И доктор Великанов с такой простотой посмотрел на Ульяну Ивановну, что она тут же решила: «Погибнет, как бог свят, погибнет».
– Арсений Васильевич, – дрожащим голосом произнесла она. – Хоть обижайтесь, а я вам от чистого сердца скажу – нельзя вам одному ехать!
Доктор Великанов, несколько выбитый из колеи предшествующим разговором, и сам уже начал раздумывать о кое-каких промахах в своем плане. Между тем, ободренная его внимательным молчанием, Ульяна Ивановна продолжала:
– Совсем это немыслимо, Арсений Васильевич. Лошадь ту же взять – разве одному с ней управиться?
Наша лошадь норовистая, избалованная. Будете вы, скажем, перевязку делать, на кого ее оставите?
– Лошадь можно привязать к дереву…
– В лесу можно, – согласилась Ульяна Ивановна, – а если в поле случится?
Доктор Великанов растерянно молчал.
– Опять же, если на лошади ехать, косу с собой брать надо, – размышляла вслух Ульяна Ивановна. – И самому харчиться… Об этом тоже подумать следует…
– На первое время у меня рыбные консервы есть… – начал было доктор, но замолчал, встретившись взглядом с Ульяной Ивановной.
«Ни за что пропадет!» – окончательно решила Ульяна Ивановна.
– Против того, чтобы ехать вам, Арсений Васильевич, возражений нет, но одному ехать невозможно… Вот, если бы, к примеру, я с вами была… или еще кто.
Ульяна Ивановна так испугалась собственных слов, что потупилась и покраснела. Впрочем, доктор этого не заметил.
– Ульяна Ивановна! План мой небезопасен, и я вовсе не хотел бы, чтобы кто-нибудь, тем более вы, рисковал…
– Вот уж такие слова от вас, Арсений Васильевич, мне вовсе обидно слышать, – быстро отозвалась Ульяна Ивановна. – Сколько вместе работали, сколько ночей на командном пункте друг против друга сидели, а теперь вы мне про опасность рассказываете.
Доктор Великанов, разумеется, сейчас же сообразил, что был не прав.
– Ульяна Ивановна! – с чувством сказал он. – Я не скрою – меня очень радует, что вы одобрили мою мысль и изъявили желание быть моим товарищем в ее выполнении. Скажу откровенно – лучшего товарища и спутника я не желал бы…
Такое заявление доктора глубоко взволновало Ульяну Ивановну. Чтобы скрыть смущение и радость, она поднялась.
– Тогда, Арсений Васильевич, собираться надо не откладывая. Медикаменты, инструменты, принадлежности всякие – этим вы заведуете, а уж продукты, одежда и всякое хозяйство – моя забота.
Сказав Ульяне Ивановне, что он не хотел бы лучшего спутника и товарища, доктор Великанов, конечно, был вполне искренен: в ее хозяйственные способности он верил больше, чем в свои собственные. И был прав: можно было залюбоваться, глядя, как ловко и быстро начала расправляться Ульяна Ивановна с тюками, ящиками и чемоданами. Несомненно, это была вдохновенная, творческая работа, вмешиваться в которую доктору не следовало.
И, когда, покончив со сборами, Ульяна Ивановна задержалась на несколько минут, чтобы в последний раз полить цветы, доктор Великанов не стал протестовать. Был ли этот поступок необходим, сказать трудно, но он был прост, гуманен и прекрасен.
Потом Ульяна Ивановна очень просто сказала:
– Теперь, кажется, все!..
И заплакала.
Доктор Великанов выходил из больницы следом за Ульяной Ивановной. Он нарочно немного приотстал, так как у него чуть-чуть дрожали руки, а он ни за что на свете не хотел, чтобы это кто-нибудь заметил.
Сказать, что отъезд доктора Великанова и Ульяны Ивановны прошел совсем гладко, – нельзя. Виновником недоразумений и задержек явился гнедой больничный мерин Мазепа. Кто, когда и при каких обстоятельствах опозорил его такой кличкой, – неизвестно, но она была закреплена за мерином совершенно официально, значась в его лошадином паспорте. И нужно сказать, она в какой-то мере соответствовала его характеру и облику. Мазепа был стар, ехиден, ленив и, кроме того, большой лакомка.
Появление на конюшне доктора Великанова и Ульяны Ивановны не очень удивило Мазепу: он знал обоих. Но когда они намекнули, что желают воспользоваться его услугами, он запротестовал. Если бы рассерженная Ульяна Ивановна в конце концов не пустила в ход своего кулака, процедура надевания хомута и шлеи затянулась бы до вечера. Затем Мазепа очень долго не соглашался войти в оглобли, а уже совершенно запряженный – выдернул вожжи из рук доктора, наступил на них левой задней ногой, весьма недвусмысленно угрожая докторским очкам подкованным копытом правой ноги. Доктор с большим трудом сумел овладеть рычагами управления.
Наконец путники уселись на подводу. Напрасно Ульяна Ивановна уговаривала доктора отдать ей вожжи. Он был непреклонен.
– Это совсем не женское дело, – объяснил он, слегка хлестнул Мазепу и сказал: – Но!
Мазепа, успевший распознать полную неопытность доктора Великанова в вопросах конно-гужевого транспорта, насмешливо на него покосился, пренебрежительно махнул хвостом и остался недвижим. Положение создалось критическое: доктор прекрасно сознавал, что дальнейшее промедление может снизить его авторитет в глазах спутницы. Поэтому он что есть силы хлестнул Мазепу вожжами по упругому, лоснящемуся заду и, вспомнив одного знакомого кучера, пропойным басом сказал еще одно в высшей степени грозное «но».
Однако Мазепа выдержал характер, поставив доктора перед крайне трудно разрешимой задачей.
– Мазепа, она очень хитрая, Арсений Васильевич, без кнута ни за что не пойдет, – сказала Ульяна Ивановна смущенному главе экспедиции.
– Видите ли, Ульяна Ивановна, – объяснил доктор, – мне известно, что существует два способа дрессировки животных: метод понуждения и метод поощрения. Последний предпочтительнее, но у нас сейчас нет времени перевоспитать это упрямое однокопытное, поэтому нужен кнут.
Кнута под руками не оказалось, но на этот раз доктор Великанов нашелся удивительно быстро. Соскочив с телеги, он вошел в здание больницы и вернулся оттуда с весьма странным орудием педагогического воздействия, сооруженным из обломка половой щетки и красной клистирной трубки.
Привыкший к безнаказанности, Мазепа только фыркнул…
Но клистирная трубка взвилась, свистнула в воздухе, и прежде чем сам доктор сумел оценить силу нанесенного удара, Мазепа дрогнул и, заиграв мускулами широкого зада, рысью вынес воз на асфальт переулка. Короткое его ржание означало:
– Больше не буду!
Путешествие началось, и сейчас же внимание наших героев было привлечено необычной, многозначительной и грозной картиной.
Медлительно и тяжело двигались нагруженные людьми и вещами бесчисленные грузовики. Рядом с ними, цокая подковами по асфальту, шли лошади, увлекающие подводы, а ближе к тротуару скользила вереница грохочущих, звенящих и скрипящих ручных тележек самых разнообразных систем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36