И Чиева у него на груди. – Неожиданно Сааведра задрожала, словно в комнату ворвался порыв холодного ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99