Растроганные Кишкенвольде предложение мира приняли с удовольствием. В сопровождении вооруженной охраны они прибыли в Дахау. Здесь-то и подстерегала их коварная западня. Во время пира, когда и маркграфы, и их охрана упились допьяна, люди баронессы взялись за оружие, за несколько минут перерезали охрану, самих маркграфов заковали в цепи и заточили в подземелье. Там они вскорости и умерли от голода и холода. Особо печальная участь постигла Густава фон Кишкенвольде — главу рода, храброго воина с густой гривой седых волос, иссеченным шрамами лицом и мощными руками, которые шутя переламывали шею здоровенному медведю. Его зашили в волчью шкуру и напустили на него свору голодных собак. После этого баронесса, ничтоже сумняшеся, отписала себе все владения маркграфов Кишкенвольде и стала самой богатой помещицей во всей окрестности.
Случай этот стал широко известен во всей стране. По этому поводу появилась даже пословица «Лучше к дьяволам в геенну, чем в Дахау пообедать». Даже под страхом смертной казни никого нельзя было заставить нанести в Дахау визит: слишком памятна была судьба несчастных маркграфов Кишкенвольде. О родовом обиталище баронов фон Гевиннер-Люхс сложилось вполне справедливое мнение как о месте, где в пищу тебе запросто могут подбросить какой-нибудь отравы, задушить или зарезать. Все более или менее титулованные соседи предпочитали объезжать зловещий замок стороной, предоставив баронам одиноко существовать в их огромном логове.
Сегодня впервые за две сотни лет замок Дахау принимал гостей.
Уже с раннего утра закипела работа, забила ключом суетливая предпраздничная деятельность. Подметальщики вычищали порядком запылившиеся галереи и коридоры, настилали на древние половицы персидские, тонкой работы ковры, передвигали столы, стулья, кресла, диваны. Из небытия кладовок возникали различные столовые приборы. Вся в чаду и аппетитных ароматах работала кухня, ежеминутно выбрасывая из своего парного чрева груды деликатнейших лакомств. Во дворе егеря свежевали тушу пойманного вчера дикого кабана.
Чем же занимался в это время господин барон? Спал. Всю ночь он что-то писал в зале для ведения дел, спалил дюжину свечей, выпил три бутылки вина. Наутро, отдав некоторые необходимые распоряжения и отослав гонца в Нюрнберг, отправился в опочивальню.
— Ох и натерпимся же мы с ним! — шепотом возмущалась прислуга. — Где ж это видано: гостей принимать!
Ближе к полудню окрестности замка потревожил резкий звук рожка графской кареты. Вскорости показалась и сама карета, влекомая тремя красавцами жеребцами, и остановилась перед руинами подъемного моста.
— Гости! Гости! — загомонила прислуга.
— Кристоф! Сынуля! — причитала баронесса-мать около дверей баронской опочивальни. — Вставай! Подымайся! Гости приехали!
— Сейчас, мама, — зевая, ответствовал барон.
— Ба-а-а-рин просну-у-улись! — разнеслось зычное по коридорам. — Кушать по-о-одано-о-о!
Прислуга, непривычная к визитам, растерялась, тем более что указаний от господина барона не было получено никаких. Карета все так же стояла перед мостом, а вывалившая из замка поглазеть на гостей прислуга толпилась по другую сторону моста.
— И чего стоит-то? — судачили. — Пора б уже и выйти.
— Господа-то важные! Ишь ты! Даже из экипажу выйти не сподобятся.
— Эй, Ганс! Сгоняй-ка ты к карете, узнай, чего господа стоят.
— Вот еще! Чуть что — сразу Ганс!…
— Беги, кому сказано!
Мальчишка-подавальщик нехотя поплелся по шатким доскам моста, остановился около экипажа.
— Чего господа изволят?
— Руку подай, остолоп! — донесся из глубины экипажа резкий голос отставного полковника кавалерии. — Да не мне, а барышне сначала! Вот так! Теперь мне! Эх, дубина! Жалко, ты не у меня на службе. Прописал бы я тебе шпицрутенов.
— Фу, папа! — сказала вышедшая из кареты миловидная Вероника фон Блямменберг. — Постеснялись бы хоть в гостях своих солдафонских штучек. О Боже! — ахнула графиня затем. — Посмотрите, папа, на этот замок! Никогда не думала, что он такой огромный!
— Огромной была конюшня его величества, — проговорил граф. — А это так себе: сарайчик…
— Все бы вам, папа, конюшни, — надула губки Вероника.
— У меня-то ладно — конюшни на уме. А у тебя, дурехи, вообще непонятно что… Послушай старика, — продолжал граф, помогая дочери перейти подъемный мост, — хозяин замка — молодой обалдуй. Присмотрись-ка к нему. Может, замуж за него пойдешь…
— Фу, папа!…
— Ты мне не фукай! Кобыла фукала да на живодерню попала…
Ворота замка распахнулись.
— Следуйте за мной! — возгласил маленький привратник.
Кристоф едва успел умыться. Около него бестолково суетились два одевателя. Один дрожащими руками застегивал пуговицы на кафтане, другой толстыми неуклюжими пальцами безуспешно пытался завязать в аккуратный узел подвязки от панталон.
— Сынуля! — воззвала из-за дверей баронесса-мать. — Выходи быстрее. Гости уж в обеденной зале.
— Сейчас, мам, выйду! Да побыстрей вы, бестолочи! — прикрикнул Кристоф на одевателей. — Можно подумать, вы меня в первый раз одеваете! Будете такими неуклюжими — отправлю к ковырятелям!
— Кушать подано-о-о-о-о! — вопиял где-то вдалеке объявляльщик.
В обеденной зале накрыли роскошный стол поистине циклопических размеров. Блестела обшитая золотом скатерть. Поверх нее теснились груды разносолов, возвышались бутылки с разнообразными винами, названия которых, равно как и вкус множества деликатесов, были Кристофу неведомы.
«Боже! — ахнул мысленно Кристоф. — Этого ж нам не съесть и за неделю!» Тем более что обедающих было всего пятеро: граф с дочерью, мать, Клара и он, Кристоф. Маэстро Корпускулус, как человек безусловно благородного происхождения, был зван к обеду, однако отговорился.
— Негоже философу, — заявил вчера за ужином маэстро, — участвовать в шумных застольях. К тому же я не мастер легкой застольной беседы. Разговоры о пустяках раздражают меня. Праздное суесловие даже разговор о такой важной вещи, как погода, умудрилось превратить в разговор ни о чем. А между тем, что в мире этом есть важнее погоды? Только лишь свое собственное здоровье да — кое у кого — состояние кошелька. Так что увольте, увольте! Однако я буду чрезвычайно благодарен, ежели мне передадут гусиную ножку вместе с бутылочкой красного вина. И этого, поверьте, философу хватит вполне.
Егеря также отказались отобедать с графом.
— Спасибо, господин барон, — сказал Михаэль. — Мы очень рады, что вы нас цените так высоко. Мы, может быть, и пошли бы пообедать, но, знаете, не по-нашему как-то все эти обеды получаются. Вилку — так-то держать, ложку— еще как-то… Кушать маленькими кусочками, губы промакивать салфеткой, пить из маленькой рюмочки. Воротит, барон, от всего этого этикета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Случай этот стал широко известен во всей стране. По этому поводу появилась даже пословица «Лучше к дьяволам в геенну, чем в Дахау пообедать». Даже под страхом смертной казни никого нельзя было заставить нанести в Дахау визит: слишком памятна была судьба несчастных маркграфов Кишкенвольде. О родовом обиталище баронов фон Гевиннер-Люхс сложилось вполне справедливое мнение как о месте, где в пищу тебе запросто могут подбросить какой-нибудь отравы, задушить или зарезать. Все более или менее титулованные соседи предпочитали объезжать зловещий замок стороной, предоставив баронам одиноко существовать в их огромном логове.
Сегодня впервые за две сотни лет замок Дахау принимал гостей.
Уже с раннего утра закипела работа, забила ключом суетливая предпраздничная деятельность. Подметальщики вычищали порядком запылившиеся галереи и коридоры, настилали на древние половицы персидские, тонкой работы ковры, передвигали столы, стулья, кресла, диваны. Из небытия кладовок возникали различные столовые приборы. Вся в чаду и аппетитных ароматах работала кухня, ежеминутно выбрасывая из своего парного чрева груды деликатнейших лакомств. Во дворе егеря свежевали тушу пойманного вчера дикого кабана.
Чем же занимался в это время господин барон? Спал. Всю ночь он что-то писал в зале для ведения дел, спалил дюжину свечей, выпил три бутылки вина. Наутро, отдав некоторые необходимые распоряжения и отослав гонца в Нюрнберг, отправился в опочивальню.
— Ох и натерпимся же мы с ним! — шепотом возмущалась прислуга. — Где ж это видано: гостей принимать!
Ближе к полудню окрестности замка потревожил резкий звук рожка графской кареты. Вскорости показалась и сама карета, влекомая тремя красавцами жеребцами, и остановилась перед руинами подъемного моста.
— Гости! Гости! — загомонила прислуга.
— Кристоф! Сынуля! — причитала баронесса-мать около дверей баронской опочивальни. — Вставай! Подымайся! Гости приехали!
— Сейчас, мама, — зевая, ответствовал барон.
— Ба-а-а-рин просну-у-улись! — разнеслось зычное по коридорам. — Кушать по-о-одано-о-о!
Прислуга, непривычная к визитам, растерялась, тем более что указаний от господина барона не было получено никаких. Карета все так же стояла перед мостом, а вывалившая из замка поглазеть на гостей прислуга толпилась по другую сторону моста.
— И чего стоит-то? — судачили. — Пора б уже и выйти.
— Господа-то важные! Ишь ты! Даже из экипажу выйти не сподобятся.
— Эй, Ганс! Сгоняй-ка ты к карете, узнай, чего господа стоят.
— Вот еще! Чуть что — сразу Ганс!…
— Беги, кому сказано!
Мальчишка-подавальщик нехотя поплелся по шатким доскам моста, остановился около экипажа.
— Чего господа изволят?
— Руку подай, остолоп! — донесся из глубины экипажа резкий голос отставного полковника кавалерии. — Да не мне, а барышне сначала! Вот так! Теперь мне! Эх, дубина! Жалко, ты не у меня на службе. Прописал бы я тебе шпицрутенов.
— Фу, папа! — сказала вышедшая из кареты миловидная Вероника фон Блямменберг. — Постеснялись бы хоть в гостях своих солдафонских штучек. О Боже! — ахнула графиня затем. — Посмотрите, папа, на этот замок! Никогда не думала, что он такой огромный!
— Огромной была конюшня его величества, — проговорил граф. — А это так себе: сарайчик…
— Все бы вам, папа, конюшни, — надула губки Вероника.
— У меня-то ладно — конюшни на уме. А у тебя, дурехи, вообще непонятно что… Послушай старика, — продолжал граф, помогая дочери перейти подъемный мост, — хозяин замка — молодой обалдуй. Присмотрись-ка к нему. Может, замуж за него пойдешь…
— Фу, папа!…
— Ты мне не фукай! Кобыла фукала да на живодерню попала…
Ворота замка распахнулись.
— Следуйте за мной! — возгласил маленький привратник.
Кристоф едва успел умыться. Около него бестолково суетились два одевателя. Один дрожащими руками застегивал пуговицы на кафтане, другой толстыми неуклюжими пальцами безуспешно пытался завязать в аккуратный узел подвязки от панталон.
— Сынуля! — воззвала из-за дверей баронесса-мать. — Выходи быстрее. Гости уж в обеденной зале.
— Сейчас, мам, выйду! Да побыстрей вы, бестолочи! — прикрикнул Кристоф на одевателей. — Можно подумать, вы меня в первый раз одеваете! Будете такими неуклюжими — отправлю к ковырятелям!
— Кушать подано-о-о-о-о! — вопиял где-то вдалеке объявляльщик.
В обеденной зале накрыли роскошный стол поистине циклопических размеров. Блестела обшитая золотом скатерть. Поверх нее теснились груды разносолов, возвышались бутылки с разнообразными винами, названия которых, равно как и вкус множества деликатесов, были Кристофу неведомы.
«Боже! — ахнул мысленно Кристоф. — Этого ж нам не съесть и за неделю!» Тем более что обедающих было всего пятеро: граф с дочерью, мать, Клара и он, Кристоф. Маэстро Корпускулус, как человек безусловно благородного происхождения, был зван к обеду, однако отговорился.
— Негоже философу, — заявил вчера за ужином маэстро, — участвовать в шумных застольях. К тому же я не мастер легкой застольной беседы. Разговоры о пустяках раздражают меня. Праздное суесловие даже разговор о такой важной вещи, как погода, умудрилось превратить в разговор ни о чем. А между тем, что в мире этом есть важнее погоды? Только лишь свое собственное здоровье да — кое у кого — состояние кошелька. Так что увольте, увольте! Однако я буду чрезвычайно благодарен, ежели мне передадут гусиную ножку вместе с бутылочкой красного вина. И этого, поверьте, философу хватит вполне.
Егеря также отказались отобедать с графом.
— Спасибо, господин барон, — сказал Михаэль. — Мы очень рады, что вы нас цените так высоко. Мы, может быть, и пошли бы пообедать, но, знаете, не по-нашему как-то все эти обеды получаются. Вилку — так-то держать, ложку— еще как-то… Кушать маленькими кусочками, губы промакивать салфеткой, пить из маленькой рюмочки. Воротит, барон, от всего этого этикета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66