Этот третий был высок, худ и бородат.
– Ну, а тебе где дыру просверлили? – спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».
Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.
– Ловко! – похвалил его раненый партизан. – Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.
Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.
– На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?
Доктор в изумлении отступил на шаг.
– Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?
Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.
И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.
– Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, – сказал Сергей Прокофьевич, – ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.
– Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.
Оба спорщика держали друг друга за руки.
– И хорошие все-таки были времена! – сказал Сергей Прокофьевич.
– Очень! – подтвердил доктор Великанов. – И опять будут хорошие.
– Обязательно!
– И тогда мы поговорим обо всем! – многозначительно сказал доктор.
– По телефону?
– Всеми доступными нам средствами…
Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.
– Состоим на довольствии германской армии, – объяснил Дядя Миша. – Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.
И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.
Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.
Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.
– Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.
– Потом я хотел бы получить оружие…
Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:
– Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.
Доктор подумал и согласился.
В других отношениях Дядя Миша был щедр.
– Из немецких трофеев что хочешь выбрать – пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали – шоколад, а оказались игральные карты…
К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.
Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.
Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.
– Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.
– Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.
– Не дело, батюшка, всякую гадость есть.
– А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, – проговорил доктор.
Ульяна Ивановна не поверила глазам – в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.
– Хорошие карты! – сказала она. – Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу – мужик или баба.
– Привыкнете, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – А теперь погадайте-ка на меня разок…
«Ой, смеется!» – опасливо подумала Ульяна Ивановна.
– Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.
Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.
Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.
– Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.
– Правильно, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.
– Теперь – что будет? – продолжала Ульяна Ивановна. – Трефовая дама со своим интересом и вообще.
Ульяну Ивановну бросило в пот. Трефовая дама присоседилась к доктору Великанову так близко и с такими недвусмысленными намерениями, что истолкованию вслух это подлежать не могло, – тем более, что женское общество, окружавшее доктора Великанова, было очень ограниченно.
Но доктор был любознателен.
– Ваши слова меня не удовлетворяют, Ульяна Ивановна, – сказал он. – Я хотел бы обстоятельнее выяснить свои взаимоотношения с трефовой дамой.
– Больная какая-нибудь, наверно, – вывернулась Ульяна Ивановна.
– Допустим…
– Теперь для дома, Арсений Васильевич… Для дома – ранняя дорога и денежный интерес от военного человека.
– Уточнить это странное обстоятельство нельзя? – спросил доктор.
– Не могу. Карты всех подробностей открыть не могут.
– Нет, уж если гадать, то чтобы достоверно!
«Ой, смеется!» – снова подумала Ульяна Ивановна и посмотрела на доктора. Но взгляд его был прям и честен.
– Для сердца… – голос Ульяны Ивановны вдруг прервался.
Если бы на сердце доктора Великанова свалились все зловещие пики во главе со страшным тузом, Ульяна Ивановна не была бы поражена так, как поразило ее появление некоей загадочной карты. Это был не туз, не король, не валет, а черт знает что, – какой-то шут гороховый.
Ульяна Ивановна посмотрела на доктора, потом на диковинную карту, потом снова на доктора.
Читатель, конечно, уже догадался, что на сердце доктора Великанова свалился подсунутый им джокер.
Ульяна Ивановна величественно поднялась из-за стола.
– Вот уж не ждала, батюшка Арсений Васильевич, что вы надо мной так посмеетесь, – произнесла она с дрожанием в голосе. – Не маленькая я, Арсений Васильевич, чтобы меня на смех дурочкой выставлять.
Сердце доктора Великанова дрогнуло. Правда, ему хотелось пошутить над Ульяной Ивановной, но обидеть ее… Даже и мысли такой не было.
Между тем Ульяна Ивановна, оставив на столе карты, молча приступила к приготовлению постели.
– Ульяна Ивановна! – сказал доктор.
– Что, Арсений Васильевич? – сухо ответила Ульяна Ивановна.
– Мне очень неприятно, что вы обиделись на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ну, а тебе где дыру просверлили? – спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».
Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.
– Ловко! – похвалил его раненый партизан. – Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.
Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.
– На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?
Доктор в изумлении отступил на шаг.
– Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?
Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.
И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.
– Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, – сказал Сергей Прокофьевич, – ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.
– Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.
Оба спорщика держали друг друга за руки.
– И хорошие все-таки были времена! – сказал Сергей Прокофьевич.
– Очень! – подтвердил доктор Великанов. – И опять будут хорошие.
– Обязательно!
– И тогда мы поговорим обо всем! – многозначительно сказал доктор.
– По телефону?
– Всеми доступными нам средствами…
Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.
– Состоим на довольствии германской армии, – объяснил Дядя Миша. – Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.
И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.
Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.
Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.
– Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.
– Потом я хотел бы получить оружие…
Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:
– Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.
Доктор подумал и согласился.
В других отношениях Дядя Миша был щедр.
– Из немецких трофеев что хочешь выбрать – пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали – шоколад, а оказались игральные карты…
К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.
Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.
Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.
– Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.
– Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.
– Не дело, батюшка, всякую гадость есть.
– А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, – проговорил доктор.
Ульяна Ивановна не поверила глазам – в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.
– Хорошие карты! – сказала она. – Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу – мужик или баба.
– Привыкнете, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – А теперь погадайте-ка на меня разок…
«Ой, смеется!» – опасливо подумала Ульяна Ивановна.
– Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.
Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.
Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.
– Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.
– Правильно, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.
– Теперь – что будет? – продолжала Ульяна Ивановна. – Трефовая дама со своим интересом и вообще.
Ульяну Ивановну бросило в пот. Трефовая дама присоседилась к доктору Великанову так близко и с такими недвусмысленными намерениями, что истолкованию вслух это подлежать не могло, – тем более, что женское общество, окружавшее доктора Великанова, было очень ограниченно.
Но доктор был любознателен.
– Ваши слова меня не удовлетворяют, Ульяна Ивановна, – сказал он. – Я хотел бы обстоятельнее выяснить свои взаимоотношения с трефовой дамой.
– Больная какая-нибудь, наверно, – вывернулась Ульяна Ивановна.
– Допустим…
– Теперь для дома, Арсений Васильевич… Для дома – ранняя дорога и денежный интерес от военного человека.
– Уточнить это странное обстоятельство нельзя? – спросил доктор.
– Не могу. Карты всех подробностей открыть не могут.
– Нет, уж если гадать, то чтобы достоверно!
«Ой, смеется!» – снова подумала Ульяна Ивановна и посмотрела на доктора. Но взгляд его был прям и честен.
– Для сердца… – голос Ульяны Ивановны вдруг прервался.
Если бы на сердце доктора Великанова свалились все зловещие пики во главе со страшным тузом, Ульяна Ивановна не была бы поражена так, как поразило ее появление некоей загадочной карты. Это был не туз, не король, не валет, а черт знает что, – какой-то шут гороховый.
Ульяна Ивановна посмотрела на доктора, потом на диковинную карту, потом снова на доктора.
Читатель, конечно, уже догадался, что на сердце доктора Великанова свалился подсунутый им джокер.
Ульяна Ивановна величественно поднялась из-за стола.
– Вот уж не ждала, батюшка Арсений Васильевич, что вы надо мной так посмеетесь, – произнесла она с дрожанием в голосе. – Не маленькая я, Арсений Васильевич, чтобы меня на смех дурочкой выставлять.
Сердце доктора Великанова дрогнуло. Правда, ему хотелось пошутить над Ульяной Ивановной, но обидеть ее… Даже и мысли такой не было.
Между тем Ульяна Ивановна, оставив на столе карты, молча приступила к приготовлению постели.
– Ульяна Ивановна! – сказал доктор.
– Что, Арсений Васильевич? – сухо ответила Ульяна Ивановна.
– Мне очень неприятно, что вы обиделись на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36