В следующее мгновение золотарь вынул ее изо рта жертвы. Его пальцы сжимали маленький, сочащийся кровью кусок мяса. Это был язык Ганса.
Золотарь неспешно положил его в свой сгнивший рот. Сквозь истлевшие щеки твари можно было рассмотреть, как черные, отвратительные зубы перемалывают сочащийся кровью язык. Несомненно, то же самое видел и бедный Ганс. Видел до тех самых пор, пока золотарь своей лапой не пробил ему грудную клетку и не вырвал оттуда сердце.
А через несколько мгновений на уже мертвое тело, визжа и урча, накинулись бесформенные монстры.
— Мама! Где ты, мама?
Кристоф стоял на пороге комнаты, напряженно вглядываясь в сгущающуюся темноту помещения. Он спрашивал пустоту огромной комнаты, спрашивал, угасающая искорка надежды вынуждала его произносить эти слова снова и снова, в то время как сознание беспощадно осознавало то, что наверняка произошло.
— Мама?…
Кто-то из егерей зажег спичку, озарив лишь маленький клочок сумерек.
Кристоф прошел внутрь. Жестокое предчувствие усиливалось, душило, сжимало горло. И, когда Кристоф споткнулся обо что-то, он понял все.
И закричал:
— Нет, нет, нет! О Боже! Нет!!!
Он грузно осел на окровавленный пол. Из горла вырвалось рыдание, похожее на хриплый лай. Над ним склонился маэстро:
— Успокойтесь, господин барон. Слезами горю не поможешь… А своими криками вы лишь привлекаете внимание врага.
Грязное, страшное лицо барона перекосилось, приняло младенчески беспомощное выражение. Губы бессильно шевелились.
— Господин барон, — увещевал маэстро, — пойдемте, пойдемте же отсюда. Нельзя терять ни секунды.
— Иди на хер, ты, старый козел! — закричал Кристоф, превозмогая душивший его слезный лай. — Уходите все! Оставьте меня в покое! Оставьте же, оставьте меня одного! Не прикасайтесь ко мне! Уйдите все! Вон!
Он упал на истерзанное тело матери.
— Послушайте же, — голос маэстро сделался вдвое громче, — послушайте! Не время и не место предаваться истерикам! Вы уже не в силах ничего исправить! У нас мало, слишком мало времени!
Но охваченный горем Кристоф его не слышал.
— Кристоф! Будьте же наконец мужчиной! — Голос маэстро зазвенел суровыми нотками. — Вы должны готовиться к бою! Не пристало настоящему воину рыдать. Тем более что вам с лихвой представится возможность отомстить.
Кристоф поднялся с пола.
— Хорошо, маэстро. Вы правы, Слезами горю не поможешь. — Даже сквозь кровь и грязь, густой коркой облепившие лицо юноши, на нем можно было прочитать выражение отваги и решительности. — Мы должны победить врага, чем бы он ни был! Я отомщу за тебя, мама! — прошептал он. — Отомщу за тебя и за Клару! Клятва дворянина нерушима. — И, уже громко, добавил: — Пойдемте же вперед, к арсеналу!
Старый замковый арсенал размещался в полуподвале и представлял собою довольно просторную залу с высокими округлыми сводами. Два больших, забранных мощной чугунной решеткой окна выходили во двор замка. Из них открывался вид на ворота и подъемный мост.
Егеря сбили прикладами ружей старый заржавленный замок, и, отворив тяжелую, обитую листами железа дверь, маленький отряд вошел в арсенал.
Более всего это хранилище оружия, сложенного здесь на случай непредвиденного нападения или длительной осады замка, напоминало простой склад старинной рухляди, никому уже не надобной, которую свалили сюда много-много лет назад. Теперь она благополучно покрывалась пылью, мхом и плесенью. Как сказал маэстро, последний раз арсеналом пользовались что-то около двухсот лет назад, во время большого, охватившего всю страну крестьянского бунта. Естественно, вооруженным до зубов защитникам замка практически без усилий удалось разогнать разрозненный и плохо вооруженный крестьянский сброд. С этих самых давно позабытых пор арсеналом так никто ни разу не воспользовался.
Чего здесь только не было! Старые заржавленные латы, кирасы, обломки копий, мечей, алебард, старинные ружья, большая часть которых, как это оказалось при беглом осмотре, ни к черту не годилась, петарды, трезубцы и даже допотопные дубины — все это в ужасном беспорядке было разбросано под сводами старинного полуподвала и сейчас мирно пылилось в тиши и покое. Также видно было, что последнюю сотню лет арсенал использовали просто как мусорную свалку. Повсеместно разбросаны были дырявые ведра, прожженные кастрюли, утюги, крючья, хомуты, колеса от телеги, да и сама телега, обросшая сизым мхом, мирно покоилась в этой усыпальнице.
К радости наших защитников, несколько старинных ружей оказались исправны. Кроме того, невредимой оказалась и большая пушка, задвинутая в угол арсенала. Возле пушки обнаружились и ядра, сложенные аккуратной горкой.
— Прекрасное открытие! — воскликнул маэстро, разгребая хлам, густо засыпавший старинную мортиру. — С этим орудием мы, пожалуй, продержимся даже до утра!
Немало порадовало защитников и то, что в арсенале нашлись три бочки с порохом.
Однако радоваться было некогда. Надо было защищаться. Михаэль вызывался руководить обороной. По его распоряжению прямо перед дверью была воздвигнута из всего завалившего арсенал мусора баррикада. Она составила первую линию обороны. Основным же оборонительным элементом являлась пушка, нацеленная на вход.
— Пусть только попробует кто-нибудь сюда сунуться, — усмехнулся Кристоф. — Наши ядра живо разнесут его на мясной фарш!
Двое егерей с ружьями заняли оборонительную позицию около окон. Самый мускулистый из них, Клаус, вооружился огромным двуручным мечом и сейчас, хохоча, вертел им над головою.
Все было готово к бою.
В тревожном ожидании прошло несколько минут. Вернее будет сказать, проползло, медленно и вяло, как полураздавленная гусеница, оставляя в душе тревожный, бередящий след. Тревогу усугубляла также темнота, сгущавшаяся все больше и больше, безраздельное господство которой в арсенале ни в коем случае нельзя было нарушать, ибо наличие пороха не позволяло зажечь даже свечку. Угнетала и неизвестность. Никто не знал, что за сила вторгнется в арсенал, никто не знал, откуда ждать нападения — от двери или, может, от окон. Один лишь маэстро казался знающим, но своим знанием он делиться отнюдь не спешил. Егеря держались с поистине аристократическим достоинством. Преданные, дерзкие, бесстрашные, на грядущий бой они смотрели, как на легкую забаву. Ни тени страха ни разу не промелькнуло на их лицах. Маэстро было поручено запаливать пушечный фитиль, однако же он принялся вновь за свои прыжки и поклоны, казавшиеся в этой обстановке совершенно неуместными.
— Поосторожней, пожалуйста, господин Корпускулус! — Михаэль не удержался от того, чтобы съязвить. — Нечаянно вы можете поджечь фитиль, и тогда прости-прощай вся наша баррикада.
— И все-таки, любезнейший маэстро, — сказал Кристоф, доселе не проронивший почти ни одного слова, — я хочу, чтобы вы все мне разъяснили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Золотарь неспешно положил его в свой сгнивший рот. Сквозь истлевшие щеки твари можно было рассмотреть, как черные, отвратительные зубы перемалывают сочащийся кровью язык. Несомненно, то же самое видел и бедный Ганс. Видел до тех самых пор, пока золотарь своей лапой не пробил ему грудную клетку и не вырвал оттуда сердце.
А через несколько мгновений на уже мертвое тело, визжа и урча, накинулись бесформенные монстры.
— Мама! Где ты, мама?
Кристоф стоял на пороге комнаты, напряженно вглядываясь в сгущающуюся темноту помещения. Он спрашивал пустоту огромной комнаты, спрашивал, угасающая искорка надежды вынуждала его произносить эти слова снова и снова, в то время как сознание беспощадно осознавало то, что наверняка произошло.
— Мама?…
Кто-то из егерей зажег спичку, озарив лишь маленький клочок сумерек.
Кристоф прошел внутрь. Жестокое предчувствие усиливалось, душило, сжимало горло. И, когда Кристоф споткнулся обо что-то, он понял все.
И закричал:
— Нет, нет, нет! О Боже! Нет!!!
Он грузно осел на окровавленный пол. Из горла вырвалось рыдание, похожее на хриплый лай. Над ним склонился маэстро:
— Успокойтесь, господин барон. Слезами горю не поможешь… А своими криками вы лишь привлекаете внимание врага.
Грязное, страшное лицо барона перекосилось, приняло младенчески беспомощное выражение. Губы бессильно шевелились.
— Господин барон, — увещевал маэстро, — пойдемте, пойдемте же отсюда. Нельзя терять ни секунды.
— Иди на хер, ты, старый козел! — закричал Кристоф, превозмогая душивший его слезный лай. — Уходите все! Оставьте меня в покое! Оставьте же, оставьте меня одного! Не прикасайтесь ко мне! Уйдите все! Вон!
Он упал на истерзанное тело матери.
— Послушайте же, — голос маэстро сделался вдвое громче, — послушайте! Не время и не место предаваться истерикам! Вы уже не в силах ничего исправить! У нас мало, слишком мало времени!
Но охваченный горем Кристоф его не слышал.
— Кристоф! Будьте же наконец мужчиной! — Голос маэстро зазвенел суровыми нотками. — Вы должны готовиться к бою! Не пристало настоящему воину рыдать. Тем более что вам с лихвой представится возможность отомстить.
Кристоф поднялся с пола.
— Хорошо, маэстро. Вы правы, Слезами горю не поможешь. — Даже сквозь кровь и грязь, густой коркой облепившие лицо юноши, на нем можно было прочитать выражение отваги и решительности. — Мы должны победить врага, чем бы он ни был! Я отомщу за тебя, мама! — прошептал он. — Отомщу за тебя и за Клару! Клятва дворянина нерушима. — И, уже громко, добавил: — Пойдемте же вперед, к арсеналу!
Старый замковый арсенал размещался в полуподвале и представлял собою довольно просторную залу с высокими округлыми сводами. Два больших, забранных мощной чугунной решеткой окна выходили во двор замка. Из них открывался вид на ворота и подъемный мост.
Егеря сбили прикладами ружей старый заржавленный замок, и, отворив тяжелую, обитую листами железа дверь, маленький отряд вошел в арсенал.
Более всего это хранилище оружия, сложенного здесь на случай непредвиденного нападения или длительной осады замка, напоминало простой склад старинной рухляди, никому уже не надобной, которую свалили сюда много-много лет назад. Теперь она благополучно покрывалась пылью, мхом и плесенью. Как сказал маэстро, последний раз арсеналом пользовались что-то около двухсот лет назад, во время большого, охватившего всю страну крестьянского бунта. Естественно, вооруженным до зубов защитникам замка практически без усилий удалось разогнать разрозненный и плохо вооруженный крестьянский сброд. С этих самых давно позабытых пор арсеналом так никто ни разу не воспользовался.
Чего здесь только не было! Старые заржавленные латы, кирасы, обломки копий, мечей, алебард, старинные ружья, большая часть которых, как это оказалось при беглом осмотре, ни к черту не годилась, петарды, трезубцы и даже допотопные дубины — все это в ужасном беспорядке было разбросано под сводами старинного полуподвала и сейчас мирно пылилось в тиши и покое. Также видно было, что последнюю сотню лет арсенал использовали просто как мусорную свалку. Повсеместно разбросаны были дырявые ведра, прожженные кастрюли, утюги, крючья, хомуты, колеса от телеги, да и сама телега, обросшая сизым мхом, мирно покоилась в этой усыпальнице.
К радости наших защитников, несколько старинных ружей оказались исправны. Кроме того, невредимой оказалась и большая пушка, задвинутая в угол арсенала. Возле пушки обнаружились и ядра, сложенные аккуратной горкой.
— Прекрасное открытие! — воскликнул маэстро, разгребая хлам, густо засыпавший старинную мортиру. — С этим орудием мы, пожалуй, продержимся даже до утра!
Немало порадовало защитников и то, что в арсенале нашлись три бочки с порохом.
Однако радоваться было некогда. Надо было защищаться. Михаэль вызывался руководить обороной. По его распоряжению прямо перед дверью была воздвигнута из всего завалившего арсенал мусора баррикада. Она составила первую линию обороны. Основным же оборонительным элементом являлась пушка, нацеленная на вход.
— Пусть только попробует кто-нибудь сюда сунуться, — усмехнулся Кристоф. — Наши ядра живо разнесут его на мясной фарш!
Двое егерей с ружьями заняли оборонительную позицию около окон. Самый мускулистый из них, Клаус, вооружился огромным двуручным мечом и сейчас, хохоча, вертел им над головою.
Все было готово к бою.
В тревожном ожидании прошло несколько минут. Вернее будет сказать, проползло, медленно и вяло, как полураздавленная гусеница, оставляя в душе тревожный, бередящий след. Тревогу усугубляла также темнота, сгущавшаяся все больше и больше, безраздельное господство которой в арсенале ни в коем случае нельзя было нарушать, ибо наличие пороха не позволяло зажечь даже свечку. Угнетала и неизвестность. Никто не знал, что за сила вторгнется в арсенал, никто не знал, откуда ждать нападения — от двери или, может, от окон. Один лишь маэстро казался знающим, но своим знанием он делиться отнюдь не спешил. Егеря держались с поистине аристократическим достоинством. Преданные, дерзкие, бесстрашные, на грядущий бой они смотрели, как на легкую забаву. Ни тени страха ни разу не промелькнуло на их лицах. Маэстро было поручено запаливать пушечный фитиль, однако же он принялся вновь за свои прыжки и поклоны, казавшиеся в этой обстановке совершенно неуместными.
— Поосторожней, пожалуйста, господин Корпускулус! — Михаэль не удержался от того, чтобы съязвить. — Нечаянно вы можете поджечь фитиль, и тогда прости-прощай вся наша баррикада.
— И все-таки, любезнейший маэстро, — сказал Кристоф, доселе не проронивший почти ни одного слова, — я хочу, чтобы вы все мне разъяснили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66